Кофе без молока - Андреа Феррари

– Мелину?

– Да, сказала что-то о Мелине, которая буянит. Мы подумали, что речь идет о любовном треугольнике и у них возникли проблемы из-за другой девчонки. Поэтому Пьедрабуэна попросил ее пока не думать об этом. На что она сказала: «Как же я могу не думать, если именно из-за этого я сюда и пришла?»

– Ага! – воскликнул журналист. И быстренько записал в блокнот: «Буянит Мелина: треугольник».

В этот момент, по словам Карлитоса, Пьедрабуэна был на грани отчаяния. Внизу собралась огромная толпа, а положение с каждой минутой становилось всё опаснее. И тогда он решился на рискованный шаг: медленно подошел к ребятам и предложил девчонке руку.

– Но тут мы были окончательно сбиты с толку.

– Почему?

– Потому что девчонка пожала ему руку и сказала: «Очень приятно».

– Очень приятно?

– Да, вы не ослышались. Мы все подумали, что она его разыгрывает.

Ребята стояли со скучающими физиономиями, а вот пожарный был на грани отчаяния. И было от чего: он получил сообщение от самого начальника федеральной полиции – тот наблюдал за происходящим по телевизору и предупредил, что всё должно закончиться хорошо. А на деле всё выходило плохо: поведение ребят не укладывалось в привычные рамки, стандартные тактические приемы не работали. Пьедрабуэна понимал, что, если дети свалятся с карниза – в прямом эфире, на глазах у толпы и высокого начальства, – его карьере конец.

– Не пишите этого, – попросил Карлитос, – но, когда Пьедрабуэна вновь заговорил с девчонкой, он чуть не плакал.

– Плакал?

– Да, бедный Пьедрабуэна был в ужасе. И просил – скорее, умолял, – чтобы они оттуда спустились.

– И что они на это ответили?

Ответ прозвучал нелепо: дескать, они и так хотели спуститься, а он им не дает.

Вот тут Пьедрабуэна подал знак пожарным, чтобы они размотали веревку и ребята могли за нее ухватиться. Следуя указаниям, эти двое стали медленно двигаться к крыше.

– И наверняка натерпелись страху, – сказал журналист.

– Ничего подобного, даже тогда. Они скорее выглядели удивленными.

Наконец они добрались до бортика. Но у пожарных больше не было сил ждать: они схватили детей за руки, втащили к себе и не отпускали до самого конца (договорившись об этом заранее), чтобы те в последний момент не выкинули какой-нибудь номер.

– Так они еще и жаловались, – возмущенно сказал Карлитос. – Дескать, мы с ними грубо обошлись.

– И что вы сделали?

– Да передали их врачам, которых прислали из больницы. Мы больше ни минуты не собирались там оставаться. Что вы хотите от меня услышать? После этого пошли всякие разговоры о Ромео и Джульетте, о страстной любви, но, по-моему, у этих ребят не всё в порядке с мозгами. Не знаю, может, они потеряли голову от любви, но в том, что у них не все дома, я даже не сомневаюсь.

Глава 10

Фернандо

Наверняка с вами такое случалось: встречаешь какого-то человека и понимаешь, что не раз видел его раньше, но не можешь вспомнить, кто это. Со мной такое случилось, когда я заглянула в часовую мастерскую. Мне нужно было заменить батарейку в часах, которые остановились накануне вечером. Ансельмо беседовал с парнем-чье-лицо-мне-знакомо, и рассеянно ответил на мое приветствие. Парень мне улыбнулся.

– Мы тут обсуждаем то происшествие с ребятами, с Ромео и Джульеттой, – сказал Ансельмо. – Фернандо знает об этой истории кое-что важное.

Ну, конечно, мысленно сказала я сама себе, это же Фернандо. Только тут я поняла, почему его физиономия показалась мне такой знакомой: когда Фернандо работал в часовой мастерской, он сто раз забегал ко мне в киоск за сигаретами. И хотя знакомство у нас было шапочное, отношения завязались почти приятельские: думаю, что именно поэтому он мне всё и рассказал.

Ясное дело, всё началось с кота. Да, в деревне с Баюном возникли серьезные проблемы. Он слишком свободолюбив, чтобы можно было удержать его в четырех стенах. Вот и пришлось – чтобы он не попал собакам в пасть – отдать его Марсело.

– Мне надо было проинструктировать его перед тем, как отдать кота, – сокрушался Фернандо, чувствуя себя отчасти виноватым в том, что случилось позже. Увы, кота передали очень быстро. Здесь, в мастерской. Встретились утром, кот перешел с рук на руки, Фернандо успел сказать только про прививки и питание. И больше про кота не слышал вплоть до того дня – это была пятница, – когда обезьяна вдруг заверещала.

– Обезьяна? – переспросила я.

– Да, у меня есть обезьянка тити, зовут Синдбад.

В тот памятный день Фернандо стриг газон в загородном доме и ничего не слышал, пока обезьяна не начала верещать. Фернандо выключил косилку – и тут же услышал собачий лай. И крики. Он побежал к воротам, и ему открылась картина, при виде которой у него упало сердце: на земле лежал какой-то парень (он не сразу узнал Марсело), а собака вцепилась ему в штанину. Вторая собака преградила путь девочке, которая прижалась к стене. Она побледнела – казалось, вот-вот потеряет сознание. Оттащив собак, Фернандо увидел, что всё не настолько серьезно, как представлялось на первый взгляд. У Марсело поцарапана нога и порвана штанина, Карла цела и невредима. Но страху они, конечно, натерпелись.

– Эти собаки – просто звери, – объяснил Фернандо, – а поскольку я не слышал звонка, ребята толкнули калитку и вошли. Тут-то на них и набросились. Я провел ребят в дом и предложил им остаться ночевать. Чтобы они немного пришли в себя. А я бы на следующий день отвез их в столицу на своем фургоне.

Они здорово провели время, с улыбкой вспоминал Фернандо. Поужинали, сыграли в карты, разглядывали в телескоп звезды. И, конечно же, разговаривали. В частности, про кота. Из-за него они ко мне и приехали – чтобы я им подсказал, где его искать. По крайней мере, так они объяснили. И тогда Фернандо поведал им историю – ту же самую, что и мне. Историю Баюна. Или Буяна.

Оказалось, что бедный Баюн не раз переходил из рук в руки. Настоящей хозяйкой кота была Матильде, соседка Фернандо. Она жила на втором этаже. Однажды с Матильде случилось несчастье: ее сбила машина, и она попала в больницу. На следующий день Баюн начал бродить по крыше и по балконам, жалобно мяукая. Наверняка скучал по хозяйке. Фернандо решил приютить кота до ее возвращения. Только она не вернулась.

– Умерла? – спросила я.