Евангелие от Лукавого - неизвестен Автор

IV

У Лёхи это случалось - одолевала слабость духа: томился, маялся, на ум налезала всякая дрянь, и, кажется - выстлана тою же дрянью вся жизнь. В этот раз - Дина не отвлекла его, он и назавтра был не весел. Самому себе Лёха объяснял это "накопившимся балластом". Живя с Оксаной, он забегал с ней в церковь - скинуть его с плеч долой - и выстаивал без мыслей (молитв он не знал) - пока не сгорала в огарок свеча. Сама обстановка нравственно бодрила его - точно так же, как бодрили папироски с травкой или задушевные песни. В бога - Лёха не думал - верит он или нет: заходя в церковь - пожалуй, что и верил, но в основном - смеялся не без издёвки. Во время своей учебы, на втором курсе - замытаренный "вышкой" - встретил он в институтской столовке сокурсника Надира Латыпова - рослого татарина с форсовой, стриженной в клин бородкой ("преподы" бородатых шпыняли). - Привет, - улыбнулся Надир тонкогубым ртом, протискиваясь рядом с Лёхой в очередь. - Видок у тебя неважный. Сели есть - Надир без предисловий, без Лёхиной подачи - закрутил свою излюбленную шарманку: - Лёх, а ты не думал изменить свою жизнь? Ты не обращал внимания: кого ни спроси "как дела?" - "нормально" - отвечают, "всё ничего". А что "нормально", что - "ничего"? Просто похвастать нечем - обыденно, пресно, однообразно. - Не у всех так, - ответил Лёха, чтобы что-нибудь ответить. - У всех, Лёх, у всех, - обрадовался возражению Надир. - Они без бога в сердце живут, у них цели нет. Надо непременно побывать там, непременно тут, отдохнуть; там подсуетиться, ещё где-то; здесь поучаствовать. А смысл? А дальше? Без Бога так и не поймёшь, зачем эта беготня. "Если пребудете в Слове Моём - познаете истину, и истина сделает вас свободными" - вот что Он говорил. Богу безразлично, кто ты - христианин, мусульманин, русский, не русский, но ты с Ним - значит ты спасенный человек. Поступай по Его заповедям - и увидишь, как легко тебе заживётся, когда тебя поведёт Бог. Он будет думать о тебе: "Вау! Как круто, что Алексей со мной, как хорошо, что он не хочет попасть в ад, а хочет попасть в рай. Он отличный парень!" Иисуса - ты знаешь - распяли за то, что он любил людей. Я читал о его мучениях - бр-р, мне было страшно. Но к счастью, он не мог умереть - он воскреснул и вот что он сказал в Библии: "Вникай в себя и в учение, занимайся им постоянно, ибо так поступая, и себя спасешь, и слушающих тебя." И ещё: "Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе: слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день". И ещё: "Ибо что пользы человеку приобрести весь мир, а себя самого погубить или повредить себе?" - Впустую ты сеть развешиваешь, - поухмылялся Лёха, собирая тарелки. Над Надиром откровенно потешались; Лёха не был исключением - слишком разнились они с ним. Надир поверил после того, как погиб его приятель. Впервые - задумался о жизни вообще, но кругозор был узок, и он схватился за первую же - под рукой - подпорку для души - за Библию. Мысль, что нужно помогать людям, поразила его. Он бросил учебу, родителей, работал на фирме, принадлежавшей его Церкви, недоедал, недосыпал - поддерживая, чем можно, других, более бедных ребят. Лёха тоже окунался в извечные темы, но честолюбие его незыблемо парило над всем. Попробуй, добейся чего-нибудь, помогая встречным и поперечным! Обдерут донага и порскнут восвояси. Бог был гипотезой не полезной - Лёха и относился к нему, как к безделице.

А издёвочка его родилась, когда он разок допустил слабость и сходил с Надиром на собрание. Зал заштатного кинотеатра - с блюдце; темно, душно, кресла скрипят. Раздали листки с гимном - творение французской аристократки 700-х годов. Герман - глава общины, в зелёном свитере, с клетчатым, повязанным на шее платком - напомнил: - Братья поют те ноты, которые снизу. Сёстры - сверху. Не сбивайтесь! - Давай, Герман! Давай! Давай! - задробило в ответ по рядам. Затянули - стройно, но тотчас сбились на разные лады: "Душа, воспо-оо-ой! Господь всегда с тобо-оо-ой!" Герман не дал паузы - кое-как допели второй и третий куплеты: "Во всех дела-аа-ах Надейся на Отца-а-а! Он твой защит-и-и-итник Верный до конца-а-а-а!" Последнюю строку Герман заканчивал в одиночестве - своим красивым, хорошо поставленным тенорком. - Помолимся, братья! - возгласил он. - Обратимся вместе к Иисусу! Хорошо? Ученики сцепились руками; стало слышно, как барабанит снаружи по крыше и по асфальту проливной дождь. - Я помолюсь за тебя, - шепнул Лёхе Надир. - Господь! Мы обращаемся к тебе! - с воодушевлением сказал Герман. Спасибо тебе, что мы можем изучать Библию! Спасибо, что мы вместе! спасибо, что ты даровал нам любовь! - Давай, брат! Правда, брат! Аминь! - доносилось со всех сторон. - ...Ибо сказано Тобой: "По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою". Сделай так, чтобы приходили к нам тысячи! Сделай так, чтобы наши братья успешно проповедовали и в Екатеринбурге, и в Ленинграде, и в Ярославле, и в Омске!.. - Аминь! Давай, Герман! Спасибо, Бог! - "Ибо Слово Божие живо и действенно, и острее меча обоюдоострого. Оно проникает до разделения души и духа, суставов и мозгов, судит помышления и намерения сердечные. И нет твари, сокровенной от Него, но всё обнажено и открыто перед очами Его: Ему дадим отчёт". Но знайте, что "никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою. Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы духом святым." Вникай в учение и в слова пастырей! Будь совершенен Божий человек, и к добрым делам приготовлен! Так ли, братья и сёстры? - Та-а-ак! Аминь! Аминь! Аминь! Та-а-ак! - вторилось и вторилось на протяжении его бессмысленной, с надёрганными из Библии стихами, проповеди. Надир отдал за Лёху взнос (скидывались - кто по скольку мог), познакомил со своей группой и обещал непременно позвонить - в ближайшие день-два пригласить на церковную дискотеку. Лёха ушел с большим облегчением. С Надиром он расстался почти грубо и никогда больше не интересовался религией...

