Долина надежды - Хелен Брайан

А виконт и впрямь считал совершенно по-другому. Перенеся однажды свое внимание со службы на дочь, которую непозволительно долго полагал невинным младенцем в кружевных пеленках, он с удивлением осознал, что его ребенку уже сравнялось почти десять лет от роду. Хотя среди его свиты в обязательном порядке имелись и учителя, они были слишком затюканными, чтобы научить Софию еще чему-либо, кроме чтения, письма и простейших правил сложения и вычитания. Впрочем, даже эти умения она освоила только потому, что в промежутках между очередными проделками ей становилось скучно. А ведь согласно его плану ей оставалось всего несколько лет до того, как она выйдет замуж и станет полновластной хозяйкой родового поместья и основательницей нового поколения Графтонов.

И теперь, с большим запозданием озаботившись тем, во что превратилась его маленькая София, он вдруг с ужасом понял, что она совершенно не годится для отведенной ей роли. За исключением приятной внешности, которая обещала расцвести в подлинную красоту, София ничем не походила на его дорогую Кэтрин. Предстояло сделать очень много, и не просто много, а невероятно много, если верить письму леди Бернхэм. Образование, умение держать себя, правильное поведение, манеры, женское изящество, благоразумие, осознание Софией своих благотворительных обязанностей и долга перед бедняками и деревенскими жителями, поколениями прислуживавшими семейству Графтон, – обо всем этом нужно было позаботиться незамедлительно. Лорд Графтон с ужасом и унынием осознал, что в своем нынешнем качестве София едва ли сможет стать благоразумной и понимающей спутницей своему супругу, добросовестной хозяйкой дома, матерью, способной наставить своих детей на путь истинный, или же благодетельницей тем, кто зависел от ее милостей.

Вздохнув, он в тысячный раз пожалел о том, что Кэтрин не дожила до той поры, когда сама занялась бы воспитанием Софии. Леди Бернхэм была добродетельнейшей из женщин, но пугающая набожность не позволяла ей предстать в роли достойного объекта для подражания. Она не сможет научить Софию грациозности, изяществу и элегантности, кои он полагал незаменимыми в женщине. И, будучи теперь вполне осведомленным о прошлых выходках и дурном поведении дочери, лорд Графтон решительно не представлял, с чего начать, дабы исправить ошибки в ее воспитании, допущенные в раннем детстве.

После некоторых размышлений он решил начать с образования Софии. В этом, по крайней мере, он полагал себя знатоком.

Лорд Графтон не мог представить себе достойного образования, кое не включало бы латыни, математики, истории, логики, некоторых знаний по астрономии, музыки и философии, и, поскольку ни одна из школ для юных девиц не отвечала его требованиям, он нанял учителей из своего колледжа в Оксфорде. Здесь он, по мнению леди Бернхэм, изрядно перегнул палку. Приличной девушке не было решительно никакой необходимости знать латынь, математику и логику, а все остальное вполне могла преподать компетентная гувернантка, но лорд Графтон был непреклонен. Еще большее негодование вызывало у почтенной дамы отсутствие религиозного наставления.

Леди Бернхэм всегда отличалась изрядной набожностью, но в последнее время она пришла к убеждению, что государственная англиканская церковь недопустимо благодушествует в мире, погрязшем во зле. Евангелистов же отличал куда более жесткий подход к борьбе с кознями дьявола, что произвело на нее неизгладимое впечатление. Итак, она рьяно обратилась в другую веру, пристрастилась со вновь обретенным пылом читать Библию и уверилась в том, что это необходимо для того, чтобы родиться заново и обрести вечное спасение. Будучи от рождения натурой деятельной, леди Бернхэм сочла своим долгом содействовать пробуждению высокой морали и чувства долга в своей крестнице, а также осознанию ею греха и необходимости спасения души.

И лорд Графтон превратился для нее в помеху на этом пути. Увы, он не отличался особой религиозностью, причем даже не в том, что касалось церкви. Он являлся убежденным сторонником Джона Локка и придерживался огорчительно широких взглядов; собственно говоря, она даже подозревала, что он был презренной личностью, то есть вольнодумцем. Он полагал, что противники официальной церкви, квакеры, католики и даже язычники-евреи и индусы должны иметь право невозбранно практиковать свою веру. Он не соблюдал священный день отдохновения, читал все, что ему вздумается, вместо того чтобы ограничиться штудированием Библии или проповедей, и преспокойно отправлялся в путешествие, наносил визиты или работал с официальными бумагами. Все это было ненавистно леди Бернхэм, но самое страшное заключалось в том, что лорд Графтон наотрез отказывался нанять духовного наставника для дочери, невзирая на то что леди Бернхэм рекомендовала ему на это место некоторых выдающихся богословов. Как следствие, она сочла, что должна взять религиозное и нравственное наставление Софии в собственные руки.

