За Ленинград! За Сталинград! За Крым! - Петр Кошевой

Наскоро перекусив, мы с А.З. Тумановым, Г.Б. Котиком, С.И. Фефеловым и другими командирами штаба засели за анализ первого дня наступления. По единодушному мнению, личный состав дивизии проявил высокий наступательный порыв, отвагу и храбрость. Но цели мы не достигли.

Постепенно, элемент за элементом, мы по памяти восстанавливали еще живую картину боя и находили ответы на вопрос, почему не разгромили противника. Прежде всего бросалось в глаза, что мы пока не умеем управлять войсками, как того требовала обстановка. Командиры всех степеней, выполняя уставные требования, находились впереди боевых порядков своих подразделений и… выбывали из строя. В результате управление войсками нарушалось и задача не выполнялась. Выходило, что положения устава, составленного еще в мирное время, вступили в противоречие с практикой боевых действий.

К чести моих товарищей должен заметить, что каждый из них понимал большую ответственность, которая ложилась на наши плечи, когда мы решали, как поступать в будущем. Мы твердо сделали тогда вывод, что командному составу полезнее быть впереди подразделения только в тех случаях, когда это вызывается обстановкой и необходимостью лично вести воинов за собой. В другой обстановке находиться там, откуда удобно командовать без необоснованного риска для жизни и угрозы потери управления войсками.

Были и недостатки взаимодействия. Пехотные командиры еще не научились поддерживать надежную связь с артиллеристами и не всегда могли своевременно вызвать огонь орудий по наиболее важным целям противника, мешающим продвижению. Артиллеристы же не были в состоянии уследить за всеми изменениями обстановки и поэтому иной раз не могли обеспечить пехоте успеха там, где это срочно требовалось.

К этим причинам следовало добавить и другие. Наступление было лобовым, а маневрирования, обходных движений и охвата обороны противника не производилось: мы еще не умели по-настоящему этого делать. К началу наступления не нащупали слабые места гитлеровской обороны, не знали стыков и флангов неприятельских частей и подразделений. Не полностью была вскрыта и огневая система противника. В ходе наступления вновь обнаруженные огневые точки подавить не удалось.

Обо всем этом я доложил по телефону командующему армией. К моему удивлению, К.А. Мерецков не сказал ни слова упрека.

– Война – дело непростое. Она – борьба двух воль, а гитлеровцы – сильный противник, и сломать их нелегко. Сразу, как видишь, это не удается. Подумайте еще раз о причинах неудач, найдите способы, как их избежать в будущем. Думаю, что мы сумеем найти правильное решение и выполним задачу. Твои соседи тоже успеха не достигли.

Нам было приказано продолжать атаки специально выделенными для этого силами.

– Необходимо измотать противника, не давать ему ни сна, ни отдыха, атаковать его днем и ночью, – добавил командарм.

Почти всю ночь мы работали над устранением недочетов, выявленных в первый день наступления. Под утро Г.Б. Котик доложил мне переданную в срочном порядке телеграмму начальника Генерального штаба Маршала Советского Союза Б.М. Шапошникова. Он предупреждал об опасности.

«Агентурными данными указывается на получение частями противника приказа верховного командования германской армии, – сообщал Б.М. Шапошников, – следующего содержания: “С 6 по 15 ноября произвести перегруппировку частей на направлениях Ржев – Москва – Старая Русса – Новгород – Ленинград. Учитывая важность назревающих событий, особенно зиму, плохое материальное обеспечение армии, приказываю в ближайшие дни любой ценой разделаться со столицей Москвой и Ленинградом. С захватом последнего наш союзник – Япония – вступает в войну с Россией. Гитлер”»[6].

– Что думаешь делать, Григорий Борисович? – спросил я начальника штаба.

– Думаю, наступление, которое мы сегодня начали, приходится в самую пору. Покажем, что здесь солнце победы противнику не светит. Не видать Ленинграда немецким генералам.

Все это было, конечно, правильно. Но рядом с телеграммой начальника Генерального штаба Красной Армии лежала на столе высокая стопа похоронок. Я брал их одну за другой. Знакомые имена и фамилии бойцов, командиров и политработников… Их уже не было. Отныне нам предстояло сторицей расплатиться с врагом и за них, молодых, сильных, трудолюбивых людей. Ставка думала о том, как разрушить злодейский план германских фашистов уничтожить нашу Родину, Москву, Ленинград; мы должны были сделать все, чтобы разгромить гитлеровцев здесь – на поле боя под Тихвином.

