Черный истребитель - Blackfighter

Танька вполне себе представляла, что она может сказать. Но одно дело — сказать. Другое — наплевать и на то, и на другое… А вот звонок…

— И… что я сказала?! — в панике спросила Танька.

— Не имею привычки подслушивать чужие разговоры, — подмигнул ей Герцог.

Танька обреченно вздохнула и вновь улеглась к нему на коленки, размышляя перед сном. Муж был уже давно — год — как нелюбимый и ненужный. Некоторая польза в виде социального статуса и зарплаты от него, конечно же, была. Хотя, в общем, Таньке было плевать и на первое, и на второе. Но ссориться с мужем она опасалась — тот легко переходил на нытье и не успокаивался часами. Думая о том, каких еще странностей можно ожидать от себя и окружающего мира, Танька заснула и спала до самого Ростова сном без сновидений.

От вокзала до дома путь вел, так загадочно петляя, что первым впечатлением Таньки было — город, состоящий из одной, но длинной улицы. С одно-двухэтажными домами. Где-то на горизонте маячил ростовский Кремль. Танька услышала колокольный звон, и скривилась, потирая виски, в которых что-то нехорошо аукнулось.

Герцог вопросительно приподнял брови.

— Благодать… — мрачно произнесла Танька. — Полные уши благодати…

— Столярова, значит, почитываем… ну-ну… — непонятно высказался Герцог.

Дом, в котором проживал Герцог — Танька уже разобралась, что Маршал москвич, и тоже едет в гости — оказался весьма странным. По московским меркам. Это был здоровенный деревянный одноэтажный дом с участком, комнат на шесть, однако внутри обнаружились не только коммунальные удобства, но еще и батареи, телефон, и, что наповал убило Таньку, «выделенка». К «выделенке» был подключен относительно новый компьютер, вокруг которого валялось множество различных девайсов.

— Красиво живешь…

В доме царил легкий бардак серии «все под рукой». Сначала Танька решила, что они в доме одни, но, выходя из ванной в старом невероятных размеров махровом полотенце, столкнулась с женщиной лет пятидесяти. Та посмотрела на Таньку равнодушно, кивнула головой в ответ на слегка ошарашенное «здрасте!» и удалилась куда-то в глубь дома.

Из ванной Танька направилась в сад, идти в сари из полотенца в комнату к парням ей не хотелось. В саду все было симпатично — запущенно и тенисто. Обнаружив полуодичалый крыжовник, Танька облюбовала куст с ягодами покислее и принялась его общипывать, периодически потряхивая волосами.

Сзади кто-то обнаружился, но Танька не стала оглядываться, кожей спины угадывая Герцога.

— Жрешь? — ласково осведомился он.

— Угу! — ответила с набитым ртом Танька.

— Кислятина же…

— Так в том и кайф, что кислятина…

Герцог уселся рядом на корточки и задумчиво отщипнул пару ягод.

— Кстати, — вспомнила Танька, — там женщина в доме… она тебе кто?

Герцог самую малость закаменел в лице.

— Она мне… Алла Николаевна. Племянница первого мужа бабушки.

— Хитро-о… — протянула Танька, рассчитывая на продолжение.

— Если бы не она, меня сдали бы в детдом, когда погибли родители. Впрочем, может, оно и к лучшему… — уставился в пастельное северное небо Герцог.

— А чем в детдоме лучше?

— В детдоме труднее попасться на глаза психиатру.

Танька повернулась к Герцогу, рассыпав крыжовник.

— Когда меня стало ломать… лет в тринадцать… она, конечно, всполошилась. И отвела меня к добрым докторам.

— Диагноз приклеили? — понимающе спросила Танька.

— Не дошло. Но химии пришлось выжрать изрядно.

— Повезло. Мне вот тоже повезло… три раза укладывали, но на учет не поставили. Родители меня лечить хотели, а вот дочь на выданье с клеймом из «дурки» их не приколола. Зато всю задницу искололи и много чего там еще было… — помрачнела Танька.

Она вдруг поняла, что первый раз за четыре года, которые она прожила в Москве, получив квартиру от дальней родственницы, рассказывает кому-то об этой части своей биографии. Порвать с родителями на следующий день после восемнадцатилетия, сменить фамилию, выйдя замуж, поступить в институт было проще, чем рассказать кому-то о пяти годах лечения у участковых детских психоневрологов и прелестях пребывания в соответственных заведениях «на обследовании». Не знали об этом ни Танькины знакомые (подруг у нее не было), ни муж.

— Я вот не понимаю! — вскинулась вдруг Танька, безжалостно обдирая листья с ветки крыжовника. — Я не понимаю! За что?! Я мешала кому-то?! Я Чикатилло?!

— Ну, ты ж читала Столярова. Тебе других объяснений нужно, более приятных? А нифига… «Кина не будет, кинщик пьян».

— Свинья ты… — ляпнула Танька и испугалась, что будет понята превратно.

Герцог повернул к ней лицо, уже совсем обычное и привычно-насмешливое.

— А мне тебя что, пожалеть? Маленькую и слабенькую?

— Я тебе пожалею… — показала Танька мелкий, но крепкий кулачок. — Тебя самого потом пожалеют…

— Ну вот, все ты сама понимаешь, — рассмеялся Герцог. — Кстати, стихи у тебя неплохие…

— Это не стихи… — буркнула Танька, смутившись. — Это блевотина больного мозга…

Герцог заржал, как жеребец при виде кобылы.

— Ценю поэтическое слово… крепкое и конкретное… Кстати, в дом пошли, а то Маршал будет варить пельмени до тех пор, пока не придут их поедатели.

Танька испугалась за пельмени и резво отправилась в дом.

В Ростове обнаружился не только противный Кремль с колокольней, но и очаровательное озеро, название которого Танька сразу запомнила. Однако шашлык из сарделек и пять литров разливного вина в летний вечер от этого менее приятными не стали. По ходу дела Танька узнала, чем занимаются ее новые знакомые. Герцог в Ростове был сразу и тренером юношеской команды по карате, и программистом-фриленсером. У Маршала в Москве был «бизнес», о котором он говорил мало и невнятно. Еще у них обнаружились паспортные имена. Герцога мама с папой, оказывается, назвали Димой, а Маршала — Михаилом. Однако Таньке это не понравилось. Ей даже хотелось, чтобы ее называли тоже… не Танькой, а так, как она сама называла себя иногда. Но смелости назвать это имя не хватило. Или просто показалось несвоевременным.

А озеро, оказалось, звали Неро. Танька не знала, древнеславянское это слово, или нет, но оно ей не понравилось.

Когда канистра подошла к концу, Танька поняла, что не искупаться она не может. Но купаться в единственном комплекте одежды — джинсах и майке — как-то не хотелось. А купаться в натуральном виде было стремно — вдруг не поймут? С ее точки зрения, голое тело было куда как более естественной вещью, чем всякие там мини-бикини. Которые, если подумать головой, привлекают гораздо больше внимания, чем самая банальная голая задница. Но Танька давно поняла, что ее образ мыслей мало кто разделяет. А «думать головой» вообще как-то не принято. Даже неприлично.