Преступление в Голландии - Жорж Сименон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Есть куча бревен. Знаете?.. Timmerman, по-французски плотник… Да, плотник утверждает, что вечером он видел Бетье и господина Попингу… Да. Обоих.
— Устроившихся под прикрытием бревен, не так ли?
— Да, но я думаю…
— Что вы думаете?
— Что там могли быть и два других человека… Да!
Молодой человек из училища, Корнелиус Баренс. Он хотел жениться на Бетье. Фотографию девушки нашли в его рундучке.
— Неужели?
— Затем господин Ливенс, отец Бетье. Важная персона.
Разводит коров на экспорт. Отправляет их даже в Австралию. Вдовец. Других детей у него нет.
— Мог ли он убить Попингу?
Инспектор был в таком замешательстве, что Мегрэ стало его жаль. Чувствовалось, как трудно тому обвинить человека влиятельного, экспортирующего коров в Австралию.
— Если он видел, не так ли?
Мегрэ был безжалостен.
— Если он видел что?
— Около бревен. Бетье и преподавателя.
— Ну, да!
— Это совершенно конфиденциально.
— Еще бы! А Баренс?
— Вероятно, он тоже видел. Возможно, ревновал. Тем не менее в училище он был через пять-семь минут после преступления. Этого я не понимаю.
— Короче, — комиссар говорил так же серьезно, как с Жаном Дюкло, — вы подозреваете отца Бетье и ее возлюбленного Корнелиуса.
Последовало неловкое молчание.
— Далее, вы подозреваете Остинга, фуражку которого нашли в ванной.
Пейпекамп совсем упал духом.
— Затем, конечно, человека, оставившего в столовой манильскую сигару. Сколько торговцев сигарами в Делфзейле?
— Пятнадцать.
— Это не облегчает задачу. И, наконец, вы подозреваете профессора Дюкло.
— Потому что в руке он держал револьвер. Я не могу отпустить его. Вы понимаете?
— Понимаю.
Метров пятьдесят они прошли молча.
— А что думаете вы? — пролепетал наконец полицейский из Гронингена.
— Вот в чем вопрос! И вот в чем разница между нами: вы что-то предполагаете, у вас масса предположений. А я, кажется, еще ничего не предполагаю…
Неожиданно Мегрэ спросил:
— Бетье Ливенс знакома с Басом?
— Не знаю. Не думаю.
— А Корнелиус?
Пейпекамп провел рукой по лбу.
— Может быть, да, а может быть, нет. Скорее нет. Я могу выяснить.
— Правильно! Постарайтесь узнать, были ли у них какие-либо связи до трагедии.
— Вы считаете?
— Ничего я не считаю. И еще: на острове Воркюм есть радио?
— Не знаю.
— Узнайте.
Трудно сказать, как это произошло, но теперь между Мегрэ и его спутником установилась определенная иерархия: инспектор смотрел на комиссара как подчиненный на начальника.
— Проверьте эти два пункта, а мне нужно нанести один визит.
Пейпекамп был слишком вежлив, чтобы спрашивать, куда собирается идти комиссар, но в глазах его стоял вопрос.
— К мадемуазель Бетье! — закончил Мегрэ. — Какая дорога самая короткая?
— Вдоль Амстердипа.
Красивый пятисоттонный пароход из Делфзейла описывал по Эмсу дугу перед входом в порт. А на борту своего судна Бас, неторопливый, грузный, но полный нервного возбуждения, мерил шагами мостик в ста метрах от «береговых крыс», разомлевших на солнце.
Глава 6
Письма
Совершенно случайно Мегрэ пошел не вдоль Амстердипа, а через поле.
В лучах утреннего солнца ферма напомнила ему первые шаги на голландской земле, девушку в резиновых сапожках, прекрасно оборудованный коровник, мещанскую гостиную и чайник с куклой-грелкой.
Было так же тихо. Вдали над лугами почти на самой линии горизонта раздувался огромный рыжий парус — казалось, призрачный корабль плывет по травянистому океану.
Залаяла собака. Прошло минут пять, прежде чем дверь приоткрылась на несколько сантиметров, как раз настолько, чтобы увидеть клетчатый передник и покрытое красными пятнами лицо служанки.
Мегрэ не успел еще слова сказать, а она уже собиралась закрыть дверь.
— Мадемуазель Ливенс дома? — крикнул он.
Их разделял сад. Старуха стояла на пороге, комиссар за оградой, а между ними — собака, которая, скалясь, наблюдала за посторонним.
Служанка затрясла головой.
— Ее здесь нет? Niet hier? — Мегрэ собрал весь свой запас голландских слов.
Тот же ответ.
— А хозяин! Mijnheer?
Последнее «нет», и дверь захлопнулась. Но поскольку комиссар не уходил, створка снова приоткрылась, теперь всего лишь на несколько миллиметров, и Мегрэ не увидел, а скорее угадал старуху, наблюдавшую за ним.
Он не уходил, потому что заметил, как дрогнула занавеска на окне в комнате девушки. Лицо с трудом просматривалось сквозь занавеску, но Мегрэ ясно различил взмах руки, который можно было принять за простое приветствие, но который мог означать и другое:
— Я здесь… Уходите!.. Будьте осторожны!..
Старуха за дверью, белая рука в окне, свирепая собака, прыгающая на ограду, а вокруг, в лугах, неподвижные, словно искусственные, коровы.
Мегрэ решился на маленький эксперимент. Он сделал два шага вперед, как бы намереваясь войти в сад, и не сдержал улыбку: не только дверь поспешно закрылась, но даже злая собака, поджав хвост, отступила.
Мегрэ ушел, теперь уже по дороге вдоль Амстердипа.
Визит наводил на мысли, что Бетье заперта и что фермером отдано распоряжение выпроводить француза.
Попыхивая трубкой, комиссар в задумчивости посмотрел на кучу бревен, где останавливались девушка и Попинга, останавливались довольно часто, держа велосипеды одной рукой и обнимаясь другой.
Стояла удивительная тишина. Безмятежная, почти абсолютная. Тишина, способная убедить любого француза в том, что все вокруг ненастоящее: почтовая открытка — и только.
Мегрэ резко обернулся и в нескольких метрах от себя увидел судно с высоким форштевнем, приближения которого не слышал. Он узнал широкий, шире, чем канал, парус, мелькавший на горизонте. И вот он здесь, рядом, хотя казалось невозможным преодолеть такое расстояние.
У руля стояла женщина. Удерживая его спиной, она кормила грудью ребенка, а мужчина верхом на бушприте, свесив ноги над водой, чинил ватер-бакштаг.
Судно прошло мимо дома Винандов, затем Попингов.
Его поднимавшийся над крышами парус на мгновение скрыл фасад своей огромной движущейся тенью.
Мегрэ в нерешительности остановился. Прислуга Попингов мыла пол у порога, и дверь была открыта.
Чувствуя, что кто-то стоит за ее спиной, женщина вздрогнула. Рука с тряпкой затряслась.
— Госпожу Попинга? — спросила она, приглашая в дом.
Неловкая, она хотела пройти вперед, но ей мешала тряпка, с которой капала грязная вода. Мегрэ первым вошел в коридор, услышал в гостиной мужской голос и постучал.
Наступила тишина. Полная, мертвая тишина. Здесь было даже нечто большее, чем тишина, — ожидание, временная остановка жизни.
Наконец шаги. Поворот ручки, и дверь приоткрылась.
Сначала Мегрэ увидел Ани, ее жесткий взгляд, затем около стола мужчину в рыжих гетрах и в костюме из грубого сукна.
Фермер Ливенс!
У камина, закрыв лицо руками, стояла г-жа Попинга.
Было ясно, что это непрошеное вторжение нарушило ход важного разговора, драматической сцены, возможно, спора.
На столе с большой узорчатой вазой посредине в беспорядке лежали письма, словно их бросили в порыве ярости.
Из всех троих наиболее оживленным казался фермер, но именно он первым надел на себя маску отчужденности.
— Я побеспокоил вас… — начал Мегрэ.
Никто ему не ответил. Никто не обратил внимания на его слова. Только г-жа Попинга, посмотрев вокруг заплаканными глазами, вышла из комнаты и торопливо направилась к кухне.
— Поверьте, я весьма сожалею, что помешал вам…
Наконец заговорил Ливенс, обращаясь к девушке по-голландски. Тон его был довольно резким, и комиссар не удержался от вопроса:
— Что он сказал?
— Что вернется. И что французская полиция… — Девушка с трудом искала нужные слова.
— Удивительно бесцеремонна, не так ли? — закончил за нее Мегрэ. — Мы уже имели случай познакомиться с месье…
Прислушиваясь к интонации Мегрэ, следя за выражением его лица, Ливенс пытался понять, о чем идет речь.
Комиссар взглянул на письма, увидел под одним из них подпись: Конрад.
Замешательство достигло предела. Фермер взял со стула шапку, но уходить не собирался.
— Он принес письма, которые ваш зять написал его дочери?
— Откуда вы знаете?
Черт возьми! В подобной ситуации, отвратительной до крайности, понять происходящее не составляло труда.
Пришел разгневанный Ливенс. Его провели в гостиную, где находились две перепуганные женщины. Ливенс начал рассказывать, бросил на стол письма.
Г-жа Попинга в ужасе закрыла лицо руками, отказываясь поверить, не в силах вымолвить ни слова.
Только Ани пыталась в споре противостоять мужчине.
В этот момент у входа постучали, все оцепенели, и Ани открыла дверь.
Восстанавливая картину, Мегрэ ошибся лишь в одном из персонажей. Г-жа Попинга, которую он представлял на кухне в состоянии крайней подавленности от услышанного и без сил, возвратилась довольно скоро и, как это бывает при наивысшем напряжении эмоций, совершенно спокойная.