Тогда. Теперь. Сборник рассказов - Олег Валерьевич Куратов

Каждая часть романа – это аллегория наблюдения, высказанного в её эпиграфе. Эти аллегории создавались в виде описаний поведения и устремлений персонажей, от рождения повязанных кровными узами своего этноса, в данном случае – русского, а, возможно, и российского мегаэтноса, если считать, что таковой существует. В свою очередь, судьба каждого персонажа – это аллегория участи отдельного дерева в тяжко поражённом дремучем лесу и его роли в жизни-болезни этого леса. Возможно, все эти образы гармонично вписываются в метафизическую картину движения мира, созданную Великим Иоанном Богословом в его бессмертном «Откровении», не оставляющем у верующих никаких других Надежд.

ТОГДА (Конный поход).

Многое из того, что всплывает из памяти, кажется не то что нереальным, – просто невозможным, особенно в бытовых мелочах, в отношении к законам, официальным порядкам, обращению с оружием и т.п. в нашем закрытом, полувоенном средмашевском социуме тех времён. А ведь это казалось нормальным, естественным. И неловко, и смешно, и трогательно вспоминать.

Около месяца назад наступил Новый, 1978 год. Пятничный вечер. Закончилось непрестанное, лихорадочное дневное дёрганье. Только периодически набегают важные накаты напоминаний о неисполненном. Но это будет всегда. Полная тишь. В своём уютном кабинете смотрю служебную почту.

Такая же тихая, сладко-спокойная тишина была ТОГДА, в сорок втором, когда отменяли воздушную тревогу и не надо было идти в бомбоубежище. Света нет, полная темнота, на окне затемнение. Но тепло. Мама и бабушка рядом, на горячей лежанке, брат где-то тут же, внизу, на полу, слушает мурлыканье кошки.

Справа, над столиком для посетителей, висит небольшая репродукция "Купания красного коня" Петрова-Водкина – предмет постоянного раздражения нашего парторга ("Не такой это кабинет, чтобы в нём голые оргии вывешивать!"). Под картиной, на полированном столике, – огромная керамическая пепельница, собравшая в своём колорите все буйные цвета репродукции (храню эти вещи до сих пор). Слева, в качестве валерьянки парторгу, – маленькая фотография Ильича во весь рост на фоне библиотечных книжных полок (он же: "Вот это да! И где ты только такую раскопал? Даже у меня такой нет!").

Докладывает по связи дежурный, пришёл Доктор. Почта просмотрена, пусть заходит. Развалившись в кресле (это мой друг, врач нашей заводской медсанчасти), Доктор докладывает о готовности к дальней поездке на Алтай. Его "Волга" проверена и заправлена. Радио сообщает, что Чуйский тракт расчищен от снега. Продукты, оружие, снаряжение, гостинцы алтайцам загружены. Вести машину будем посменно, меняться каждые два часа.

– Вот только мороз не по прогнозу. У нас 26, а там, я звонил, 31. Спирта-то я взял достаточно… – затем, с подковыркой, – Наш, медицинский, небось, почище вашего будет.

Я молчу, хотя знаю, что заводу поставляется спирт высшей очистки – так требуют специальные технологии. Гурманы-снабженцы за этим привередливо следят. Доктор продолжает:

– Но всё равно боюсь, замерзнем на лошадях. Надо бы у наших вояк попросить новые валенки, у них особые, тёплые, ведь постовые-то в таких все ночи на наших охранных вышках простаивают…

"Наши вояки" – это один из полков войск МВД, которому поручена охрана периметра завода, его цехов и отделов, зеков-строителей, инфраструктуры. Тут же звоню начальнику штаба полка и излагаю эту просьбу. Не успели мы с Доктором последний раз проработать маршрут похода и набор вещей с собой, как докладывает дежурный из приёмной: к вам военная делегация. Всё ведь рядом. Пусть войдут.

