Рок И его проблемы-2 - Владимир Орешкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иван был прав, — сказал я, — ты — большая рева.
Маша улыбнулась мне, словно извиняясь за происходящее, но выделять влагу не перестала, — наоборот, по щекам потекло еще больше.
— А какие были слова, — вспомнил я, — какие замечательные слова: рожу тебе ребенка… Что вот ты теперь скажешь на это?
— Я — погорячилась, — сквозь слезы произнесла она.
И тут уж принялась так рыдать, что я не стал больше ждать, — побежал в ванную за самым большим полотенцем.
3Пятница, — день сбора доходов. Собирать их, — моя обязанность, поскольку все депозиты — на мое имя. Это я, такой крутой трейдер, волк финансового рынка, по пятницам пожинаю свои плоды.
Мне нужно обернуться в четыре места. Так что день, для чего-то более полезного, потерян.
Начинаю с самого дальнего, с «Красногвардейской». Выхожу из дома в десять, через пятнадцать минут утреннего моциона — я в метро «Сокольники». Оттуда до «Красногвардейской» минут сорок. И еще минут десять пешком.
Там: охрана, пропуск, касса… Прохожу по залу, конечно. Где вкалывают начинающие.
Это целая поэма, посмотреть на тех, кто просаживает свои состояния, в надежде их приумножить. В старости, когда буду на пенсии, я напишу ее. Так экзотично то, что вижу.
Но мне к кассе. Никто не знает меня, только менеджер вытягивается в струнку, — первый раз на его памяти появился счастливчик, у которого получилось сделать рынок источником доходов. Поэтому он ест меня глазами, и не отходит от меня. Если бы у него был хвост, он бы вилял им. Но у него нет хвоста.
— Две с половиной тысячи, — говорю я девушке.
— Пожалуйста, паспорт, — просит она, разглядывая меня, как марсианина. На ее памяти я тоже единственный, кто приходит забирать деньги, а не отдавать.
Потом она звонит по телефону и шепчется… Решается вопрос: давать или не давать.
Но Иван сказал, что дадут. В этих делах он не ошибается.
Дали…
Складываю добычу в карман, в раздевалке облачаюсь в новую крутую дубленку, жму протянутую менеджером руку, и выхожу на мороз. Я — крут.
Следующая станция — «Третьяковская»…
Четвертая точка — Таганка… В кармане — семь с половиной тысяч. Будет — десять. И на сегодня — все.
Мне уже порядком это надоело, — мотаться по Москве. Скорей бы сделать Ивану паспорт, пусть занимается этим сам, если ему нравится.
Но он сейчас на курсах, поглощает английский, — которым дома уже всех достал.
Скоро Маша, от его: How do you do? — начнет прятаться под стол. Каждый день он выучивает по десять новых слов, — от них нам нет спасения…
— Поболтаем? — азартно говорит он Маше. — А?.. Understand?..
Та в ужасе закрывает лицо руками.
— Нет, только не это, — молит она его…
Очередной менеджер, как всегда, встречает меня глубоким поклоном.
— Вам в кассу? — с придыханием спрашивает он.
Он все знает.
— Две с половиной тысячи, — говорю я девушке.
— Паспорт, пожалуйста, — отвечает та, и начинает звонить по телефону.
Там что-то рычат и бросают трубку. Она улыбается мне:
— Распишитесь, пожалуйста, вот здесь.
Очередная порция баксов уходит в хранилище. От этих баксов нет спасения, так же как и от Ивана. Две напасти.
Но на неделю — все… Слава богу.
На улице темнеет. Зима. Нескончаемый поток машин месит дорожную грязь. Нужно, через два перехода, добраться до метро, и еще купить где-нибудь картошку и лук. Оставшиеся на сегодня трудности.
Переход, — свободный от припаркованных машин пятачок. Светофор сломался, все время мигает желтым. Так что нужно сосредоточится и выбрать момент, когда бежать.
— Эй, мужик, не ты что-то обронил?
Я оглядываюсь и спрашиваю парня:
— Где?
— Да вон, — показывает он на грязный снег.
Я делаю шаг в сторону, и нагибаюсь, чтобы посмотреть. В этот момент из глаз у меня сыпятся искры, я чувствую адскую боль в затылке, и передо мной на мгновенье все пропадает.
Что-то случилось с телом, оно совсем не слушается меня. Заботливые крепкие руки подхватывают и куда-то тащат, в какую-то машину.
Там, в тепле, мне становится чуть-чуть лучше.
Мы куда-то едем…
Меня куда-то везут…
Бандиты?.. Но зачем везти?.. Деньги вроде бы в кармане, чувствую ногой их упругую толщину. Зачем?..
