Откуда приходят люди в этот мир? - С. Добрунов

Глеб пил свой кофе, он тоже стал задумчив и невесел, потому что воспринял весть о гибели Катиных родителей как свою беду, потому что сегодня ночью Катя стала ему родным и близким человеком, второй его половинкой.

– В следующую субботу у меня выходной, и ты можешь пропустить институт, – он улыбнулся, – вот и съездим в твою Вешенскую станицу, у меня есть дело к твоей сестре, вернее, просьба, – и он опять улыбнулся хитро, только уголками рта.

– Какое? Какая? – раскрыв почти до челки свои и без того огромные глаза, действительно удивившись, спросила Катя.

– Когда спрошу, тогда и узнаешь. Сегодня у нас в программе фильм «Случай в квадрате 36—80» про настоящих мужиков, чтобы ты могла еще передумать. – Он поднял руку ладонью вперед, точно так как это сделала та дама в ЗАГСе, когда отправила их на два месяца: «Можете ещё передумать». И неожиданно взял её на руки и аккуратно пронес через узкую дверь в кухню на диванчик, и они опять забылись, унеслись в никуда, как только соприкоснулись их губы…

– С сегодняшнего дня мы живем здесь вместе как муж и жена, настоящие, – первым вернулся в реальный мир Глеб.

В его словах не было даже намёка на ту грубость, когда он предложил ей «пообщаться» там, в общежитии. Это были мягкие и нежные слова и в то же время твёрдые неоспоримые слова мужчины, берущего всю ответственность за сказанное на себя. Кате вдруг стало уютно и тепло, как будто она действительно оказалась за «каменной стеной» надёжности и ответственности Глеба. Она осмотрела маленькую комнатку, крутящиеся бобины на магнитофоне, наполовину отбитое зеркало двери шкафа и ей показалось, что это и есть тот огромный хрустальный дворец, куда сказочные принцы на белом коне увозят своих любимых женщин, Она положила голову Глебу на грудь и закрыла глаза, не веря в реальность своих мыслей.

– Я согласна, – опять сказала Катя, подчиняясь ему и радуясь тому, что есть кому подчиняться, – я согласна, – еще раз повторила она.

Неделя эта была по-настоящему медовой, только что мёда самого не было, а были поцелуи – длинные, бесконечно длинные и нежные, были слова – красивые, нужные и важные, были подарки, цветы – белые розы, вообще редкие и дорогие, были бессонные ночи и тот луч солнца, каждое утро прокрадывающийся сквозь щелку в шторах, озаряя и включая ярким светом веснушки на только недавно уснувшей Кате.

На занятиях она полуспала, а после уже бежала, как настоящая жена, в магазин за продуктами и, как настоящая жена, крутилась в маленькой кухне, готовя еду для Глеба – как для настоящего мужа. А потом, когда он приходил с работы… все начиналось опять, продолжалось и повторялось, вплоть до луча солнца сквозь щелку…

И в природу тоже пришла настоящая весна. Для начала апреля было слишком солнечно и тепло, снег давно исчез, воздух прогрелся, тяжелые почки уже открывали маленькие листочки, травка поднялась над газонами и зазеленела яркими пятнами среди асфальтовых пустынь большого города.

И утром, когда Катя, ещё сонная, отправлялась на занятия, и после обеда, когда уже радостная и возбуждённая спешила по магазинам с деньгами, которые ей дал почти настоящий, нет не почти, а уже настоящий муж, мужчина, её мужчина, и вечером, когда они отправлялись гулять, – всё время мир весны был озвучен пением, трелью, переливами, щебетанием птиц.

– Глеб, может мне после занятий съездить на вокзал и купить билеты? – спросила Катя за завтраком в четверг.

– Зачем? – удивился Глеб. – Я беру машину у Антон, а и мы поедем на белой «Ладе», почти как на белом коне. Антон очень хочет продать её мне, ну а я, конечно, очень хочу купить её. Вот и испытаем, попробуем этого коня…

Катя и Глеб

Выехали рано, в шесть часов утра, путь до Вёшенской далёкий – часов шесть ходу. Дорога в это тёмное время ещё была почти пустой, только иногда слепили глаза встречные машины. Уютный салон «Лады», тишина, двигателя почти не слышно, красивый свет приборов, статный, даже вальяжный бег авто, рядом любимый человек, управляющий почти своим автомобилем… Вот только это «почти». Да, пока у Кати все было «почти». Почти муж, почти семья, почти своя машина… Но это было, было у неё, у той девочки Кати, которая росла без родителей, без достатка, без особого счастья. И сейчас это «почти» было для неё не «почти», а «уже». Ведь Глеб – реальный и, главное, настоящий мужчина. Вот это и не было «почти». Это было на самом деле. Была та драка, кровь из губы, белый платок с синими полосками по краям. Было, да было хамство, недостойное ёё, Кати, поведение, но ведь был и букетик нарциссов и слова: «Выходи за меня замуж» там, у окна возле аудитории. И был её, для неё самой неожиданный ответ: «Пойдем». И это не «почти». Это настоящая радостная жизнь. И есть тот пакетик с аистом и младенцем, где указано, что 22 мая в 11.30 их ждут для бракосочетания. Через месяц…

