Камера хранения - Нюта Федермессер

Мне очень повезло, меня всю жизнь окружают потрясающие люди. И пусть так и продолжается. Я стараюсь разглядывать всех внимательно и впитывать.

Но лучшие для меня всё же мама и папа, причем именно оба вместе, так как порознь они трудные, а вместе… Когда про них думаю, начинаю реветь… Они изумительные. И еще я хочу быть похожей на своих детей. На Лёву и Мишу. Они чуткие и свободные.

Я очень люблю наводить уют и чистоту. Это мой способ борьбы с хаосом вокруг. Но вообще я много что люблю. Люблю путешествовать по всяким малолюдным местам. Очень люблю читать, но только чтобы не занудно было написано.

В разное время и в разном возрасте это – разные книги. Когда-то «Белые одежды» Дудинцева, недавно – в третий раз перечитанная «Анна Каренина», сейчас дневники Марины Цветаевой. Книга навсегда для меня, наверное, «Даниэль Штайн, переводчик». А случается просто наплывами невероятное погружение в каких-то авторов или в их книги. Так в детстве был Джеймс Хэрриот и его ветеринарные рассказы. Потрясающим открытием лет десять назад стала Елена Катишонок. Хотелось бы, чтобы все прочитали «Ложится мгла на старые ступени». Отдыхать люблю с детективами про Фандорина. А еще люблю Несбё и Стаута. А с собой всегда таскаю небольшое издание Юрия Левитанского, у него ответы на все вопросы. И еще я совершеннейший фанат «Гарри Поттера»!

Театр! Я очень люблю театр. Хорошие спектакли и хорошие книги – это как собственный мощный опыт. Живешь, а опыт пережитого с каждым воспоминанием влияет на тебя как-то по-иному, раскрывается другой стороной, приносит новое понимание.

Деревню Никитино люблю, где проводила каникулы в детстве, люблю там копошиться в огороде, с цветами. Очень люблю собак. Но все-таки особенно меня радует, когда я вижу результат своих усилий. Или чужих. Было грязно – стало чистенько. Был запущенный кусок земли, а теперь потрясающие цветники и кусты крыжовника разрослись.

Дети мои приносят мне больше всего радости. И гордости. И боли больше всего.

Люблю Россию – страну (не государство, а именно страну, это важно: государства меняются, а страна, земля – остаются), где самые дорогие для меня могилы мамы и папы, где самые лучшие воспоминания, где любимые люди, где масса планов и где мне нужно прожить десять жизней, чтобы успеть сделать хотя бы часть того, что хочется.

А вот лень человеческую, бестолковость, лицемерие я очень не люблю. Безответственность. Отсутствие интереса к делу. Невежество. Отсутствие памяти. От всего этого в мире так много зла…

Опыт тщетности и бренности

Я всегда говорила, что не понимаю эмоционального выгорания. Что это? Как можно выгореть на любимой работе? Устать можно. Устал – отдохнул – дальше фигачишь.

А если отдохнул, а фигачить в привычную силу не получается? А если вдруг чувствуешь, что ничего не чувствуешь, даже раздражения? А если начинаешь бояться ситуаций, где могут потребоваться эмоции? Даже, например, хорошего кино или большой открытой лекции, где надо много себя раздать слушателям. Что это? Выгорание? Или все-таки просто усталость?

С кем бы я сейчас ни поговорила, у всех при-мерно одинаковые ощущения. Ничего не хочу. Ну совсем ничего, даже перемен, даже к лучшему. Просто никто ничего не хочет. Я чувствую, что хочу только беззаботную пенсию (бывает такая?). Я склонна (стараюсь) винить во всем ковид и ковидный год. Он нас подкосил. Мы только-только стали учиться планировать жизнь и уже в январе думать о том, где проведем летний отпуск. Мы перестали ворчать на детей, что «у них всё есть, а они не ценят», стали спокойно относиться к тому, что их работа может быть не связана с образованием. Короче, мы в целом стали спокойнее и мудрее (так мне кажется). И тут вдруг такая подлость. Все рухнуло.

Планы оказались ненужными; любимая работа стала совсем иной, когда из дома и без общения с коллегами за кофе и сигаретой; короче, все пошло не так. Какие-то новые непоследовательные правила, несвойственные возрасту бесконечные мысли и разговоры о болезни, осязаемый страх за всех пожилых родственников, причем страх этот связан не столько с любовью, сколько с непониманием степени риска.

И это не выгорание. Ковид выбил нас всех из колеи не экономически, а психологически. Мегаполезный опыт, я уверена. Опыт тщетности и бренности, которого мы так надеемся избежать…

Возможно, это неразумное объяснение. Возможно, это мой личный опыт и переживания, а вовсе не поколенческая и не общая история. Возможно, у меня как раз оно и есть – выгорание. Или депрессия. Я не знаю.

Отсюда, с Дона

В Ростовской области я была впервые в жизни. Подсолнухи. Сколько глаз видит. Никогда раньше никакой другой пейзаж меня не завораживал так, как эти желто-голубые небесно-цветочные поля. И беспричинные слезы вечерами. Потому что отсюда, с Дона, с хутора Лихой родом моя бабушка, мамина мама – Мария Корнеевна.

Отсюда ее песни, под которые я засыпала маленькой, уткнувшись в ее толстые больные колени. Отсюда ее рассказы про дореволюционное детство; про первую ее любовь и про раннее замужество; про отца, который объявил голодовку и сгинул в Луганской тюрьме, и бабушка плакала каждый раз, когда в песне доходила до слов «и никто не узнает, где могилка моя»; про то, как топили печь кизяками – коровьим сухим навозом; про прохладные сизые глиняные полы в белых мазанках; про цветущие мальвы, высокие и густые, за которыми старшей сестре не видны были Марусины грешные молодые поцелуи с будущим мужем; про перезрелые сливы, которые, отяжелев от дождя, падали на пыльную красную глинистую дорогу, а потом под жарким донским солнцем сливы застывали в мелкой пыли и торчали оттуда, словно синие камушки. Отсюда бабушкина и мамина любовь к фильму «Тихий Дон», и не дай бог кто-то помешает его смотреть по телевизору. Аксинья и Наталья, бабские их судьбы вызывали неизменные слезы, а Гришка обеих завораживал.

Бабушка прожила бо́льшую часть своей жизни в Литве, а умерла в Москве, дома, на руках у моей мамы, намытая накануне, с накрученными на пиво волосами, после вечера с большим застольем, где было полно гостей, а она была главной, во главе стола, командиршей.

Я очень рада, что именно тут, где мои корни, нашелся маленький сельский хоспис, пропитанный заботой и милосердием, которым, как известно, бедность не помеха. Слобода Советка. Чудесное гостеприимное теплое место. Навсегда запомню и обязательно еще раз приеду. Советка названа так не во времена Советского Союза, а много раньше – тут кто-то из наших императоров, говорят, проводил военный совет. Ну