Правило четырех - Йен Колдуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уходя, она оставила книжечку в мягкой обложке со срезанным уголком, на котором когда-то стояла цена.
— Тебе нужно что-то сильное, тонизирующее, — прошептал еще один гость, когда остальные уже вышли, — а не эта жвачка.
Я даже не узнал его. Он оставил «Графа Монте-Кристо». И как ему только пришло в голову, что самым тонизирующим чувством могла стать для меня тогда жажда мести?
Я вдруг понял, что ни один из этих людей не способен справиться с реальностью, что все они так же бессильны, как и я, лежащий на больничной кровати. Смерть отца жестоко опровергла и высмеяла законы, по которым они жили, законы, согласно которым каждый факт мог быть интерпретирован по-разному, каждый конец изменен, переделан, исправлен. Диккенс переписал «Большие надежды» так, чтобы Пип смог обрести счастье. Смерть отца не мог переписать никто.
В пору знакомства с Полом я жил в состоянии настороженности. Два последних школьных года я насильно внедрял в себя определенные изменения: когда болела нога, заставлял себя продолжать идти; когда инстинкт подсказывал пройти не останавливаясь мимо той или иной двери — двери в спортзал, двери в дом девушки, которая начинала мне нравиться, — я заставлял себя остановиться и постучать. Иногда меня впускали. Но, встретив в первый раз Пола, я как будто увидел, каким и сам мог бы стать.
Маленький, бледный, с растрепанными волосами, скорее мальчишка, чем мужчина. Один шнурок у него развязался, а книгу он держал в руках так, будто это спасательный круг. Едва успев представиться, Пол начал цитировать «Гипнеротомахию», и мне вдруг показалось, что я знаю его даже лучше, чем хотелось бы. Он выследил меня в кафе возле кампуса однажды вечером, в начале сентября. Моим первым побуждением было игнорировать его при этой встрече и избегать в дальнейшем.
Я уже собирался попрощаться, когда Пол произнес все изменившие слова:
— Иногда у меня бывает такое чувство, словно он и мой отец тоже.
Я еще не рассказал ему о несчастном случае. И не хотел.
— Ты же ничего о нем не знаешь.
— Знаю. У меня есть все его книги.
— Послушай…
— Я даже нашел его диссертацию.
— Он — не книга. Его нельзя просто взять и прочитать.
Но Пол как будто и не слышал.
— «Рим Рафаэля», 1974 год. «Фичино[15] и второе рождение Платона», 1979 год. «Люди Санта-Кроче», 1985 год. — Он начал загибать пальцы. — «Гипнеротомахия Полифила» и «Иероглифика Гораполло» в «Ренессанс куотерли», июнь 1987-го. «Леонардо как врач» в «Журнале средневековой истории», 1989-й. — В строго хронологической последовательности. Без запинки. — «Портной» в «Журнале межкурсовой истории», 1991 год.
— Ты пропустил статью в «БОАР», — заметил я.
— «Бюллетень Общества американского Ренессанса»? Она была в первом номере за девяносто второй год.
— Нет, за девяносто первый.
Он нахмурился.
— Они стали публиковать внешние статьи только с 1992 года. Помнишь, осенью?
Молчание. Мне показалось, что Пол забеспокоился. Но встревожило его не то, что ошибиться мог он, а то, что ошибку допустил я.
— Может быть, он написал ее в 1991-м, а опубликовали ее в 1992-м. Ты это имеешь в виду?
Я кивнул.
— Тогда получается 1991-й. Ты прав. — Он положил на столик книжку, которую держал в руках. — И потом вот это.
Первое издание «Документа Белладонны».
Пол смотрел на нее с неподдельным почтением.
— Его лучшая на сегодняшний день работа. Ты ведь был с ним, когда он нашел письмо? Письмо о Колонне?
— Да.
— Как бы мне хотелось там быть. Наверное, что-то потрясающее.
Я выглянул в окно. Красные и желтые листья. Начинался дождь.
— Да.
Пол покачал головой:
— Какой ты счастливчик.
Он бережно открыл книгу, перелистал страницы.
— Мой отец умер два года назад, — сказал я. — Мы попали в автомобильную аварию.
— Что?
— Он умер вскоре после того, как написал это.
Окно у него за спиной начало туманиться. Какой-то мужчина прошел мимо, прикрывая голову газетой.
— В вас кто-то врезался?
— Нет. Отец не справился с управлением.
Пол потер пальцем рисунок на обложке. Дельфин с якорем, эмблема венецианского издательства «Альдин пресс».
— Я не знал…
— Все в порядке.
Последовавшая затем пауза оказалась самой длинной в том нашем разговоре.
— А мой отец умер, когда мне было четыре года, — сказал он наконец. — От сердечного приступа.
