Арбалет - Геннадий Дорогов

– Есть такой декоративный цветок.

Васильев усмехнулся.

– Ну, цветком Пришилина вряд ли можно назвать. «Мокрое дело» на уголовном жаргоне означает убийство.

– Это мне известно, – Князева немного сбавила тон.

Васильев поднял на не глаза.

– Тогда чего вы от меня хотите? Я не собираюсь отпускать на волю заведомого преступника, который уже лет двадцать лишних топчет землю. Он ведь ещё кого-нибудь угробит. На чьей совести будет эта жертва?

Князева глубоко вздохнула.

– Олег Сергеевич, я ведь не против того, чтобы преступник был арестован и осуждён. Но мы должны действовать законными методами, а не использовать жегловские штучки. Всё начинается с малого. Сначала мы фабрикуем дела против уголовников, а потом упекаем за решётку невинных людей.

– Жегловские штучки, если вы помните, помогли раскрыть и обезвредить опасную банду, – сказал Васильев, продолжая вертеть в руках авторучку. – Если ради общей пользы приходится отступать от правил, то я это делаю. Полагаю, нам не о чем больше говорить.

– В таком случае, – Князева опять повысила голос, – я буду вынуждена подать рапорт начальству.

– Вы ничего не докажете, – на скулах Васильева заиграли желваки.

– Докажу! Я потребую провести дактилоскопическую экспертизу. Если пистолет действительно принадлежит Пришилину, то на нём должны быть отпечатки его пальцев.

Авторучка в руках Васильева переломилась пополам. Окатив посетительницу ледяным взглядом, он сказал:

– Хорошо, я освобожу этого отморозка из-под стражи. А теперь выметайся из кабинета.

Когда Князева ушла, Васильев рывком сдёрнул трубку с телефона внутренней связи.

– Логова ко мне! Немедленно!

Через пару минут Костя осторожно вошёл в кабинет следователя.

– Вызывали, Олег Сергеевич?

Уже не сдерживая бурлившую внутри ярость, Васильев закричал:

– Ты сказал этой суке про пистолет?

Костя тяжело вздохнул и отвёл глаза в сторону, приготовившись к тому, что в течение ближайших нескольких минут ему придётся исполнять роль громоотвода.

Уголовник Ванька Мокрый на этот раз, как говорится, вышел сухим из воды. Серьёзных улик против него найдено не было, дело с пистолетом замяли, поэтому по истечении трёх суток Пришилин был выпущен на свободу за отсутствием доказательств его вины. С лицом оскорблённой невинности он сетовал на милицейский произвол по отношению к честным гражданам, а на губах играла злорадная ухмылка. Васильев буквально кипел от бессильной злобы. Трудно сказать, кого он в это время ненавидел больше: матёрого, закоренелого преступника, избежавшего заслуженного наказания, или молодую неопытную сотрудницу отдела, помогшую преступнику это самое наказание избежать.

Впрочем, злился не один Васильев. Княгиня не только перечеркнула проделанную работу, но и подкинула хлопот на будущее. Единственной надеждой сыщиков оставался потерпевший, который всё ещё находился в тяжёлом состоянии. Теперь у его палаты постоянно дежурил милиционер. За Пришилиным была организована круглосуточная слежка. Оперативные работники, сменяя друг друга, старались не упускать его из виду. Ванька Мокрый, скорее всего, об этом знал или догадывался. Вёл себя он очень тихо и почти ни с кем не общался. Единственным исключением была его подруга, у которой он проводил большую часть времени. Вероятно, она и была той женщиной, которая периодически звонила в больницу, справляясь о состоянии потерпевшего.

По прошествии недели, когда стало ясно, что шансов на выздоровление у пациента практически нет и дни его сочтены, Васильев решил спровоцировать преступника на решительные действия. Он попросил медперсонал больницы на вопросы по телефону отвечать, что больной пошёл на поправку и скоро сможет давать показания. Результат не заставил себя долго ждать. Уже в середине дня позвонил Денис Гущенко – оперативник, ведущий в данный момент наблюдение за Пришилиным.

– Олег Сергеевич, наш подопечный занервничал. Кажется, он пытается оторваться от слежки. Один я за ним не услежу. Пришлите кого-нибудь на помощь.

– Почему ты решил, что он хочет сбежать? – спросил Васильев.

– Он несколько раз пересаживался с одного транспорта на другой. А сейчас взял такси и направляется в сторону Коммунального моста.

– Понятно. Сейчас отправлю к тебе ребят. Держи со мной связь и постарайся не упустить Пришилина.

– Постараюсь.