- Может быть, вам предоставить отпуск на время суда? - А что - так важно, чем он закончится? - А почему вы отвечаете вопросом на вопрос? - А вы? Толстый Свешнев разозлился - по-совиному вжимал голову в плечи, черкая ручкой завитки по бланку на своём столе. Сказал - точно сплюнул: - Вот и поговорили. По старой памяти - Лёхе прислали приглашение на фуршет: издавался новый риэлтерский журнал, и редакция надеялась привлечь к себе рекламщиков. Идти Лёхе было "в лом", но после ссоры со Свешневым - нарочно захватил с собой Прижнюк и поехал. Вадим Райзман нашёл банк, пожелавший перекупить небольшое агентство - и с неожиданной покладистостью согласился на раздел. Ирка пригрозила, что уволится, но совет, в запарке дележа (делили имущество) пропустил это мимо ушей. Общая неудача отчасти сблизила их с Лёхой. - Я хочу купить зелёные контактные линзы. У меня будут глаза, как у Скарлет О`Хара, - беззаботно говорила Ирка, разглядываясь в миниатюрное зеркальце. В ресторане было людно, но они успели занять столик у дверей на веранду, где гости толпились у летнего кафе - подле двухметровой пёстрой статуи китайца. - А кто тебе Свешнев? - спросил Лёха. - Они сослуживцы были с моим папой. Папа умер, и он взял меня на фирму. - Может быть - вернёшься к нему? Не на Райзмане же свет клином сошёлся. - Вадим себе сам яму выкопал. Он потом поймёт, неумелый ловчила! Я, кстати, уверена, что Фёдорыч простил бы меня, отчитал бы с пристрастием и простил. Он дома - смирный, им жена и сын шутя вертят, он только успевает поворачиваться. Это он на работе волевой. - Так вернёшься? - Ну его. Устрою себе каникулы, а там что-нибудь подвернётся. Думаешь мне деньги важны? Мне важно, чтобы у моих мужиков они были. Я зарок дала лет пять замуж не выходить, чтобы всего напробоваться. - Похвальная доктрина, - сказал Лёха. - Но она у тебя лопнуть может очень банально: бац - и ребёнок, который свяжет тебя по рукам и ногам. - Я няню найму - тоже мне, проблема из проблем. Но дети мне и правда сейчас ни к чему. Я сумею позаботиться, чтобы их не было. Я уже спала с парнем - и всё было в порядке. Представь, он даже влюбился в меня; а он богатый - посулил мне квартиру, машину, если распишемся, но я его отшила наотрез. - Можно было подоить его, а потом развестись, - сказал Лёха, совершенно не поверив ей. - А мне оно надо? Чего доброго - потребовал бы, чтобы я не работала, зевала бы у окошка и вязала ему свитерочки. И не заметишь - паутиной покроешься. Лёха вспомнил ДК, Малахову и стеклянное крошево звёзд под кронами сосен. - А у тебя жена вязала свитерочки? - спрашивала его Ирка. - У них домработница вязала. А Оксана - дизайнер, боюсь, что именно это и отравило наши отношения. Она их вырисовывала себе в эдаком безоблачном-безоблачном свете, а получалось всегда не по нарисованному. - У тебя с тех пор были девушки? - Нет. - Забавно, - Ирка изобразила, что аплодирует. - Как же ты живёшь-то, бедолага? - А мужикам, дорогуша, проще женщин. Прижмёт - снимаешь на Тверской проститутку, и не нужно серенады бренчать под балконом - она тебе без дальних кругалей даёт, что ты хочешь. - По-моему, все проститутки - круглые дуры. Можно не отдаваться, а всё равно "разводить" вас на те же деньги. А подольше "разводишь" - и вернее, и больше получается. - Но только круглые дураки позволяют себя "разводить". А как раз у них-то денег нет. - А у тебя деньги есть? Ты ужином меня накормишь? А? Здесь классно готовят... А куда было деваться?