Веди свой плуг по костям мертвецов - Ольга Токарчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ради бога, папа, зачем вы трогали тело? Вы что, кино не смотрите? Всем известно: что бы ни случилось, до приезда Полиции тело трогать нельзя.
Матоха робко оправдывался, точно его угнетал разговор с сыном. Я думала, что будет наоборот, что разговор с собственным ребенком придаст ему сил.
– Он выглядел ужасно, сынок. Ты бы тоже так поступил. Он чем-то подавился, тело было все выкручено, в грязи… Это же наш сосед, мы не хотели оставлять его на полу, как, как… – Матоха подыскивал слово.
– …животное, – уточнила я, подходя ближе; невозможно было слушать, как Черное Пальто выговаривает отцу. – Он подавился костью убитой Косули. Месть браконьеру с того света.
Черное Пальто мельком взглянул на меня и обратился к отцу:
– Папа, тебя могут обвинить в том, что ты запутываешь следствие. И вас тоже.
– Ты, наверное, шутишь! Вот так дела… А ведь у меня сын прокурор…
Тот решил завершить этот неловкий разговор.
– Ну ладно, папа. Позже вам обоим придется дать показания. Возможно, будут делать вскрытие.
Он похлопал Матоху по плечу, и в этом ласковом жесте ощущалось чувство превосходства, как будто сын говорил: ладно, старик, теперь я этим займусь.
После чего он исчез в доме покойного, а я, не дожидаясь вердикта Полиции, отправилась домой, замерзшая, с охрипшим горлом. С меня хватит.
Из моих окон было видно, как со стороны деревни приближается снегоочистительная машина, которую все здесь называли Белоруской. Благодаря ей вечером к дому смог подъехать катафалк – длинный, приземистый, темный автомобиль с черными занавесками на окнах. Но только подъехать. Когда около четырех, перед самым наступлением темноты, я вышла на террасу, то заметила вдалеке движущееся по дороге черное пятно – это усатые мужчины самоотверженно толкали катафалк с телом товарища в гору, к вечному покою в сиянии Вечного Света.
* * *
Обычно телевизор включен целый день начиная с завтрака. Это меня успокаивает. Когда за окном царит зимняя мгла или рассвет уже через несколько часов незаметно обращается во Тьму, возникает ощущение, будто там ничего нет. Выглядываешь наружу, а стекла отражают лишь то, что внутри, – кухню, маленький, захламленный центр Вселенной.
Затем и телевизор.
У меня большой выбор программ; антенну, похожую на эмалированный таз, привез однажды Дэн. Она ловит несколько десятков каналов, но это слишком много. И десяти было бы много. И двух. Собственно, я смотрю только прогноз погоды. Разыскала этот канал и счастлива, что могу получить все, в чем нуждаюсь, поэтому даже пульт куда-то задевала.
Так что меня с самого утра сопровождает картина атмосферных фронтов, идеальные абстрактные линии на картах, синие и красные, неумолимо приближающиеся с запада, с чешского и немецкого неба. Они несут воздух, которым только что дышала Прага, а может и Берлин. Который пришел с Атлантики, пронесся над всей Европой – можно сказать, что воздух у нас здесь, в горах, морской. Особенно я люблю, когда показывают карты атмосферного давления, которые объясняют внезапное нежелание встать с постели, боль в коленях или что-то еще – необъяснимую печаль, которая очевидно сродни тропосферному фронту, капризной змеевидной линии в земной атмосфере.
Меня трогают спутниковые фотографии и кривизна Земли. Значит, это правда, что мы живем на поверхности шара, открытые всем планетам, заброшенные в огромную пустоту, где рассеялся, собравшись после Падения в мелкие крошки, свет? Правда. Следует ежедневно напоминать нам об этом, потому что мы забываем. Нам кажется, будто мы свободны, а Бог нам простит. Лично я так не считаю. Любой поступок, превратившись в едва ощутимое колебание фотонов, в конце концов устремится в Космос, словно фильм, который планетам предстоит смотреть вечно.
Когда я завариваю себе кофе, обычно передают прогноз погоды для лыжников. Демонстрируют шероховатый мир гор, спусков и долин и прихотливый снежный покров – на шершавой коже Земли лишь кое-где белеют лоскуты снега. Весной на место лыжников приходят аллергики, и картина становится более красочной. Плавные линии обозначают опасную территорию. Где красное, там природа атакует яростнее всего. Целую зиму она ждала в дреме, чтобы теперь наброситься на хрупкую иммунную систему Человека. Однажды она окончательно от нас избавится. Перед выходными показывают прогноз погоды для водителей, но их мир сводится к нескольким линиям немногочисленных отечественных автострад. Такое разделение людей на три группы – лыжники, аллергики и водители – представляется мне весьма убедительным. Классификация продуктивная и нехитрая. Лыжники – гедонисты. Они мчатся по горным склонам. Водители предпочитают держать судьбу в собственных руках, хотя от этого часто страдает спина; оно и понятно, жизнь – бремя нелегкое. Зато аллергики – постоянно на линии фронта. Я, вне всяких сомнений, аллергик.
Мне бы еще хотелось канал о звездах и планетах. «ТВ Космические воздействия». Собственно, он бы тоже сплошь состоял из карт, показывал линии воздействий, поля планетарного поражения. «Уважаемые телезрители, над эклиптикой начинает свое восхождение Марс, вечером он пересечет пояс воздействия Плутона. Просьба оставить автомобили в гаражах и на крытых стоянках, а также спрятать ножи, осторожно спуститься в погреб, кроме того, пока эта планета будет проходить через знак Рака, рекомендуем избегать купания и ловко уклоняться от семейных ссор», – так говорила бы стройная, изящная телеведущая. Мы бы узнали, отчего сегодня опаздывали поезда, а почтальон увяз в сугробах вместе со своим «Фиатом», почему не удался майонез, а головная боль внезапно утихла сама, без таблетки, так же неожиданно, как и началась. Знали бы, когда точно можно начинать красить волосы и на какой день планировать свадьбу.
Вечером я наблюдаю за Венерой, тщательно слежу за изменениями, происходящими с этой прекрасной Девой. Я предпочитаю ее в роли Вечерней Звезды, когда она появляется словно бы ниоткуда, по волшебству, и опускается вслед за Солнцем. Искра извечного света. Именно в Сумерках происходят самые интересные вещи, потому что тогда исчезают несущественные различия. Я могла бы жить в вечных Сумерках.
4. 999 смертей
Солнце, знай оно сомненья,
Грело б дьявола в геенне.
Голову Косули я похоронила на следующий день на своем кладбище возле дома. Опустила в землю почти все, что взяла из дома Большой Ступни. Пакет, на котором остались пятна крови, повесила на ветку сливы, как дань памяти. Туда сразу нападал снег, который ночной мороз превратил в лед. Мне пришлось потрудиться, чтобы выкопать в мерзлой каменистой почве эту яму. Слезы застывали на моих щеках.
На
