На пути в Дамаск. Опыт строительства православного мировоззрения - Сергей Юрьевич Катканов

Царь уже знал от святых прозорливцев, что будет убит. Он готовился принести себя в жертву за народ, наверное испрашивал у князя Андрея святых молитв, чтобы укрепил его духовно страстотерпец, принесенный в жертву 739 лет назад. Скоро придут на Русь большевики, но не до конца погубят русскую душу, потому что Отечество наше было искуплено кровью отданного на заклание царя-страстотерпца.

А северный придел Успенского собора, где покоится семья князя Георгия, кажется, до сих пор лижут огненные языки. С южной стороны – мощи самого святого благоверного князя Георгия. А перед алтарем покоится воистину равноапостольный святой благоверный князь Андрей Боголюбский – духовный прародитель северорусского православного племени.

***

Мы зашли в Успенский собор Владимира во время богослужения – была возможность сразу же поклониться княжеским и архиерейским гробницам в северном и южном приделах. Вот только вокруг бродили зевающие иностранцы вместе с родственными им по духу россиянами. При них было как-то даже неловко креститься и делать поклоны. Душу наполнило тягостное ощущение духовной оккупации. Это не татары, которые лавиною вламывались в собор, жгли и убивали, а потом так же быстро убирались в свои степи. Эти могут струиться сюда до скончания века – бесконечным непрерывным потоком, лишая святое место благоговейной атмосферы, оскверняя святыни своим презрительным равнодушием ко всему духовному, терзая души православных паломников.

Впрочем… пусть они и на нас смотрят, зевая, пусть и мы будем для них вместе с этими гробницами "пережитками прошлого". Их презрительные усмешки мы как-нибудь переживем. Хозяева в этих древних стенах – святые благоверные князья, давно уже соединившиеся с Господом. И мы пришли к хозяевам. Так на кого еще оглядываться?

Плохо, что на святом месте мы, православные, по одиночке плаваем в мутных лужах интуризма и перестаем друг друга чувствовать, узнавать. Мы трагически разобщены, туристическая оккупация мешает нам ощутить себя единым народным организмом, мешает слиться в молитве. Опять появляется мрачный призрак духовной разобщенности, некогда погубившей Русь. Так не должны ли мы проявить хотя бы тысячную долю той твердости, которая требовалась нашим дедам исповедникам, противостоявшим безбожной стихии мира?

Мы покидали собор, надеясь после обеда, когда не будет богослужения, помолиться у стоящих на вскрытии мощей св. кн. Андрея, св. кн. Глеба (его сына) и св. кн. Георгия. Но нас постигла совершенно ошеломляющая неожиданность: теперь, чтобы пройти в храм, требовалось купить билет в музейной кассе… Разве разделился собор? Вот он стоит: огромный, цельный, монолитный. Но это лишь видимая монолитность. Святыню разделили на два совершенно разнородных объекта: до обеда – храм, после обеда – музей. И тогда все наше утреннее ворчание показалось совершенно беспричинным – не знали еще, как бывает. Вторая неприятность ожидала нас, когда, купив музейные билеты, мы зашли в собор. Доступ к мощам был перекрыт красноречиво натянутым шнуром.

Бабулька в рабочем халате сурово пресекала робкие попытки некоторых посетителей (туристов? поломников?) проникнуть за ограждение. Было решительно невозможно понять, где она работает, в храме или в музее? Но вот мы заметили серьезного бородатого мужчину, который сидя за столом, изучал какие-то бумаги. Одет он был так же по-рабочему, но что-то было в его облике православное, наше. Я нерешительно подошел к нему и спросил:

– А можно к мощам приложиться?

– Что вы, конечно, даже нужно, это ведь только от иностранцев и от зевак отгорожено.

Мы приложились к мощам. Но вот за ограждение зашли, окрыленные нашим примером две девушки без платков – они с явным интересом рассматривали раку. Благосклонный ко мне бородач тут же облекся в суровость: "Что такое? Кто разрешил?" Девушкам пришлось ретироваться. Их было жаль. Тоже ведь свои. Может быть, для них это был бы первый шаг на пути к вере. И мы были бы все вместе, не разделяясь на "проходных" и "непроходных". Потом, смотрю, бородач что-то очень спокойно втолковывает тем девушкам, а они очень внимательно слушают. Слава Тебе, Господи.

Мы покидали собор, организованная толпа интуристов тусовалась перед натянутым шнуром. Заморские мужики лапали своих простоволосых женщин в брюках. Им не надо было к мощам. Им и так было хорошо. И когда я еще раз глянул на натянутый шнур, он уже не раздражал.

***

Мы вышли из собора, присели рядом на скамеечку и решили посмотреть туристическую схему Владимира (какие мы паломники). Мы ни чего не знаем о русских святынях и припасть к ним не умеем – скользим по поверхности страны, не углубляясь. Если задуматься, мы очень не далеко ушли от интуристов, и еще неизвестно, кто для нас свои.

Изучение схемы дало весьма неожиданный результат. "Слушай, – говорю своей спутнице, – а ведь во Владимире есть еще монастырь. Вот: Успенский, Княгинин, женский…" И тут до нас донесся обрывок беседы сидевших неподалеку людей: "Пойдем в Княгинин?" "Пойдем", – захотелось ответить, хотя слова были обращены не к нам. Родственные по духу русские люди – они же всегда вокруг нас, и мы посреди них. Мы идем в Княгинин монастырь.

Этот монастырь был основан в 1200 году первой супругой великого князя Всеволода Большое Гнездо. Великая княгиня Мария была дочерью чешского князя Шварна (вот тебе и иностранцы). Во всю свою жизнь благочестивая и богобоязненная, лет за восемь до смерти она была поражена параличем. Княгиня переносила недуг терпеливо и без ропота, все больше отдаляясь от мирских забот и постоянно пребывая в молитве. Тогда и решила она основать во Владимире на горе над рекой Лыбедью девичий монастырь. А в 1206 году сама решила принять монашеский постриг и окончить свои дни в основанной ею обители. "И проводил ее великий князь сам со слезами многими, и сын его Георгий, и дочь его Всеслава…", – повествует летопись. Княгиня Мария приняла схиму с именем Марфа и скончалась, пробыв в монастыре всего 18 дней.

Позднее рядом с княгиней Марией была погребена вторая жена князя Всеволода – княгиня Анна. Даже гробница над ними была общая. Во дни земной жизни они не знали, что одна за другой станут женами князя Всеволода, повода для раздора не было. А по кончине делить стало тем более нечего, и вот они вместе – две спутницы господина земли русской. В этом же монастыре покоятся первая и вторая жены святого князя Александра Невского, внука князя Всеволода. С высоты веков нам уже не видны мелкие и незначительные бытовые подробности жизни благоверных князей и княгинь. Все они для нас – Большое гнездо, единое святое семейство.

Сюда, в Княгинин монастырь, когда он был