Входит молоденький лейтенант, за ним – солдат с мешком. Оба с мороза, румяные и серьёзные. Лейтенант:

–ТоварищГлавныйИнженер! Ррэшитеобратитьсяпоприказуначальникаштаба докладываюгруздоставлен – куда?

Тем временем шустрый солдатик с любопытством зыркает по интерьеру, аппаратуре связи и вообще по углам. Совсем юный мальчик, похож на моего сына.

Сын. Что мне делать с сыном, ума не приложу.

Тыкаю пальцем в кресло возле Доктора. Лейтенант солдату:

– Ложи. Аккуратней. Так. Встань подальше.

Ко мне:

– Приказано доложить, инвентарь списан. Рршите идти?

Договариваемся выехать в 4 утра. По пути домой, в машине, в голове свербит: как же так? Спирт, валенки – на какие это шиши? Как-то неловко. По возвращении валенки отошлю с благодарностью. Если Доктор не выменяет их алтайцам на травы, мумиё или панты. Тогда начштаба – часть этой мены. Со спиртом Доктор пусть сам разбирается.

Дорога с коротким привалом в страшной, чудовищно одинокой избе на берегу промороженной речки занимает около полусуток, – и мы оказываемся в такой глуши, какой сейчас, наверное, уже и не существует. Это далеко, вёрстах в тридцати за Онгудаем в сторону Ини, потом ещё столько же влево, на восток. Там расположилось небольшое стойбище; нас ждут несколько маленьких алтайцев и таких же маленьких лошадей. Лошади для нас со стременами. Дует холодный ветер с мелким снегом.

Мы переодеваемся в тёплую одежду, переобуваемся в новые солдатские тёплые, но совершенно каменные валенки (как это свойство помогло потом!). Наскоро чокаемся с алтайцами, немного перекусываем. Почти вовремя успевает к сбору ещё один участник охоты – местный КГБ-шник, симпатичный майор. Он сразу же после знакомства достаёт из своего багажа и протягивает мне "калаш". Я удивляюсь и вежливо отказываюсь – у нас прекрасные винтовки. (У меня, например, хорошо пристрелянная биатлонная винтовка калибра 6,5мм моего приятеля, олимпийского чемпиона мира). Майор пожимает плечами: как хотите, мне было приказано. Доктор ухмыляется – он умеет готовить мероприятия. Я ему грозно шепчу: автомат – это тебе не валенки! Он хмыкает, по его разумению это всё равно.

Алтайцы распределили по лошадям все наши грузы, часть поручили нам разместить в заспинных рюкзаках и дают команду садиться. Ни у меня, ни у Доктора, ни даже у майора это сразу не получается. Казалось, лошадки низенькие, стремена удобны даже для массивных солдатских валенок, но … Как только я сажусь на лошадку, она начинает дрыгать крупом, пытаясь меня сбросить, и, кроме того, исхитряется несколько раз укусить то за одну, то за другую ногу. Спасают каменные валенки. То же самое и с Доктором, и с Майором. На вопросы наши – в чём дело? – уже немного закосевшие алтайцы угрюмо отвечают:

– Твоя говна много ест, лошадь не трактор – говно возить не любит, наказывать надо

В переводе это означает

– Говна в вас много! Мы лёгкие, а вас и трактору не поднять! Тяжёлые вы. Снимайте рюкзаки, пробуйте снова. Мы зачем вам плети дали? – бейте сильнее! Действительно, все алтайцы – жилистые, худощавые, подвижные, лёгкие, хотя и на вид постарше каждого из нас.

Начали вновь. Доктор снова упал, хохот и проклятия.

Неожиданно для себя встаю на стременах, отвлекаюсь от сутолоки, ругани, смеха. Возношусь к снежному небу. Как оно прекрасно! Прекрасен снег! Прекрасны горы! Как чист и вкусен воздух! Только что рассвело. Тридцать мороза! Мир, ты прекрасен!

С таким же восторгом летал я ТОГДА прыжком с