Пробую пошевелиться, но меня сдавливают с двух сторон крепкие бока:
— Молчи.
Я молчу, в машине тоже никто ничего не говорит. Просто она едет куда-то.
Мы долго едем, так что я совсем прихожу в себя, только продолжает немного ныть затылок. Из-за денег, это наверняка, — что-то наш финансовый знаток не предусмотрел. По молодости лет.
Отдуваться теперь предстоит мне.
Нет, точно, — ему обязательно нужен свой паспорт.
В середине пути мне нахлобучили на глаза мою же шапку, так что вторую часть дороги я не запомнил. Сняли ее, когда мы остановились в каком-то дворе, то ли заводика, то ли мастерской, потому что здесь всюду валялись гнутые производственные железки, впрочем, изрядно проржавевшие.
— Пошли, — сказали мне, и бесцеремонно так подтолкнули.
Мне, привыкшему к общению с менеджерами, было неприятно.
Мы прошли по небольшому безлюдному цеху, свернули в коридор и остановились у первой же двери.
Один из парней заглянул внутрь и сказал:
— Доставили.
Там, должно быть, меня ждали, потому что дверь открыли пошире, чтобы я мог пройти, — ну, и провели в помещение.
Только что я был в обшарпанном заводском коридоре, и вот — оказался в самом современном офисе.
Стены его — матово белые, слева белый кожаный диван и такие же два кожаных кресла, — с белым журнальным столиком посередине. В центре кабинета буквой «Т» председательский стол, к нему приставлен стол для гостей, — и это все коричневой полировки прекрасного дерева.
Справа секретарский столик с функциональным рабочим креслом на колесиках. Там стоит компьютер. За секретарским местом, — мужик в кожаном пиджаке, он играет в какую-то игру, и так увлечен игрушечной конницей, которая идет в атаку, что не заметил моего появления.
Остальные трое парней, тоже в кожаных пиджаках, один за начальственным столом и двое невдалеке, заметили, — они не спускают с меня внимательных глаз.
— Привет, — говорит тот, кто поглавней, — документы есть?
— Сейчас посмотрим, — отвечает голос сзади, и я чувствую, как шаловливые ручки запрыгали по мне, легким каким-то изящным движением освобождая карманы от содержимого.
Але! — все мое хозяйство оказывается на столе, перед кожаными парнями. В том числе паспорт.
— Гордеев Михаил Павлович, — читает главный, потом смотрит на фотографию, а следом на мое лицо, — все сходится.
— Вы — Гордеев Михаил Павлович? — спрашивает он.
— Мне разбили голову, — говорю я.
Главный пожимает плечами, продолжая листать паспорт. Это крепкий коротко стриженный, моих лет, парень. Моих лет и даже моего роста… Может быть, мы ходили в один детский сад, — только я его не помню.
— Как же так, Михаил Павлович, — отложив в сторону документ, говорит он, — делиться надо…
Под пиджаком на нем черная рубашка и золотая цепочка на шее, — мода бандитов девяностых. По ящику во всех сериалах про благородных бандитов, самые благородные ходят по такой моде, — в черных рубашках и с золотыми цепочками на шеях. Чем черней и чем золотистее, — тем благородней.
Но сейчас-то, две тысячи третий, — заканчивается. Или это уже форма?
Странно, я не особенно испуган и, несмотря на боль в затылке, не теряю способности рассуждать. Например, понимаю: то, что мне нахлобучили шапку на глаза — хороший признак, а то, что честно заработанные общественные деньги лежат сейчас на столе перед незнакомыми людьми, — плохой.
— У нас деловое предложение, — говорит главный, не предлагая мне сесть. — Вы женаты?
— Мне разбили голову, — говорю я.
Он смотрит на меня повнимательней, он никак не может понять, при чем здесь моя голова.
— И что? — спрашивает он.
— Да извиниться нужно. Хотя бы ради приличия… — говорю я.
Сам не понимаю, для чего мне потребовалось их позлить. Но я не собирался их злить, я сказал то, что хотел сказать.
Даже тот, который только что вел конницу в атаку, тут же нажал на паузу, — остальные вообще застыли в позах недоуменных скульптур. На лице главного появилась скупая недоверчивая улыбка.
— Чем докажешь, что мы должны это сделать? — спросил он.
И они все стали смотреть на меня, ожидая от меня доказательств.
— Ты что, под крышей? — наконец, подсказал мне один.
Но врать я не хотел, да и бесполезно было врать: крыша крышу видит издалека.
— Когда один человек бьет другого по голове, а потом говорит: «у нас к вам есть деловое предложение», — это не совсем правильное начало. Так вы никогда не заработаете много бабок. С таким отношением к делу…