Что до самой Софии, то она вернулась в Лондон, даже не подозревая о том, что ждет ее впереди. Поначалу девочка не поверила своим ушам, а потом пришла в ярость, узнав о переменах в собственном положении. Вместо того чтобы проказничать и предаваться шумным забавам во дворцах и чужеземных дворах Европы, где ее баловали и обожали, ей предстояло заточение в детской и классной комнатах их лондонского особняка. Ее ждали ранние ужины, строгий распорядок отхода ко сну и полный набор уроков. А выходы в город должны были ограничиться прогулками в парке – пешком или в экипаже, но с обязательным сопровождением дуэньи – и посещениями церкви.

– Я должна буду сидеть дома? Нет! Ни за что! – пронзительно завизжала она, с негодованием узнав, что более не будет сопровождать отца в его зарубежных поездках. Она с первого взгляда возненавидела остроглазую гувернантку, нанятую по рекомендации ее крестной матери, за которой сама леди Бернхэм вознамерилась надзирать во время регулярных визитов в особняк.

Недостаточное духовное наставление леди Бернхэм решила компенсировать тем, что обязала Софию по воскресеньям дважды сопровождать ее в церковь, дабы петь псалмы и читать Библию с евангелистами, беседовать с евангелистом-миссионером и принимать участие во встречах аболиционистских обществ, равно как и наносить визиты вместе с нею в Воспитательный дом, патронессой которого некогда была Кэтрин.

– Нет! Нет, нет, нет и нет! – зашлась криком София, пока не охрипла. Но в кои-то веки никто не обратил на нее внимания.

Леди Бернхэм, гувернантка и учителя требовали, чтобы София вставала рано, одевалась аккуратно и присутствовала на молитве – в этом вопросе лорд Графтон вынужден был уступить настойчивости леди Бернхэм, – после чего начинались занятия в классной комнате, за которыми следовали уроки музыки, вышивания гладью, рисования и, по особому настоянию, послеобеденные упражнения с экономкой Графтонов. К вящему негодованию своего превосходного повара-француза, лорд Графтон вынужден был доставить в Лондон деревенскую экономку, миссис Беттс, ради одной-единственной цели – наставления Софии в старомодных методах ведения домашнего хозяйства, коими молодые девицы благородного происхождения, даже состоятельные, должны были сполна владеть во времена леди Бернхэм, включая стряпню, лучшие способы избавления гобеленов от моли, уход за больными и разведение домашней птицы. Все это представлялось Софии настолько ненужным, что она даже и не подумала протестовать. У Графтонов имелась в наличии целая армия слуг, так что едва ли ей придется когда-либо хотя бы пошевелить пальцем. Даже лорд Графтон позволил себе усомниться в целесообразности этой программы, но леди Бернхэм ничего не пожелала слушать, заявив, что подобные знания пригодятся любой женщине, сколь бы высокое положение в обществе та ни занимала. Это был обычай, освященный веками, и пренебрегать им не следовало.

София взбунтовалась. Она стала невыносимо груба с окружающими. Она швырялась чернильницами в учителей, когда они позволяли себе бранить ее, показывала язык миссис Беттс, а леди Бернхэм называла за спиной «старой сплетницей». Входя в церковь, она шумно шаркала ногами, отказывалась петь псалмы, ерзала и корчила рожи во время проповеди, пиная скамью перед собой. Ее отцу пришлось вдвое повысить жалованье учителям, чтобы те не потребовали расчета, назначить миссис Беттс внушительный гонорар и регулярно умиротворять леди Бернхэм, напоминая об их долге перед Кэтрин.

Флегматичная гувернантка сохраняла завидную невозмутимость соляного столба, что бы ни вытворяла София, да и миссис Беттс держалась вполне достойно, а вот леди Бернхэм, которой уже перевалило за шестой десяток, находила столкновения и препирательства со своей крестной дочерью чрезвычайно утомительными. К тому времени как Софии исполнилось двенадцать, учителя уже сменились несколько раз. Во время расставания они уверяли лорда Графтона, что София, пребывая в благожелательном расположении духа, отличалась острым умом, но поскольку такое случалось довольно редко, то и успехов в учебе она добилась незначительных. Поведение ее было поистине ужасающим, чтобы его можно было безропотно сносить в течение сколько-нибудь продолжительного времени.