Откуда приходят люди в этот мир? - С. Добрунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пошли все пешком. Проходя через ворота церкви с головами, покрытыми белыми платками, как белым снегом, сестры умело трижды перекрестились на здание самой церкви, потом, зная уже дорогу, повернули к церковной лавке, купили свечей и опять крестились и кланялись, входя в церковную дверь. Делали они всё настолько уверенно, что ясно было – здесь они не в первый раз и чувствуют себя в «гостях» у Бога, как дома. Глеб в нерешительности шел сзади, наблюдал только, но не крестился и не кланялся. Народу внутри собралось немного. Было прохладно, даже холодно, непривычно мрачно после яркого весеннего солнца на улице. Каменный шершавый пол помнил тысячи и тысячи ног, прошедших здесь за долгие времена. Сестры сначала остановились в первом помещении, перекрестились и поклонились трижды, а потом прошли во второе, под свод купола, где из окон струился яркий радостный свет. Глеб держался где-то поодаль, наблюдая за действиями, здесь происходящими, и разглядывая утварь с нескрываемым интересом. Внимание всех вдруг привлёк крик младенца. В правом дальнем углу церковной залы стояла группа людей, среди них – священник в золотого цвета одежде принимал из рук женщины ребёнка и, почувствовав чужого, тот неудержимо кричал. Не сказав ни слова, сестры направились туда. Священник держал ребёнка на руках, а мать снимала с него пелёнки, оставив его совсем голенького. Вдруг крик прекратился: малыш, погруженный в теплую воду большой серебряной купели, умолк на миг и заморгал своими огромными глазами от удивления и стучал ножками, как только его вынимали и погружали вновь. Закончив обряд, священник передал было начинающего опять плакать младенца матери, и та, кутая его в большое полотенце, погладила ему животик, прижала к себе и, обиженно всхлипнув ещё раз, ребёнок умолк на руках у своей мамы.
Сестры улыбнулись друг другу, тронутые этим действом. Катя обернулась, ища Глеба, тот стоял поодаль, довольный увиденным, и тоже улыбнулся в ответ.
– Да воскреснет Бог, да расточатся врази его и бежат от лица его ненавидящие его, – вдруг раздался громогласный голос из другого конца залы. Взгляды прихожан теперь устремились туда. Там у колоны, поддерживающей свод купола, стояла небольшая кафедра, а перед нею с одной стороны молодой человек со склонённой головой, а с другой священнослужитель, одетый в черное, небольшого роста и с черной бородой, подняв руки к куполу церкви, самозабвенно читал эту молитву своим зычным громким и выразительным голосом, который, отражаясь от купола, накрывал всех силой и смыслом звучащих слов:
– …Кресте Господень прогони бесы, силою пропятого на тебе господа нашего Иисуса Христа…
Катя четко представила себе лицо Иисуса, пропятого на кресте с полузакрытыми от страданий глазами и склонённой набок головой, и стала искать его, это лицо, на стенах церкви. И вдруг столкнулась с ним взглядом, со здоровым, воскресшим и ставшим Богом, Иисусом Христом, под куполом залы, откуда великий Христос сходил с облаков, простирая руки к людям и смотрел на них своими большими, широко открытыми глазами. Зачарованная этим взглядом, Катя застыла сначала, словно парализованная, остолбенела с высоко поднятой головой. Рисованные глаза Христа показались ей живее живых, и в своём остолбенении она увидела вдруг, как эти большие глаза прищурились, словно рассматривая её, и маленькая красная слезинка выкатилась из глаза Христа, побежала по его щеке и упала вниз, прямо на Катю. Испуганная видением, она шатнулась в сторону, но тут же ощутила удар падающей этой слезинки на своей щеке и, испугавшись ещё больше, она промокнула эту слезинку платком, тем белым с голубыми полосками по краям, которым недавно промокала кровь Глеба. Но видение вдруг исчезло, и не было ни платка, ни следов крови на нём… Она опёрлась на руку подоспевшего Глеба.
– Тебе плохо? – спросил Глеб.
Но Катя опять представила распятого на кресте Христа с мёртвым бледным лицом и склоненной на бок головой, и ручейки крови, такой же, как слезинка, стекали из колотой раны под сердцем.
– И даровал нам, тебе крест свой честный на прогнание любого супостата, – продолжал священник, утверждая на весь свет смысл молитвы…
Голова у Кати закружилась, появилась тошнота, и тот гвоздь опять со всей силы пробил затылок, наполнив всё тело её болью. Она сильнее опёрлась на руку Глеба:
– Мне, правда, плохо, давай выйдем.
