За Ленинград! За Сталинград! За Крым! - Петр Кошевой

…Командующий группой армий… предложил оставить Тихвин в целях усиления волховского участка фронта. Я подчеркнул, что, учитывая интересы ОКХ[3], следует во что бы то ни стало удерживать Тихвин»[4] (курсив мой. – П.К.).

Дни тогда не тянулись, они – летели. Хотя основные мероприятия по подготовке войск к наступлению проводили по ночам, чтобы враг не мог обнаружить наших приготовлений, рассвета ждали с нетерпением. Днем командиры изучали местность, проводили разного рода рекогносцировки, обучали личный состав методам действий. С верхушек сосен наблюдатели, не отрываясь, просматривали в сотый, может быть, раз каждый метр неприятельской обороны.

Настала ночь перед наступлением…

Я долго тогда работал с моими ближайшими помощниками – начальником штаба майором Г.Б. Котиком и начальником артиллерии подполковником Степаном Ивановичем Фефеловым. В теплой землянке (ее уже оборудовали саперы) пахло сырой глиной. Мы выслушали доклад помощника начальника штаба по разведке. Особых новостей не было: противник – подразделения 61-й пехотной и 18-й моторизованной дивизий – усиливал инженерные заграждения, особенно минные, совершенствовал старые и отрывал новые траншеи и ходы сообщения, создавал дополнительные огневые точки на переднем крае. По любой группе наших бойцов открывался плотный артиллерийский огонь. Враг вел себя настороженно.

С.И. Фефелов был мастером артиллерийского дела. Он умно и аккуратно рассчитал и обстоятельно доложил порядок артиллерийской подготовки и поддержки атаки, какие цели противника и как будут подавляться или уничтожаться по этапам боя. Все было продумано, промерено и не должно было вызывать беспокойства. Но мы снова и снова возвращались мысленно к возможным вариантам действий, опять брались за карандаши и бумагу, еще раз прикидывали…

Вскоре к нашей группе присоединился и комиссар А.З. Тумаков. Он рассказал, что политработники провели последние перед боем собрания и митинги личного состава. В шалашах и землянках проходила читка обращения ленинградок. Бойцы и командиры дивизии были уверены в победе. Когда дали команду занять исходное положение перед наступлением, солдаты говорили: «Ну, тронулись! Теперь будем топать в обратном направлении – на запад».

Подполковник С.И. Фефелов

…Та ночь показалась мне бесконечной. Я выходил из землянки на морозный воздух и смотрел в сторону Тихвина. Ущербная уже луна подымалась где-то за лесом, в небе холодно сверкали мириады звезд. Впереди погромыхивало и раздавались приглушенные расстоянием пулеметные очереди. Горизонт временами озарялся ракетами противника и вновь темнел. Мысли мои то обращались к близкому бою, то перебрасывались к Москве, где враг продолжал остервенело рваться вперед. Выходило, что по календарю мы начинали свой путь на запад ранее других советских войск. Это обязывало, радовало и тревожило…

К рассвету 19 ноября 1941 года я был на своем НП, организованном на высокой сосне. Рядом со мной на помосте находился Фефелов. Внизу расположились связисты и два командира-оператора. С первыми лучами солнца морозного дня мы всматривались в еле заметную линию траншей противника, опоясавшую восточную и юго-восточную окраины Тихвина. Поминутно глядели на часы… Было тихо. Вдали справа на церковной колокольне совхоза имени 1 Мая маячил чуть видимый немецкий наблюдатель. Где-то в 500–600 м к востоку на опушке леса располагался наш 311-й стрелковый полк. Командир полка доложил: к наступлению готовы. Затем доложили командиры других полков.

С.И. Фефелов предупредил, что остается пять минут до начала артподготовки. Я это знал и ждал первого залпа.

Артиллерийская подготовка велась по выявленным целям и прошла хорошо. С нашего НП мы видели, как в расположении вражеских войск ложились наши снаряды. Наконец пошла вперед пехота. С криком «Ура! За Родину, за партию!» воины двигались беглым шагом с винтовками наперевес. Атакующие цепи перерезали все открытое пространство между восточной окраиной Тихвина и лесом, где были наши исходные позиции. Впереди своих подразделений, размахивая пистолетами, шли командиры и политруки. Быть впереди требовали наши уставы и, как думалось всем нам, долг патриота. Противник молчал.

