Смерть наяву - Марина Серова

На пороге номера стоял низенький лысоватый человек в очках с золотой оправой.

— Такого я от вас не ожидал! — продолжил он свою фразу, входя в номер.

— Симон Аронович! — распахнув руки для объятий, бросился к нему Голицын.

Костяков уклонился от Роальда и, пронырнув у него под рукой, подбежал ко мне.

— Но вы-то, вы-то как могли! — завопил он. — Ладно Роальд, что с него взять — он почти ребенок. Испорченный ребенок, надо сказать!

Повернувшись к Голицыну, Симон Аронович Костяков строго погрозил ему пальцем.

— Но как вы могли допустить такой бардак! Такой, извините за выражение, кровавый бардак, не побоюсь этого слова. Что скажете?

— Вы недовольны тем, что видите его перед собой живым и здоровым? — осведомилась я у Костякова. — Предпочли бы лицезреть его со стрелой в щеке или с перерезанным горлом? А, Симон Аронович?

— Ну зачем же так обострять, — поднял руки Костяков. — Просто хотелось бы как-то помягче… поинтеллигентнее, что ли?

— А с этими пожеланиями — не ко мне, — отрезала я. — Найдите убийцу, с ним и беседуйте на здоровье. Меня эти материи не касаются.

— Как же это не касаются? — удивился Костяков. — Вы же охраняете его!

Палец Симона Ароновича уперся в грудь Роальда. Голицын стоял молча, по-дурацки улыбаясь и хлопая глазами. По-моему, актеру хотелось еще пива.

— Его?! — я кивнула на Роальда. — Да ваш протеже действует с точностью до наоборот. Делает все, чтобы осложнить мне работу. И себе жизнь, кстати сказать. Сначала напивается вдрызг, потом совершает моцион по ночным улицам с малознакомой девицей…

— Я знал Марго еще вот с таких… — Роальд поводил рукой на уровне своего бедра, демонстрируя рост девочки во время их детских встреч.

— Помолчи, дорогой, — резко оборвал его Костяков. — Видишь, у нас деловой разговор.

Голицын покорно заткнулся.

Он и вправду был ребенком, большим непослушным ребенком — Симон Аронович совершенно верно его охарактеризовал. Причем даже не подросткового возраста — иначе позволил ли бы Роальд, чтобы его обсуждали прямо при нем, употребляя по отношению к нему третье лицо — «он», «его», «ему».

— Так вы серьезно думаете, что за этим кто-то стоит? — нахмурился Костяков. — Может быть, у вас просто город такой бандитский?

— Город как город. По уровню преступности, кстати сказать, с Москвой не сравнишь.

— Ну то Москва… — Симон Аронович присел в кресло возле имитации камина и окинул взглядом содержимое завтрака на столе. — Вы позволите, я бутербродик возьму. Только что с самолета.

Аккуратно придерживая пальцем ломтик лососины, Костяков умял два бутерброда.

— Знаете что, Женя, — произнес он, вытирая губы салфеткой, — меня очень настораживает то, что вы рассказываете.

Он взял бутылку «Полюстровской» и, открыв пробку — она снялась очень легко, — поднес горлышко ко рту, игнорируя хрустальный стакан, по стенкам которого сползала пивная пена портера.

— Меня даже беспокоит не утечка информации, — медленно продолжал он, — а кое-что другое. Я не хотел бы сейчас вдаваться в детали, но…

Костяков снова отвел горлышко от рта и внимательно посмотрел на Голицына.

— Перед своим отъездом я получил кое-какие сведения, касающиеся людей, которые вкладывают деньги в нашего обожаемого Роальда, — со значением проговорил он. — Так вот, эти сведения представляют собой весьма серьзный повод для беспокойства.

— Вы думаете, что два покушения на Голицына как-то связаны с этой информацией?

— Не знаю, — пожал плечами Костяков. — Собственно, я и приехал, чтобы это выяснить. Собираюсь сегодня кое с кем тут встретиться.

Симон Аронович поднес горлышко ко рту и сделал один большой глоток минералки.

Второго не понадобилось.

Бутылка выпала из его рук и покатилась по ковру, весело шипя.

Роальд расширенными от ужаса глазами смотрел, как выплескивающаяся из зеленого сосуда жидкость мгновенно разъедает ткань, оставляя на своем пути черный след с отвратительным запахом.

Когда же бутылка подкатилась к его ногам, он дико завизжал и вскочил на подоконник, причем с его ноги слетел шлепанец.

Бутылка ткнулась в задник обувки и выдала хороший бульк. Тотчас же от шлепанца осталась облезлая тряпка с замахренными краями.

А вот Симон Аронович Костяков закричать уже не мог, хотя явно очень хотел, — серная кислота в один миг сожгла ему горло.