– Но зря не рискуй. Соблюдай осторожность и на рожон не лезь.

– Слушаюсь, босс! – бодро ответил Денис. – Не лезть на рожон – моё любимое занятие.

Васильев положил трубку, мысленно чертыхнувшись. В американских фильмах копы всегда работают парами, а тут вечно не хватает людей. Он торопливо оторвал от дел двух молодых оперов – Павла Гальского и Андрея Кокорина – и отправил их в помощь Денису.

Через несколько минут Гущенко позвонил опять, сообщив о том, что преследуемый движется в сторону Кировского района. После этого связь с ним оборвалась.

Приехав в Кировский, Андрей с Пашкой разъезжали по району наугад, не зная, что им делать. Ни им, ни Васильеву связаться с Гущенко не удавалось. Наконец парни обнаружили машину Дениса, стоявшую у кромки тротуара. Тогда они припарковались рядом и стали пешком прочёсывать близлежащие дворы. В одном из них оперативники увидели небольшую группу людей, взволнованно переговаривающихся между собой.

– Надо вызвать милицию, – послышался женский голос.

– Здесь милиция, – сказал Гальский, показывая удостоверение. – Что случилось?

Люди расступились, и оперативники увидели своего товарища. Гущенко лежал на земле лицом вниз. Из его спины торчал финский нож, воткнутый по самую рукоятку.

В кабинете начальника собрались все сотрудники отдела, кроме Князевой. На длинном столе, за которым проводились ежедневные планёрки, стояли гранёные стаканы, бутылки с водкой и скромная закуска. На тумбочке в углу стоял портрет Дениса Гущенко с перетянутым чёрной лентой уголком. Денис был весёлым, улыбчивым парнем. И на этой фотографии он тоже улыбался, но что-то изменилось в его улыбке.

– Странно, – сказал Васильев. – Никогда не замечал прежде, что у Дениса такое грустное, задумчивое лицо. Даже улыбка у него грустная.

Пожилой следователь Аршинов согласно кивнул и сказал:

– Так всегда бывает с портретами умерших людей. У Анны Ахматовой даже есть такое стихотворение:

Когда человек умирает,Изменяются его портреты.По-другому глаза глядят и губыУлыбаются другою улыбкой.

Начальник отдела поднялся со своего места.

– Давайте помянем нашего погибшего товарища, – он обвёл взглядом присутствующих. – Однако мы здесь не все собрались. Костя, – обратился он к Логову, – позови Ольгу Владимировну.

Присутствующие мрачно переглянулись. Костя замешкался.

– Я прошу тебя, – сказал полковник. – Ну не мне же, старику, идти за ней.

Костя поднялся и направился к двери.

– Давай, князь, чеши за своей княгиней, – злобно бросил ему вслед Гальский.

Логов на секунду обернулся и, ничего не ответив, вышел из кабинета.

– Зря ты, Павлуха, так, – сказал Кокорин. – Костян-то в чём виноват? Ему самому тошно.

– А кому не тошно? – Пашка хотел ещё что-то сказать, но замолчал, стиснув зубы.

Лейтенант милиции Князева громко рыдала. Когда Логов вошёл, она попыталась совладать с собой, но у неё ничего не вышло, и она вновь залилась слезами.

– Костя… я же… хотела как лучше… по справедливости… – судорожные всхлипы мешали ей говорить. – Я… я не думала… что всё так закончится.

Несколько минут Логов пытался её успокоить. Наконец, это ему удалось. Когда они входили в кабинет начальника, Ольга уже не плакала и внешне была спокойной. И лишь покрасневшие, припухшие от слёз глаза выдавали её внутреннее состояние.

Ориентировки с фотографиями Пришилина были расклеены в общественных местах, показаны по местному телевидению. Это дало свои результаты. Однажды неизвестный человек позвонил в милицию и сообщил, что несколько минут назад очень похожий на разыскиваемого человек вошёл в одну из двенадцатиэтажек на проспекте Химиков. Немедленно к указанному дому была направлена оперативная группа. Под видом работников БТИ сотрудники проверяли одну квартиру за другой. Напротив дома в машине дежурила группа захвата, контролирующая всех выходящих и готовая по первому сигналу приступить к действию.

В оперативную группу, проводящую осмотр квартир дома, была включена и Ольга Князева. На это задание она напросилась сама. Полковник Седой был сначала категорически против этой затеи и даже слушать ничего не хотел. Но Княгиня оставалась верной себе. Она стала горячо убеждать его в том, что для неё это дело чести, что иначе она будет вынуждена подать рапорт об уходе. В конце концов, начальник сдался, не выдержав её напора.