Судьба (книга третья) - Хидыр Дерьяев

— Для поборников царского трона каждый его обломок равен дереву Каабы! — выкрикнул он.

— Молчи, нечестивец! — зашипел на него ишан Сеидахмед, не поворачивая головы. — Наузу би-иляхи, избави боже, с чем сравниваешь святыню — с сидением капыра?.. Люди! — громко обратился он к собравшимся.—

Аллах велик! Сказано в писании: «И ниспосылает с неба воду и оживляет ею землю после её смерти». Его особая милость лежит на хане и на шахе. Народ, поднявший руку на своего шаха, лишается небесной благодати, гнев господен падает на него, как огненный камень, сброшенный ангелами с горных высот. Вот русские посягнули на своего царя — бог обрушил на них невиданный голод. И на нас обрушил, потому что мы тоже были подданными царя и не защитили его…

— Правильно, ишан-ага! — раздалось из толпы.

— По делам их воздал им аллах!

— И после такого есть ещё сомневающиеся!

Бекмурад-бай поднял руку.

— Не шумите, люди, не затягивайте время!.. Вникайте в истину, сказанную ишаном-ага. Когда человек бросает дыню, он не насытится огурцом. Русские посадили на царский трон Керенского — года не прошло, н его сбросили.

— Куда сажать было, если царский троп в щепки разбили! — заворчал было Сухан Скупой, подаваясь вперёд. Но сидящий рядом с ним бай придержал его за рукав. Хватаясь за сползающий с плеча халат, Сухан Скупой оглянулся и сел, сердито отдуваясь; сунув руки за твёрдый от грязи и жира ворот бязевой рубахи, кряхтя почесал спину около шеи, поскрёб под мышкой и поднёс пальцы к носу, нюхая едкий запах пота.

— Теперь русские разделились на группы, — продолжал между тем Бекмурад-бай, — грызутся между собой, как псы на собачьей свадьбе. Меньшевики, большевики, эсеры — никто не признаёт друг друга, каждый кричит своё, каждый винит другого. Могут в одной стае жить волки, собаки и шакалы? Такую стаю один смелый заяц разгонит! Нет у нас прежних полковников, которые наводили порядок, давали нам мир и благоденствие, нет приставов. Всех их уничтожили, а вместо них создали Советы. Кто такие Советы? Всё равно, что стая весенних скворцов — трещат и трещат, сами себя слушают, а больше никто на Них внимания не обращает. Они предлагают нам свой уклад жизни, но сказано: не спускайся в яму по чужой верёвке. Нам нужен наш уклад и наши обычаи, нам нужна крепкая рука, которой мы сейчас ли-шены. Хан нам нужен, люди! Иначе погибнуи текинцы, и следы их коней на земле не наполнит больше дождевая влага! Я сказал всё!..

Бекмурад-бай замолчал, ссутулился и потянулся к чайнику с чаем. Речь его произвела впечатление — люди молчали. Потом сход взорвался криками:

— Изберём хана!

— Крепкого человека в ханы!

— Топбы-бая избрать!

— Нет человека лучше Топбы-бая!

— Хотим ханом Топбы-бая!

Когда запруда цела, вода просачивается сквозь пса тысячами незаметных и безобидных капель. Но стоит только появиться где-то заметной щели, как вся масса воды устремляется туда единым потоком. Почти каждый из собравшихся на сход мог бы назвать желаемого ему человека, по, когда было выкрикнуто имя Топбы-бая, все бездумно подхватили его. Будь названо другое имя, толпа так же единодушно поддержала бы и его, радуясь возможности дать первоначальный выход напряжению, ожидания.

По договорённости, от имени большевиков должен был выступить Карагёз-ишаи, как человек, пользующийся известным авторитетом и среди бедноты и среди более зажиточной части населения. Однако сложившаяся обстановка подсказывала, что выступление его запоздало — одной лопатой земли не заделать брешь в плотине.

Между тем Сергей, Ага Ханджаев и Клычли, осуществляя вторую часть своего плана, подсаживались то к одному, то к другому представителю туркменских родов в племён, и каждого убеждали, что только в их роду, в их; племени есть человек, достойный стать марыйским ханом. Собственно, особого убеждения не требовалось, так как каждый был уверен, что его род не хуже, чем любой другой, и имеет равное право претендовать на предводителя именно из своей среды. Однако были авторитетные имена и для всех племён и родов, поэтому Сергею с товарищами требовалось немало усилий, чтобы предупредить возможное единогласие схода.

А сход шумел. И хотя у Топбы-бая оказалось много, противников, других имён названо пока не было — страсти кипели вокруг одного, и это было чревато, нежелательными последствиями.

