Король Неверленда - Никки Сент Кроу

– Я не знаю, где…

– Помолчи. – Он переводит взгляд на меня. Теперь, при ярком свете и в помещении, я вдруг замечаю, что глаза у него светло-светло-голубые, почти белые, обведённые тёмными кругами.

По телу пробегает дрожь, и я плотнее кутаюсь в кофту.

– Мне не нужно разрешение, чтобы копаться в твоей голове, и я не прошу об этом. – Он садится ровно. – Но если ты пойдёшь нам навстречу, мы все гораздо раньше получим то, что хотим.

Пэн делает ещё одну затяжку, вокруг его лица струится дым.

Я думаю, что сейчас впервые вижу его по-настоящему. Когда он появился у нас дома, я слишком упорно отрицала происходящее, чтобы действительно разглядеть, кто передо мной.

На берегу его окутывала тьма.

Закатанные до локтей рукава рубашки обнажают чёрную вязь татуировок на предплечьях и кистях. Когда Пэн сжимает стакан, серебряные кольца на пальцах блестят на свету.

На татуировки можно отвлечься, и это радует. Трудно смотреть прямо в лицо существу из сказок.

При виде него у меня что-то обрывается в животе.

Есть в Пэне нечто обезоруживающее. Неестественное. Призрачное. Так выглядело бы бесплодное дерево, растущее посреди тёмного озера.

Исключительное, редкое явление – но вот же оно, оно существует.

Подобный вид словно говорит невольным зрителям: я несокрушим. Непреклонен.

Смотреть на Пэна тяжело, но отвести глаза труднее.

– Ты меня поняла, Дарлинг? – уточняет он.

Я сглатываю ком в горле.

– Да.

– Хорошая девочка. – Он встаёт с кресла. – Отведите её обратно в комнату.

Близнецы переглядываются.

– Сейчас же.

Они подчиняются, и Пэн исчезает из виду.

– Давай, Дарлинг. – Кас поднимает меня, а Баш уходит в коридор. – Мы уложим тебя спать и будем добрее, чем Пэн, честное слово. – На последних словах он смеётся, но смех кажется саркастическим.

Близнецы ведут меня по коридору назад в спальню и снова приковывают к кровати. Кас действует очень осторожно, но я подмечаю его взгляд, задержавшийся на моём теле.

Это странное чувство – внезапно оказаться пленницей в доме, полном парней.

Год назад я назвала бы это праздником.

Теперь это представляется закономерным следствием того, что всю жизнь я провела в страхе и заблуждениях.

– Для первого дня в Неверленде, – говорит Баш, – у тебя всё очень даже неплохо, Дарлинг.

– Я прикована к кровати. Как будто у меня вообще был выбор.

Кас двигает челюстью.

– Выбор есть всегда.

– Если мы понадобимся, Дарлинг, кричи. Мы будем неподалёку, – напутствует Баш. Затем дверь за ними закрывается со щелчком, а я остаюсь лежать при мерцающем свете фонаря.

Глава 8

Уинни Дарлинг

Своё тринадцатое лето я провела с мамой в ветхом доме, втиснутом между участками двух враждующих соседок: одна была ханжа, вторая – проститутка.

Проститутка Старла, мамина знакомая, помогла нам получить аренду.

Бет Энн, скромница, ненавидела Старлу и говорила, глядя на потрескавшийся тротуар перед милым жёлтым домиком соседки:

– Эта гнусная женщина – пятно позора на всей округе.

Ироничнее всего выглядело то, что жилище Старлы было самым красивым в квартале.

Я довольно быстро поняла, что она богата и умеет распоряжаться своей валютой – телом – лучше мамы.

Бет Энн втайне завидовала Старле, хотя и притворялась, что это не так.

Я думаю, не столько из-за её свободного отношения к сексу, сколько из-за свободы вообще.

Муж Бет Энн не обращал на неё внимания, а, возможно, и ненавидел. Она оказалась в ловушке, и её бесило, что соседка этого избежала.

Я любила Старлу. Мне нравилось слушать её, наблюдать за ней и учиться.

– Я хочу стать миллионершей, – сказала она мне однажды днём, когда сидела со мной по просьбе мамы. – Осталось немного. Ещё несколько лет, и я буду стоить семизначную сумму.

Такие деньги трудно было представить, но в действительности меня гораздо сильнее удивляла уверенность Старлы.

Как она умудрялась это делать?

Как ей удавалось жить в своём теле и так его любить?

Я изучала её всё лето, пыталась узнать её секреты. Мне всегда нравилось наблюдать за людьми, обнаружив, что их гораздо легче понять, когда они сами не знают, что за ними кто-то следит.

Старла всегда заводила разговоры первой и имела обыкновение прикасаться к людям, даже к незнакомцам. Притрагивалась к плечу или пожимала руку. Мужчинам это нравилось. И не важно, где мы были и чего просила Старла, мужчины покорялись ей.

Однажды днём она каким-то образом уговорила первого встречного угостить нас обедом. А в конце лета подъехала к дому на новеньком внедорожнике, который ей купил со склада какой-то парень.

– Ты с ним встречаешься? – спросила я.

Старла рассмеялась.

– Малышка, я ни с кем не встречаюсь. Мужчины – мои игрушки, и я регулярно с ними играю.

Мне хотелось, чтобы она была моей матерью.

Когда нас выселили из этого дома за просроченную арендную плату, я была безутешна.

Старла сказала, что я могу навещать её, когда захочу, но мама смогла найти квартиру только через два округа оттуда.

Я больше никогда не видела Старлу.

Иногда я думаю о ней и задаюсь вопросом, достигла ли она семизначной суммы.

Уверена, что да.

Лежа прикованной к кровати в незнакомом месте, я не могу не спросить себя, что бы делала в такой ситуации Старла.

Она бы не волновалась. И не боялась. А придумала бы план и приступила к его воплощению.

До Пэна, до Неверленда, я считала, что мне суждено сойти с ума, как и моей матери, и ничто не может этому помешать. Считала: безумие у меня в крови. Но теперь понимаю: Дарлинги теряют рассудок здесь. В Неверленде.

Поэтому мне нужно выяснить, как это предотвратить. И даже возможность хоть как-то препятствовать этой перспективе – гораздо больше, чем я когда-либо рассчитывала.

Я никогда не была ханжой, не то что Бет Энн. Где уж мне позволить себе такую роскошь.

Вот почему через меня прошла половина первогодок баскетбольной команды в старших классах. От них я получала то, чего хотела или в чём нуждалась. Иногда они подвозили меня в школу. Иногда кормили. В других случаях я просто чувствовала, что нахожусь в собственном теле.

В том же году я получила прозвище Шлюшка Уинни.

Тогда мне было всё равно. Мне и сейчас всё равно.

И если бы Старла была здесь, она бы посоветовала мне использовать то, что у меня есть.

– Большинство мужчин этого не осознают, – сказала она однажды, – но у нас, девочек, тоже есть ящики с инструментами. Но оттуда не вываливаются молотки, гаечные ключи и отвёртки. У нас есть вот это. – Она сжала свои груди. –