— Сочувствую.
— Спасибо.
— Чем занимается твоя мать? — спросил я.
Пол нашел какую-то помятость на обложке и стал ее разглаживать.
— Она умерла год спустя.
Мне хотелось сказать ему что-то, но все знакомые, подходящие для таких случаев слова казались неуместными.
Пол попытался улыбнуться.
— Я как Оливер Твист. — Он сложил ладони чашечкой. — Пожалуйста, дайте еще.
Я неловко усмехнулся.
— Знаешь, мне только хотелось, чтобы ты знал… Твой отец…
— Понимаю.
— Я только…
За окном, словно вынесенные приливом крабы, плыли зонтики. Голоса в кафе звучали громче. Пол торопливо заговорил о чем-то, пытаясь исправить свою оплошность. Рассказал, что после смерти родителей воспитывался в приходском приюте для сирот и сбежавших из семей. Что после школы, где большую часть времени проводил в обществе книг, решил поступить в колледж. Что всегда искал друзей, с которыми было бы о чем поговорить. И в конце концов замолчал со смущенным выражением на лице, чувствуя, что безнадежно все загубил.
— В каком ты общежитии? — спросил я.
— В том же, что и ты. В Холдер-Холле.
Он вытащил потрепанный, с загнутыми краями студенческий билет.
— Давно меня ищешь?
— Только сегодня увидел твою фамилию в списке.
Я посмотрел в окно. Красный зонтик листка качнулся и поплыл дальше.
— Еще чашечку? — спросил я у Пола.
— Конечно. Спасибо.
Так вот все и началось.
Странное это занятие — строить воздушные замки. Наша дружба родилась из ничего, потому что ничто было сутью того, что нас объединяло. После того вечера мы часто разговаривали с Полом, и это казалось совершенно естественным. Через какое-то время у меня даже появилось то же, что и него, чувство в отношении моего отца: как будто он был нашим отцом.
— Знаешь, какое у него было любимое выражение? — спросил я однажды вечером после того, как рассказал Полу о несчастном случае.
— Какое?
— Сильные отбирают у слабых, а умные — у сильных.
Пол улыбнулся.
— Так говорил один старый баскетбольный тренер в Принстоне. В школе я попытался заниматься баскетболом. Отец каждый раз забирал меня домой с тренировки, и когда я начинал жаловаться, что у меня ничего не получается, потому что другие ребята выше, он всегда отвечал: «Не важно, что они такие большие, Том. Помни: сильные отбирают у слабых, а умные — у сильных». Каждый раз одно и то же. — Я покачал головой. — Боже, меня от этого тошнило.
— Думаешь, так оно и есть?
— Что умные отбирают у сильных?
— Да.
Я рассмеялся:
— Ты когда-нибудь видел, чтобы я играл в баскетбол?
— А я думаю, что он был прав. Я в это верю.
— Шутишь…
В школьные годы Пола запирали в шкафчиках в раздевалке, над ним потешались, его били.
— Нет, совсем нет. — Он поднял руки. — Мы же здесь, верно?
Слово «мы» Пол произнес с небольшим ударением.
Я молча посмотрел на лежавшие на его столе три книги. Струнк и Уайт[16], Библия, «Документ Белладонны». Принстон был для него подарком. Все остальное можно было забыть.
ГЛАВА 5
Мы втроем, Пол, Джил и я, все дальше уходим от Холдер-Холла. Слева от нас, к востоку, за снежной пеленой видны высокие и узкие окна Файрстоунской библиотеки, яркие прямоугольники света. В темноте здание похоже на старинную жаровню, каменные стены надежно защищают внешний мир от горнила знаний. Однажды мне приснилось, что я попал в Файрстоун ночью и обнаружил тысячи книжных червей в крохотных очках и ночных колпаках. Питаясь волшебным образом прочитанными историями, они переползали со страницы на страницу, от слова к слову. По мере того как напряжение нарастало, поцелуи влюбленных становились все горячее, а злодеи получали по заслугам, хвосты червей начинали светиться все ярче и ярче, пока вся библиотека не становилась похожей на заполненную горящими свечами и покачивающуюся из стороны в сторону церковь.
Пол внезапно останавливается.
— Меня там ждет Билл.
— Хочешь, чтобы мы пошли с тобой? — спрашивает Джил.
Пол качает головой:
— Нет, не надо.
Но я слышу легкую запинку.
— Я пойду с тобой.
— Буду ждать вас в комнате, — говорит Джил. — Успеете вернуться к девяти, к лекции?
— Да, — отвечает Пол. — Конечно.
Джил машет нам рукой и поворачивает к общежитию. Мы с Полом идем по дорожке к библиотеке.