Обстановку разрядил Бекмурад-бай. Некоторое время он, нахмурясь, терпеливо слушал выкрики. Не услыхав ожидаемого, заговорил сам:

— Люди, не шумите! В такой обстановке мы не придём к согласию. Вот ишан-ага торопится поскорее благословить вашего хана и вернуться домой. Он старый человек, устал, не будем заставлять его ждать. Над нашим сходом поднято знамя Каушут-хана. Это не простое знамя, оно осеняло победы текинцев над хивинским ханом Мадэмином и над иранским Хамза-мирзой. Не отдайте его случайному человеку! Пусть возьмёт его рука справедливого и храброго, достойного славы. Каушут-хана! Не торопитесь, подумайте, что лучше гнёт кошки, чем справедливость мышей, называйте имя достойного!

Почувствовав незаметный толчок в бок, ишан Сеидахмед зашевелился, закряхтел, силясь встать. Сидящие рядом помогли ему. Он протянул руку, в неё вложили древко знамени. Каушут-хана. Дрожащими непослушными ногами ишан сделал три шага вперёд. Маленький, ничтожный и слабый, помаргивая слезящимися глазами и дрожа сквозной — волосок к волоску — белоснежной бородкой, он возвышался над притихшим сходом, и знамя текинской славы, знамя легендарного Каушут-хана колебалось и клонилось в его немощных руках.

— Бисмилла рахман рахим… — хрипловато заговорил он и покашлял, прочищая горло. — Дай бог, чтобы с этим знаменем вернулись былые туркменские порядки! Пусть на голову вашего хана сядет птица счастья Хумай. Согласных одаривает своей милостью аллах, ссорящиеся же неугодны господу. Эй, люди, эй, текинцы, рождённые, под счастливой звездой! Не будем спорить, ибо спор — это камень, брошенный в водоём. Он поднимает муть со дна, делает воду непригодной для питья, и нужно ждать, пока она отстоится снова.

— Умён, однако, старый чёрт! — шепнул Сергей, толкнув Клычли локтем. — Интересно, что у него на уме?

— Ай, у лука всегда один запах! — отмахнулся Клычли. — Что доброго может быть на уме ишана Сеидахмеда!

Сидящий рядом арчин Меред поднял голову и шевельнул ноздрями, словно принюхиваясь. Плотный и кряжистый, похожий на могучий замшелый пень векового дерева, ещё храпящий в своих корнях буйные соки жизни, он за всё время не проронил ни слова, только поглаживал курчавую бороду да время от времени прихлёбывал чай. Казалось, происходящее его совершенно не интересует.

А голос ишана Сендахмеда уже звучал в полную силу:

— Пусть спит спокойно наш Каушут-хан! Мы не посрамим имени и славы его! Мы вручим знамя достойному — мы вручим его Бекмурад-баю!..

Возгласов одобрения не последовало, сход хранил молчание, и ишан растерянно оглянулся, словно прося поддержки у сидящих на топчане. Но там безмолвствовали тоже.

— Говорите же, люди! — воззвал ишан. — Аллах одобрит, если мы дружно и согласованно изберём хана! И хан и народ в блаженстве жить станут, светлые Дни осенят ваше жилище! Говорите!

Из группы приближённых Бекмурад-бая закричали;

— Согласны!

— Бекмурад-бая избрать ханом!

— Мудро сказал ишан-ага!

— Если изберём с согласия ишаиа-ага, всем делам нашим будет сопутствовать удача!

— Хотим ханом Бекмурад-бая!

— Крепкая рука у Бекмурад-бая, умная голова!

— Согласны на Бекмурад-бая!

Начали выражать своё согласие и другие группы, пока не очень дружно, но всё же голоса сторонников Бекмурад-бая всё увеличивались. Дело клонилось явно к тому, что знамя Каушут-хана получит Бекмурад-бай — человек, меньше чем кто-либо другой сочувствующий Советам.

Карагёз-ишан, досадуя, что лишён возможности действовать, тревожно поискал глазами в толпе своих друзей. Но они и сами понимали критическое положение.

— Мы опаздываем, Сергей! — шепнул Клычли. — Надо что-то делать, иначе всё пропало!

— Не торопись, — возразил Сергей, — не все согласны на Бекмурад-бая. Видишь, большинство молчит?

— Пока они молчат, ишан Сеидахмед благословит Бекмурад-бая, и тогда уже поздно будет говорить! А завтра Бекмурад начнёт войско против нас собирать.

— Народ не так-то просто пойдёт в его войско.

— У избранного хана свои права — он не станет спрашивать согласия народа! — сказал Клычли и, подавшись вперёд, закричал:

— Арчина Мерсда нужно избрать ханом!

В другом конце схода подал голос Ага Ханджаев:

— Хотим ханом Сухан-бая!

Эти два возгласа нарушили неустойчивое равновесие схода. Сход загудел растревоженным ульем. Как горох из прорвавшегося мешка, со всех сторон посыпались имена претендентов. Каждый кричал своё, не слушая соседа. Кое-где уже начали посматривать друг на друга злыми глазами. Бекмурад-бай попытался утихомирить людей, но чем больше он призывал к спокойствию, тем громче и беспорядочнее становился шум. Пробормотав: «Не дай бог…», — ишан Сеидахмед сунул знамя одному из джигитов и, подобрав полы халата, снова уселся на своё место, закрыл глаза и зашептал молитву.