Но на свежем воздухе тошнота усилилась, боль сместилась в затылок и не утихала, бледное лицо её покрылось капельками пота. Держась все ещё за руку Глеба, она потихоньку пошла к скамейкам в парке напротив церкви, а перепуганная Настя, семенившая за ними, то прикрывала рот ладонью, то промокала слёзы на глазах. Катю вдруг позвало на рвоту, её усадили на скамейку, и Настя обмахивала её снятым с головы платком и теперь почему-то улыбалась…
– Глеб, беги за Олегом. Дети пусть идут сюда, а вы за машиной. Олег покажет, как поближе подъехать, – она указала пальцем на дорогу вдоль парка, – а я побуду здесь, с Катей.
Растерянный Глеб пошел вправо, затем повернулся и направился влево, но сообразив, наконец, где кафе, побежал прямо через газон. Минут через десять они уже вернулись вместе с машиной, Кате всё ещё было плохо: её тошнило, промокшая от пота челка прилипла ко лбу, глаза выражали страдание.
– Голова болит сильно, затылок, – Глеб подхватил её на руки и опять через газон понёс к машине. Обмякшая рука Кати свисала с его плеча.
Дома Катю уложили на постель, мокрое холодное полотенце положили на лоб, Настя дала ей две таблетки анальгина, и чуть спустя Кате стало легче, она порозовела и улыбнулась.
– Может, надо было скорую? – ещё ничего не понявший Олег разводил руками и рассуждал сам с собой.
– Ага, через девять месяцев или гораздо раньше и скорая понадобится, – улыбаясь перебила его Настя.
Глеб раскрыл от удивления рот и глаза. Что-то забормотал непонятное, но через секунду тоже улыбался, выражая теперь полное удовлетворение от произошедшего.
– Вот это да, ну вы даете! – наконец-то и Олег понял, в чем тут дело.
Но дело было не в этом.
Как только Катя полностью пришла в себя, они собрались и уехали в Ростов.
Глеб и Катя
Сначала ехали молча. Каждый в отдельности пытался проникнуть, вернее, вникал в то положение, в котором они оба и, в первую очередь Катя, оказались. В голове у каждого звучали слова: беременность, ребёнок, малыш, девочка, а может, мальчик, двойня, счастье, семья, приятные хлопоты… Так продолжалось, пока машина выбиралась из станицы, перебиралась, гулко хлопая колёсами о понтонный мост, поднималась в гору.
Первой заговорила Катя:
– Глеб, я почему-то боюсь, очень всего этого боюсь. Мне страшно.
– А я горжусь тобой, малыш! У меня радостно на душе. Я ликую. Спасибо тебе огромное.
Ты такая… такая замечательная! Но так всех напугала. И не бойся, пожалуйста, я же всегда буду рядом и успею взять тебя на руки, защитить, как и раньше, – он опять положил свою руку на ладонь Катиной, и она перевернулась, как и раньше, и пальцы их сплелись…
– Вот, родители, узнай об этом, обрадовались бы, – со вздохом продолжила Катя. – Как жаль, что я их совсем не помню. – Она посмотрела в окно – на том холме она вдруг на какой-то миг увидела папу и маму, прямо как с фотографии: молодых и весёлых. Они приветливо улыбались и, словно не обращая внимания на быстрый бег машины, спокойно шли рядом. Папа помахал Кате рукой, и они оба исчезли. Катя была уверена, что это было не видение, не воображение, не фантазия. Это было на самом деле.
– Там, = Катя показала пальцем туда, на обочину, где только что видела родителей, – там… – и умолкла.
Глеб внимательно смотрел на дорогу и все ещё держался за Катину руку. Вдруг острая, как гвоздь, боль опять ударила её в затылок, словно этот гвоздь с одного раза забили по самую шляпку большим и тяжелым молотком… И прошла так же быстро. «Беременность беременностью, но ведь при беременности разве бывают такие сильные головные боли? – думала Катя. – Говорить ли Глебу об этих болях? Нет нужно сначала побывать у врача» – решила она.
А Глеб, словно читая её мысли, сказал:
– Нужно завтра же побывать у врача, у гинеколога, вернее, у акушер-гинеколога, – он даже палец поднял вверх, довольный своими познаниями…
Затем они долго фантазировали, как назовут своих детей, как получат новую квартиру. Сельмаш, слава Богу, строил много жилья, и Глеб, превратившись из холостого в женатого, быстро станет в очередь и быстро получит квартиру. И, конечно, основательно займётся карьерой. Работать, работать и работать, ведь занятие свое, свою работу он любил и знал досконально, за что его и ценили на заводе.
Катя поспала немного. Потом они остановились у Шолоховских пеньков, поели Настиной еды, походили по лесу, целовались, конечно, и лес зашумел ещё голыми ветками, словно аплодируя им. И когда сумерки плотно покрыли небо, припадая к земле, напуская на неё ночь, въехали в город. Так радостно, но через испуг, прошел этот первый визит к Насте в Вёшенскую.