…Перед рассветом 20 ноября я снова был на своем наблюдательном пункте, оборудованном на высокой сосне. Пребывать в одиночестве мне долго не пришлось: сосна стала подрагивать, и я понял, что ко мне взбирается гость. Им оказался комбриг Г.Д. Стельмах. После рапорта, отвечая на мой недоуменный взгляд, он сказал:

– Послал командующий… Ему показалось, что вы слишком сильно расстроены вчерашней неудачей. Поезжай, говорит, успокой, посмотри, как работает Кошевой. Если в чем ошибется – помоги, подскажи.

Со Стельмахом было хорошо и удобно работать. Он понимал душу командира, видел наши слабости, помогал избавиться от них. Он умел как-то незаметно подсказать правильное решение.

Загоралась заря, когда на дороге из совхоза имени 1 Мая в Тихвин завязалась жаркая перестрелка. Загремели пушки, минометы, раздались пулеметные очереди, треск автоматов. Что там творилось – нельзя было рассмотреть: над равниной плыл небольшой туман.

Позже выяснилось, что на дороге ведет бой 8-я рота 38-го стрелкового полка, которая выдвигалась, чтобы с рассветом атаковать противника. Лощина вывела подразделение на хорошо пристрелянный фашистской артиллерией и минометами открытый участок местности. Тут же находилась вражеская засада. Рота попала в тяжелое положение и оказалась в окружении, но командир не потерял головы. Он организовал стремительную атаку засады. Гитлеровцев перебили в рукопашной схватке, и подразделение вернулось на исходные позиции.

Случай с ротой насторожил меня. Дело в том, что в эту ночь командир 38-го стрелкового полка подполковник Жамлиханов менял свой наблюдательный пункт, и неудачу с ротой можно было, вероятно, объяснить еще неналаженным управлением в этой части. Подполковник был храбрым и весьма дисциплинированным командиром, но тем не менее доклада от него еще не поступало, и я терялся в догадках, почему это так.

Пришлось позвонить на НП 38-го полка. Ответил связист. Он доложил, что командир пока не прибыл, и где он есть, телефонист не знал.

Звоню на командный пункт полка. Начальник штаба отозвался тотчас же: Жамлиханов вместе с комиссаром и двумя бойцами направились на НП еще ночью. Почему их нет еще на месте, начальник штаба тоже не знал, но полагал, что для беспокойства пока нет причин: подполковник и комиссар могли задержаться по дороге в каком-нибудь подразделении.

Я приказал начальнику штаба выехать на НП и управлять действиями полка. Чувство беспокойства меня, однако, не покидало. Противник вел себя в тот день особо чутко и весьма активно. Спустя два-три часа после инцидента с 8-й ротой там, где вчера чуть не погиб командующий, враг предпринял сильную контратаку. Ее отбили артиллерийским огнем, не позволив гитлеровской пехоте и танкам подойти к занятому нами рубежу перед совхозом имени 1 Мая.

Мне и Фефелову работы было по горло. Маневр подразделениями полков пока не удавался. Обеспечивать продвижение вперед можно было в основном за счет артиллерийского огня. Артиллеристы делали все возможное, но заметных успехов мы все-таки достигнуть не смогли и только потеснили противника на некоторых направлениях.

На исходе дня, прощаясь со мной, Г.Д. Стельмах сказал, что действовали мы правильно и каких-либо серьезных замечаний у него нет. Он рекомендовал разобрать с командным составом случай с 8-й ротой.

– Это – наука, – заметил он. – Теперь-то ни один командир не будет наступать, не выяснив досконально, где и что делает противник.

Следует всем подумать о том, указывал далее начальник штаба армии, как наступать более гибко, учиться на ходу менять «точку приложения» главных сил дивизии, уметь дезориентировать противника, вынуждать его действовать в неудобном положении.

– Подумайте, как выбить у врага танки и артиллерию, поставленные в укрытия, – сказал Стельмах в заключение. – Они – главная сила огневой системы гитлеровцев. На мой взгляд, следует шире применять огонь орудий прямой наводкой.

Начальник штаба армии убыл. А мы с С.И. Фефеловым направились на КП, чтобы там продумать все сказанное Г.Д. Стельмахом и виденное нами. Второй день боя показал, что недостатки, о которых говорили накануне, еще не были устранены. Надо было добиться, чтобы их не стало. Непросто было организовать и огонь прямой наводкой, а это действительно являлось самой настоятельной задачей.