Наконец наша артиллерия перенесла огонь в глубину. Теперь она била по неприятельским огневым точкам в строениях совхоза и городских домах. Враг тоже как будто опомнился. Залпы его орудий и танков слились с хищным лаем десятков пулеметов. Глубокий снег, по которому шла наша пехота, стал как бы дымиться и покрываться пятнами. Это пули и снаряды противника делали свое дело.

В наступающих цепях появились потери. То тут, то там люди падали, особенно часто командиры. На белом снегу было хорошо видно, как некоторые из них ползли вперед и пытались стрелять. Другие, упав навзничь, не поднимались. «Ура» продолжало греметь.

Я приказал Фефелову сосредоточить огонь основной массы артиллерии по восточной окраине Тихвина, где были зарытые в землю танки противника. Они причиняли большой вред, стреляя вдоль железной дороги и перекрывая подступы на совхозную высоту с церковью.

Приказание было исполнено быстро и четко. Кадровые артиллеристы умели вести огонь мастерски. Однако вскоре обнаружилось множество огневых точек противника, не вскрытых нашей разведкой и теперь поливающих атакующие войска свинцом. Пришлось и на них обрушить артиллерийские залпы.

Вокруг Тихвина все грохотало. Бой шел не только в полосе 65-й стрелковой дивизии. С севера и юго-запада тоже слышалась канонада. Это наступали группы войск Иванова и Павловича.

К.А. Мерецков управлял операцией из Павловских Концов. Услышав грохот разрывов вражеских снарядов, он немедленно позвонил мне:

– Почему не давите артиллерию врага? Не позволяйте ей стрелять! Давите беспощадно! Что у вас, не хватает орудий?

«Не позволяйте»… А как это сделать? Артиллерия у нас была, по тем временам ее считалось даже много: два своих артполка и еще минометный дивизион. Кроме того, нас поддерживал армейский артиллерийский полк. Но орудия врага были надежно укрыты и продолжали действовать, хотя мы сосредоточивали по некоторым из них огонь нескольких батарей. Артиллеристы чуть не плакали, наблюдая, как снаряды, попадая в цель, не могли ее разрушить или уничтожить.

А пехота между тем уже не имела возможности двигаться в рост. Воины залегли. Командиры по-прежнему были впереди. Они пытались преодолеть открытое пространство до немецкой траншеи ползком. Бойцы следовали за ними. Но огонь врага был настолько силен, что вскоре продвижение прекратилось почти совсем.

Из 311-го полка доложили, что в часть прибыл К.А. Мерецков. Командарм вышел прямо на опушку леса, откуда наступал полк, и, заметив, что атака заглохла, решил подбодрить бойцов. Когда все увидели плотную фигуру генерала, по цепям пронеслось: «Командарм с нами!» Воины поднялись и снова пошли в атаку. Они сумели еще немного приблизиться к позициям противника, но вновь попали под огонь и были вынуждены опять залечь. Командарм же чуть не поплатился жизнью. Фашистский пулеметчик, засевший в одном из перелесков, обрушил на него град пуль. Спасли командующего его адъютант и ординарец, отважные пограничники капитан М.Г. Борода и ефрейтор Селютин. Они бросились на генерала, подмяли его под себя и собственными телами закрыли от пуль. А немецкого пулеметчика тем временем уничтожил расчет находившегося поблизости нашего 45-мм орудия.

За оставшуюся часть светлого времени мы несколько раз повторяли атаки. После коротких, но мощных артиллерийских ударов полки поднимались и шли вперед. Наша дивизия местами вклинилась в оборону врага, но прорвать ее не смогла. Стало ясно, что первый день наступления должного успеха не принес.

Из дневника генерал-полковника Ф. Гальдера, запись за 19 ноября 1941 года:

«…13.00 – доклад у фюрера (высказывания и пожелания Гитлера):

…4. Операции в районе Москвы должны иметь целью полное уничтожение вражеских дивизий путем согласованных наступательных действий, а не фронтальное оттеснение противника.

Конечная цель – выход на рубеж Ярославль, Рыбинск (а возможно, Вологда) – остается прежней…

5. На севере следует ликвидировать ладожскую группу противника…

…Разговор на политические темы. Фюрер очень высоко оценивает политическое значение наших успехов в России, которые он считает невиданным достижением. Он полагает, что в результате потери важнейших источников сырья, в особенности угольного бассейна, военный потенциал русских значительно снизился и в военно-экономическом отношении они не смогут быстро встать на ноги…»[5]

С наступлением темноты я покинул НП. На душе скребли кошки. Мучило, что задачу не выполнили. По дороге на командный пункт чего только не передумалось.