Я похолодела от мысли, что на месте менеджера мог бы оказаться мой подопечный. Вот и отвлекайся после этого на разговоры!

И снова милиция. Снова долгие допросы и снятие показаний. Пристальный опрос персонала. Слезы горничной, которая призналась, что, приготовив завтрак для постояльца, отлучилась в туалет, оставив столик в коридоре на несколько минут без присмотра.

«Все, — решила я для себя. — Немедленно перебираемся на квартиру».

Когда Роальд вновь обрел дар речи, мы уже ехали в такси по указанному мной адресу.

— У меня просто в голове не укладывается, — бормотал Голицын. — Как же так?..

— А вы попробуйте уложить, — обернулась я к нему с переднего сиденья. — Сейчас сядете в тихом месте и подумаете часик-другой. А потом ответите мне: кто и почему вас преследует.

— Но я ума не приложу…

— А вы приложите, — настоятельно посоветовала я. — Иногда это очень полезно.

Роальд не был расположен воспринимать мой юмор и, как мне показалось, скорее склонялся к тому, чтобы загасить состояние шока новой порцией алкоголя.

Но пусть даже и не мечтает! Теперь я буду решать, что ему надо, а чего — ни-ни.

И тут я вдруг поймала себя на забавной мысли: ведь ты, Женя, испытываешь к Роальду вполне материнские чувства. Тебе хочется оберегать и опекать этого дылду, заботиться о нем.

Разве ты не знаешь, что отсюда всего один шаг до влюбленности?

«Не-ет, — покачала я головой. — До этого мы доходить не будем. Постель не исключена, но не более того. Любовь мешает работе».

Кстати, неплохо бы подумать о том, кто теперь будет оплачивать эту самую работу.

Костяков, бедняга, мертв. А контракт со мной заключал именно Симон Аронович.

Захочет ли Роальд его продлевать? Мне, честно говоря, хотелось бы. Да и Голицын, судя по его потерянному виду, больше всего боится сейчас остаться без надлежащего присмотра.

— Здесь? — притормозил шофер на перекрестке. — С вас…

— Не здесь, — оборвала его я. — Еще немного покатаемся.

И я назвала адрес в другой части города. Шофер пожал плечами и развернул машину.

Пока мы ехали, я внимательно смотрела в зеркальце заднего вида, но «хвоста» за нами не обнаруживала. И тем не менее, когда мы доехали до заводской окраины, я снова велела шоферу изменить маршрут.

— Че вы такие нерешительные? — с улыбкой повернулся к нам водила. — Может, я в лесочке каком приторможу, там и устроитесь. У меня сиденье раскладывается и вообще. Винца возьмем…

При слове «винца» Роальд заметно оживился. Он вопросительно посмотрел на меня, но я отрицательно покачала головой. Никаких пикников.

Пусть шофер думает, что хочет (он явно принял нас за парочку, которая намерена «покувыркаться» в автомобиле), но расслабляться пока рано.

— Теперь все? — устало спросил шофер, когда через полчаса мы подкатили на окраину города. — Больше никуда не поедем?

Я расплатилась, дав водителю щедрые чаевые. Мы выбрались из машины, шофер помог выгрузить чемоданы и, пожелав нам хорошо провести время, отбыл, весело подмигнув нам на прощанье.

— А где мы будем жить? — спросил Роальд, в недоумении оглядывая широкое поле.

— Нам чуть подальше, — успокоила я его. — Чемоданы в руки — и вперед!

Пока мы вышагивали по утоптанной тропинке среди соснового леса, я пояснила Голицыну, что в интересах его же безопасности я сняла на неделю дачу у своего знакомого. Собственно говоря, даже не дачу, а самый настоящий загородный дом.

— А в городе было нельзя? — недовольно поинтересовался Роальд.

— Этот участок находится в городской черте, — спокойно ответила я. — В прошлом году границы города были расширены. Есть телефон, подведены все коммуникации. Так что теплый душ на ночь обеспечен.

— Но как мы будем отсюда выбираться? — продолжал расспросы Голицын.

— На моем автомобиле, — терпеливо объяснила я. — Я подогнала его сюда, пока ты давал показания в гостинице. Как видишь, все схвачено.

Я вдруг остановилась и, опустив на землю чемодан, спросила у Роальда:

— Кстати, дорогой мой, а куда ты намерен отсюда выбираться? Может быть, уже настало время посвятить меня в твои планы?

— Ну… мы поговорим… Не на ходу же, — неуверенно пробурчал Роальд.

— Хорошо, — согласилась я. — Тогда пошли. Нам уже осталось совсем чуть-чуть. Видишь вон тот домик с башенкой? Нам туда.

Когда мы разместились в особняке, Роальд позволил себе слегка расслабиться.