Так, сидя рядом с Глебом на удобном сидении «Лады» и посматривая иногда на него, внимательного и сосредоточенного на дороге, думала Катя. А машина послушно бежала по шоссе, неся их обоих не только в станицу, но и в будущую жизнь. Вот уже засерел, загорелся, заголубел небосвод, звёзды стали меркнуть на небе и исчезать в свете зарождающегося дня. Вокруг дороги уже обрисовались вспаханные и засеянные поля, начинающие зеленеть посадки… бескрайние, бескрайние просторы России прорисовывались все четче и четче в новом дне. Спать совсем не хотелось, хотелось просто взять и положить голову на плечо к Глебу. Но она боялась помешать ему. И Глеб, словно чувствуя желание Кати, убрал правую руку с руля и положил её на Катину ладонь сверху. Тонкие, упругие венки ощущались под его пальцами. Он нежно погладил их и, словно отозвавшись на это прикосновение, рука перевернулась вверх ладонью, и тоненькие пальчики вплелись между его пальцами, слегка согнулись и застыли, застыли в удовольствии.

– Не спишь? – спросил Глеб. – Если хочешь, поспи, день впереди нелёгкий.

– Нет, я не хочу, я смотрю на тебя и мне хорошо. Я смотрю, чтобы ты не заснул.

– А вы похожи с Настей?

– Конечно. Но все же о чем ты хочешь её спросить?

– Вот приедешь и услышишь, – отшутился Глеб. – Жаль, ещё холодно, в Дону не искупаешься.

– А мы, бывало, в апреле уже купались в детстве. Вода холодная, и тело все дрожит, и радостно, и приятно, и мурашки по коже. И весело.

Это было время, когда страна готовилась к олимпиаде. Это было время Высоцкого, его «Охоты на волков» и «Коней привередливых». Это было время «Жигулей» и «Лад». Говорят, это было время застоя, но это было хорошее время!

Глеб включил приемник, они приближались к Каменску, и здесь «ловилась» музыка. Вдруг неожиданно, после шипения и рычания, из приёмника вырвалась песни:

И мне до тебя, где бы ты ни была,Дотронуться сердцем не трудно.Опять нас любовь за собой позвала….

И тут же опять погрузилась в хрип и скрип.

– Вот это слова, сразу целый образ, в двух строчках целая история любви, – Глеб не скрывал, что поражен услышанным, – не только стихи, но и исполнение, голос и талант певицы. Это ведь целый мир. Говорят, что всплеск искуства шестидесятых сейчас угасает, но вот такие таланты как Анна Герман, по-новому показывают, выражают мысли, рожденные в шестидесятые. Ты как филолог возрази, скажи, что я не прав?

– Почему? Прав, конечно. Талант – это, прежде всего, развитые упорным трудом способности. И Герман – яркий тому пример. А Рождественский? Он, наверное, как Лермонтов и Пушкин, вне времени и эпохи. Классическое произведение наиболее реально отображает современность, но оно приемлемо, применимо и к другим последующим эпохам. Разве стихи Лермонтова не актуальны в современной жизни? Возьмем его «Три пальмы». О чем оно? Об одиночестве этих растений в пустыне? О смысле жизни в принесении пользы? «Без пользы в пустыне росли и цвели мы…» А может, об утраченной любви?: «А ныне всё дико и пусто кругом…» А, может, о политике? – «и стан худощавый к луке наклоня, араб горячит вороного коня…», что и делают со всем миром сейчас политики: рискуют, провоцируют. Вот это и есть классика литературы. Или «Крест» Рождественского: «Без креста мне ещё тяжелей» – через сто лет эти слова будут так же актуальны, как сегодня.

Катя до того увлеклась, что вдруг умолкла, словно устала.

– А Пушкин про ножки знаешь, что сказал? – лукаво спросил Глеб, взглянув на мгновение на Катины ножки и опять повернул голову на дорогу:

Ах, ножки, ножки, где вы ныне…И дам обдуманный нарядЛюблю их ножки, только врядНайдёте Вы в России целой…

– Конечно, в современной России больше красивых ножек, чем в пушкинской, – он опять скосил взгляд на Катины ножки, – на этот вопрос даже институт статистики не даст даже приблизительный ответ. Но ведь эти пушкинские слова тоже классические, как ты говоришь, приемлемые и сейчас и, самое главное, будут приемлемы, будут иметь огромный смысл во все времена, пока живут на этой планете мужчины. Я вообще-то просвещен больше в теории машин и механизмов, сопромате, ТОЭ, но стихи очень люблю и классику вообще, особенно люблю Толстого. «Анна Каренина» – энциклопедия русской жизни. Так? «Я здесь, потому что должен быть там, где Вы», – это сказал Вронский?