ТУ-184 - Александр Владимирович Ненашев
- Категория: Городская фантастика / Социально-психологическая
- Название: ТУ-184
- Автор: Александр Владимирович Ненашев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александр Ненашев
ТУ-184
ТУ-184
Посвящается не самолету, а тем, кто мог бы его создать.
Проснулся я, подскочил сразу, и долго не мог понять, что за шелест появился среди ночи. Одно я почувствовал точно: из окна тянуло свежестью и прохладой. На кухне капало с потолка, а казалось, будто это прыгает со стола или с подоконника на пол кошка, много – много раз подряд. Откуда мне было знать, что крыша протекает, если дождя уже восемь месяцев не было. Я обязательно поднимусь днем наверх, когда встанет солнце, и все проверю. Но думаю, если капает со второго этажа, значит на третьем тоже лужа, и скорей всего, придется лезть вообще на крышу.
1
Я из каждого окна, из каждой комнаты высовывался на улицу, подставляя лицо и ладони под струи воды – прохладной, чистой и совсем не такой, что пугали нас по радио, пока оно еще работало. Ничего этот дождь не разъедает, он такой же точно, как всегда раньше: пару или пять лет назад.
На улице, как обычно в безлунную ночь, было темно. Ливень шлепал по земле, и казалось, что вокруг много людей, как раньше на базаре. Кругом все деловито шумело, будто шла серьезная работа. И так спокойно стало на душе, что я перенес матрац с подушкой к распахнутому настежь окну, и снова лег спать. Был я мокрый, но довольный, потому что набегался под дождем, надурачился, повыл и полаял от души, зная, что никто меня не услышит. Я давно живу один. Я вообще один. Испачкал туфли, но сам остался чистый. Скинул мокрую одежду, вытерся полотенцем, вернее только голову вытер, и улегся на матрац у окна.
Я лежал без сна, наверно, минут двадцать, потом уснул с чувством радости, что избавлюсь от пары туфлей раньше, чем они износятся или порвутся. Они из отличной кожи и носятся сезона четыре. Но это так долго.
У меня ведь сотни, тысячи пар, как представлю, на сколько лет мне их может хватить, так начинаю стонать. Конечно, я могу помыть туфли и одеть их снова, как ни в чем не бывало. Но лучше будет, если я начну завтрашний день с покупки новых и выбрасывания старых. Магазин недалеко, мешки с деньгами в соседней квартире. Жаль только, что ни одного человека я завтра не увижу ни в магазине, ни по дороге к нему.
Нежась в прохладе, я проспал до двенадцати, хотя обычно встаю с солнцем. Раньше я совсем почти не спал, главным образом, от страха. Тот дикий страх помаленьку притупился и осел на дно воспоминаний, не на самое дно, но очень глубоко. Конечно, я пришел в себя. А насовсем страх тот не уйдет, наверное, никогда. Дикий ужас, порой совсем невыносимый. Я падал на пол, на землю, повсюду, где заставали меня вспышки и грохот. В грязь падал, в кусты, только бы не видеть гигантские безобразные грибы на клубящихся пепельных ножках, поднимающиеся в небо.
Я закрывал глаза, сжимался всем телом. Я сворачивался в калач, и мне везло снова и снова. Это потому, что каждый раз я боялся по-настоящему. По-моему, я совершал чудеса маскировки, поджимая под себя ноги, потому-то меня ни разу не зацепило осколком. Хотя ребята и прозвали меня Бомбовоз, а потом даже ТУ – 184 из-за большого тела, я, кажется, справился с маскировкой отлично. Только однажды, когда после взрыва бомбы, я думаю, простой бомбы – не атомной, когда рухнула крыша дома в соседнем районе, куда мы ходили за продуктами с тетей Светой, мне придавило ногу куском спекшихся кирпичей. Я целый месяц хромал после этого.
Я проснулся в полдень с легкостью в голове и теле, конечно, прохладная свежесть ночью была мне на пользу. И, похоже, не только для меня. