Преступление в Голландии - Жорж Сименон

Пейпекамп открыл дверь, но комиссар не уходил.

— Хотел бы просить вас еще об одной, последней любезности, — произнес он с необычной вежливостью.

— Слушаю вас, дорогой коллега.

— Сейчас нет и четырех часов. Сегодня мы могли бы воспроизвести события того трагического вечера со всеми действующими лицами, в той или иной степени причастными к делу. Не запишете ли фамилии? Госпожа Попинга, Ани, господин Дюкло, Баренс, Винанды, Бетье, Остинг и наконец господин Ливенс, отец Бетье.

— Вы хотите…

— Восстановить события с того самого момента, когда в зале гостиницы «Ван Хасселт» закончилась лекция.

Наступила тишина. Пейпекамп размышлял.

— Я позвоню в Гронинген, — ответил он, — посоветуюсь с начальством.

И наблюдая за реакцией присутствующих, он, не вполне уверенный в уместности своей шутки, добавил:

— Кое-кого, например, не хватает. Конрад Попинга не может…

— Его роль исполню я, — поставил точку Мегрэ.

И, сопровождаемый Жаном Дюкло, ушел, бросив напоследок:

— Спасибо за великолепный обед.

Глава 8

Мегрэ и девушки

Направляясь из полицейского участка в гостиницу «Ван Хасселт», комиссар пошел не через город, а в обход по набережной. Его сопровождал Жан Дюкло, чья походка, осанка и лицо выдавали плохое настроение.

— Вы ведете себя отвратительно, — наконец процедил он сквозь зубы, посматривая на работающий кран, крюк которого едва их не задел.

— Это почему?

Дюкло пожал плечами, помолчал.

— Вы не понимаете или не хотите понять. Вы такой же, как все французы.

— Мне казалось, мы одной национальности.

— Только я много путешествовал, и у меня универсальная культура. Я могу приспособиться к любой стране, где живу. А вы, приехав сюда, идете напролом, не думая об обстоятельствах.

— Не думая, например, желают или нет найти виновного.

Дюкло оживился.

— А зачем? Здесь не преступление с целью ограбления, и совершивший его не является ни профессиональным убийцей, ни вором. Это не тот, кого надо обязательно упрятать за решетку, чтобы оградить общество.

— Что же вы предлагаете?

По привычке Мегрэ курил трубку, держа руки за спиной.

— Посмотрите, — понизил голос Дюкло, показывая вокруг: опрятный городок, где царил идеальный порядок, как в шкафу у хорошей хозяйки, крошечный порт со своей напряженной жизнью, спокойные люди в желтых деревянных башмаках. — Все работают, — продолжал он. — Все по-своему счастливы. И главное, сдерживают инстинкты, потому что таковы правила, такова необходимость, когда живешь в обществе. Пейпекамп подтвердит вам, что кражи здесь редкость, а кто украдет хотя бы два фунта хлеба, рискует по меньшей мере несколькими неделями тюрьмы. Где вы видели беспорядок? Где бродяги? Где попрошайки? Везде организованность, чистота.

— А я только что сдвинул с места фарфоровую безделушку!

— Подождите! Дома слева, возле Амстердипа, это дома именитых людей, людей богатых, обладающих определенной властью. Их знают все. Мэр, пасторы, преподаватели, чиновники — те, кто заботится, чтобы в городе было спокойно, чтобы каждый был на своем месте, не мешал соседям. Эти люди, я вам уже говорил об этом, не признают за собой даже права посещать кафе из опасения показать дурной пример. Однако преступление совершено. И перед вами семейная драма.

Мегрэ слушал, глядя на пароходы, которые из-за прилива разноцветными стенами возвышались над набережной.

— Я не знаю позиции инспектора Пейпекампа, чья репутация весьма высока, но думаю, лучший выход для всех — объявить сегодня вечером, что убийца Попинги — матрос с иностранного судна и что поиски будут продолжены. Для всех! Для госпожи Попинга, ее семьи, ее отца, он, кстати, известный интеллектуал. Для Бетье и господина Ливенса. Но главное, для примера! Для обитателей всех маленьких домиков городка, которые смотрят, что происходит в больших домах на Амстердипе и готовы делать то же самое. Вам нужна истина ради истины, нужно ради мелкого тщеславия распутать трудное дело…

— Это вам сказал Пейпекамп сегодня утром. И заодно поинтересовался, как охладить мой пыл. На что вы ему ответили: мол, таких во Франции подкупают хорошим обедом или взяткой.

— Мы не употребляли столь сильных выражений.

— Знаете о чем я думаю, господин Дюкло?

Мегрэ остановился, наслаждаясь панорамой порта. Переоборудованное под лавку маленькое суденышко, громыхая и дымя бензиновым двигателем, ходило от парохода к пароходу, причаливало к баржам и парусникам, предлагая хлеб, пряности, табак, трубки, джин.

— Слушаю вас.

— Я думаю, вам повезло, что вы вышли из ванной с револьвером в руке.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ничего! Только повторите, пожалуйста, что вы никого не видели в ванной.

— Я никого не видел.

— И ничего не слышали?

Дюкло отвернулся.

— Вроде бы нет. Мне, правда, показалось, будто что-то шевелится под крышкой ванны.

— Простите, меня ждут.

И размашистым шагом Мэгре направился к гостинице, где, поджидая его, прохаживалась по тротуару Бетье Ливенс.

Она пыталась улыбнуться, как раньше, но ее улыбке не хватало задора. Нервничая, она продолжала следить за улицей, словно опасалась нежелательной встречи.

— Я жду вас уже полчаса.

— Не зайдете?

— Только не в кафе, ладно?

В коридоре Мегрэ замешкался: он не мог пригласить ее в комнату. Тогда он открыл дверь огромного пустого танцевального зала, где голоса резонировали, как в храме.

При дневном свете декорация на сцене казалась тусклой, пыльной.

Рояль был раскрыт. В углу стоял огромный ящик, до потолка громоздились стулья. В ожидании праздника лежали в куче бумажные гирлянды.

У Бетье был все тот же цветущий вид. В голубом костюме, в белой шелковой блузке, под которой ее грудь казалась еще более соблазнительной, чем раньше.

— Вам удалось уйти из дому?

Она ответила не сразу. Сказать ей хотелось многое, но она не знала, с чего начать.

— Я удрала, — выпалила она наконец. — Не могла больше оставаться. Мне страшно! Служанка сказала, что отец в ярости и готов меня убить. Он запер меня в комнате без всяких объяснений. Он всегда молчит, когда сердится. В ту ночь мы возвратились, не сказав друг другу ни слова. Он закрыл дверь на ключ. И сегодня служанка разговаривала со мной через замочную скважину. В полдень, когда он вернулся, на нем лица не было. После обеда он долго ходил вокруг фермы, а потом ушел на могилу матери. Он всегда ходит туда, перед тем как принять важное решение. Я разбила стекло. Служанка просунула мне отвертку, и я отвинтила замок. Я не могу вернуться назад. Вы не знаете моего отца.

— Один вопрос, — прервал ее Мегрэ.

Он взглянул на изящную кожаную сумочку, которую она держала в руке.

— Сколько у вас с собой денег?

— Не знаю… Флоринов пятьсот.

— Кто был в вашей комнате?

Покраснев, она пробормотала:

— Тот, кто был в участке… Сначала я хотела пойти на вокзал, но увидела полицейского и подумала о вас.

Они стояли как в зале ожидания, где невозможно создать атмосферу интимности. Им даже в голову не пришло взять из кучи два стула и сесть.

Бетье нервничала, но не настолько, чтобы потерять самообладание. Возможно, потому, что Мегрэ смотрел на нее с некоторой неприязнью, особенно проявившейся в его голосе, когда он спросил:

— Вы уже предлагали кому-нибудь выкрасть вас?

Она растерялась, отвернулась:

— Не понимаю…

— Я спрашиваю, это был ваш первый любовник?

Она долго молчала, прежде чем ответить:

— Не думала, что вы будете так жестоки со мной. Я пришла…

— Так первый? Если посчитать, ваш роман продолжался больше года. А до этого?

— Я… Я флиртовала с преподавателем гимнастики в лицее, в Гронингене.

— Флиртовала?

— Он был… он…

— Ага! Следовательно, до Попинги у вас уже был любовник. Только один?

— Как вы смеете? — возмутилась она.

— Но ведь вы были и любовницей Баренса.

— Неправда! Клянусь…

— Однако вы встречались с ним.

— Потому что он влюбился в меня. Правда, едва решался поцеловать.

— А на последнем свидании, которому помешали я и ваш отец, вы предложили ему уехать вдвоем.

— Откуда вы знаете?

Мегрэ чуть не расхохотался. Святая наивность! Постепенно к ней возвращалось хладнокровие. Она говорила о подобных вещах с удивительным простодушием.

— Он не захотел?

— Испугался. Сказал, что у него нет денег.

— И вы предложили ему свои. Короче, с давних пор вас преследует мания побегов. Главная цель вашей жизни — покинуть Делфзейл с каким-нибудь мужчиной.

— Не с каким-нибудь, — поправила она обиженно. — Вы злой! Вы не хотите понять!

— Как раз напротив! Все очень просто: вы любите жизнь, любите мужчин. Вам нравятся те радости, которые можно получить.

Она опустила глаза, теребя в руках сумочку.

— Вам скучно на образцовой ферме отца. Вам хочется другого. Вы начали в лицее, в семнадцать лет, с преподавателем гимнастики. Уговорить его уехать не удалось. Вы перебрали всех мужчин Делфзейла и нашли одного, который показался вам решительнее других. Попинга много плавал.