Стихотворения - Окуджава Шалвович

Капли Датского короля

Вл. Мотылю

В раннем детстве верил я,что от всех болезнейкапель Датского короляне найти полезней.И с тех пор горит во мнеогонек той веры…Капли Датского короляпейте, кавалеры!

Капли Датского короляили королевы —это крепче, чем вино,слаще карамелии сильнее клеветы,страха и холеры…Капли Датского короляпейте, кавалеры!

Рев орудий, посвист пуль,звон штыков и сабельрастворяются легков звоне этих капель,солнце, май, Арбат, любовь —выше нет карьеры…Капли Датского короляпейте, кавалеры!

Слава головы кружит,власть сердца щекочет.Грош цена тому, кто встатьнад другим захочет.Укрепляйте организм,принимайте меры…Капли Датского короляпейте, кавалеры!

Если правду прокричатьвам мешает кашель,не забудьте отхлебнутьэтих чудных капель.Перед вами пусть встаютпрошлого примеры…Капли Датского короляпейте, кавалеры!

Зной

Питер парится. Пора парочкам пускаться в поискпо проспектам полуночным за прохладой. Может быть,им пора поторопиться в петергофский первый поезд,пекло потное покинуть, на перроне позабыть.

Петухи проголосили, песни поздние погасли.Прямо перед паровозом проплывают и парятПавловска перрон пустынный, Петергофа плен   прекрасный,плеть Петра, причуды Павла, Пушкина   пресветлый взгляд.

«Не верю в бога и судьбу. Молюсь прекрасному и высшему…»

Не верю в бога и судьбу. Молюсь прекрасному   и высшемупредназначенью своему, на белый свет меня явившему.Чванливы черти, дьявол зол, бездарен бог —   ему неможется.О, были б помыслы чисты! А остальное все приложится!Верчусь, как белка в колесе, с надеждою своей   за пазухою,ругаюсь, как мастеровой, то тороплюсь, а то запаздываю.Покуда дремлет бог войны — печет пирожные   пирожница…О, были б небеса чисты, а остальное все приложится.

Молюсь, чтоб не было беды, и мельнице молюсь,   и мыльнице,воде простой, когда она из крана золотого выльется,молюсь, чтоб не было разлук, разрух, чтоб больше   не тревожиться.О, руки были бы чисты! А остальное все приложится.

Песенка про маляров

Уважайте маляров,как ткачей и докторов!Нет, не тех, кто по оградераз мазнул и — будь здоров.Тех, кто ради солнца, радикрасок из глубин дворовв мир выходит на заре:сами в будничном наряде,кисти — в чистом серебре.

Маляры всегда честны.Только им слегка теснысроки жизни человечьей,как недолгий свет весны.И когда ложатся спать,спят тела, не спится душам:этим душам вездесущимкрасить хочется опять.

Бредят кистями ладони,краски бодрствуют, спешат,кисти, как ночные кони,по траве сырой шуршат…Синяя по окнам влага,бурный оползень оврага,пятна на боках коров —это штуки маляров.

Или вот вязанка дров,пестрая, как наважденье,всех цветов нагроможденье:дуба серая кора,золотое тело липы,красный сук сосны, облитыйлипким слоем серебра…Или вот огонь костра…Или первый свет утра…

Маляры всегда честны.Только им слегка теснысроки жизни человечьей,как недолгий свет весны.И когда у них в путиобрывается работа,остается вперединедокрашенное что-то,как неспетое — в груди…

Уважайте маляров —звонких красок мастеров!Лейтесь, краски,пойте, кисти,крась, маляр,и будь здоров!

Свет в окне на улице Вахушти

Кружатся тени, кружатся тени.Они — как бабочки в тишине.Чернеют тени ночных строений,и только тени — в ночном окне.

Кружатся тени за занавеской,то врозь, то снова — совсем одноплечо мужское и профиль женский —как два актера в немом кино.

На фоне спящего, городского,всему обычному вопреки,так четок профиль лица мужского,так плавен контур ее руки…

…С утра обычно в дела и будниуйдут, похожи на всех других,а тут как будто   муссон попутныйструится в их   парусах тугих.

Две тени кружатся, крылья слившик неведомым берегам гребя…Который век, никому не слышны,играют тени самих себя.

И в белом свете, в окно идущеми опечатавшем их жилье,они — как будто живые души,которым нужно сказать свое.

То руки тонкие воздевают,то вдруг взлетают на свет утра,то неподвижные   замирают,как два молчальника   у костра.

Старый дом

Дом предназначен на слом. Извините,если господствуют пыль в нем и мрак.Вы в колокольчик уже не звоните.Двери распахнуты. Можно и так.

Все здесь в прошедшем, в минувшем и бывшем.Ночь неспроста тишину созвала.Серые мыши, печальные мышивсе до единой ушли со двора.

Где-то теперь собралось их кочевье?..Дом предназначен на слом. Но сквозь тьму,полно таинственного значенья,что-то еще шелестит по нему.

Мел осыпается, ставенка стонет.Двери надеются на визит.И удивленно качается столик.И фотокарточка чья-то висит.

И, припорошенный душною пылью,помня еще о величье своем,дом шевелит пожелтевшие крыльястарых газет, поселившихся в нем.

Дом предназначен на слом. Значит, кромене улыбнется ему ничего.Что ж мы с тобой позабыли в том доме?Или не все унесли из него?

Может быть, это ошибка? А еслиэто ошибка? А если — она?..Ну-ка гурьбой соберемся в подъезде,где, замирая, звенит тишина!

Ну-ка, взбежим по ступенькам знакомым!Ну-ка для успокоенья душикрикнем, как прежде: «Вы дома?.. Вы дома?!..»Двери распахнуты. И ни души.

Ленинградская элегия

Я видел удивительную, красную, огромную луну,подобную предпраздничному первому помятому блину,а может быть, подобную ночному комару,   что в свой чередлегко взлетел в простор с лесных болот.

Она над Ленинградом очень медленно плыла.Так корабли плывут без капитанов медленно…Но что-то бледное мне виделось сквозь медноепокрытие ее высокого чела.

Под ней покоилось в ночи пространство невское,и слышалась лишь перекличка площадей пустых…И что-то женское мне чудилось сквозь резкоеслияние ее бровей густых.

Как будто гаснущий фонарь, она качалась в бездне   синей,туда-сюда над Петропавловкой скользя…Но в том ее огне казались мне мои друзьяеще надежней и еще красивей.

Я вслушиваюсь: это их каблуки отчетливо стучат…и словно невская волна, на миг взметнулось эхо,когда друзьям я прокричал, что на прощание кричат.Как будто сам себе я прокричал всё это.

«В саду Нескучном тишина…»

В саду Нескучном тишина,Встает рассвет светло и строго.А женщину зовут Дорога…Какая дальняя она!

«Осень ранняя. Падают листья…»

Осень ранняя. Падают листья.Осторожно ступайте в траву.Каждый лист — это мордочка лисья…Вот земля, на которой живу.

Лисы ссорятся, лисы тоскуют,лисы празднуют, плачут, поют,а когда они трубки раскурят,значит — дождички скоро польют.

По стволам пробегает горенье,и стволы пропадают во рву.Каждый ствол — это тело оленье…Вот земля, на которой живу.

Красный дуб с голубыми рогамиждет соперника из тишины…Осторожней: топор под ногами!А дороги назад сожжены!

…Но в лесу, у соснового входа,кто-то верит в него наяву…Ничего не попишешь: природа!Вот земля, на которой живу.

Улица моей любви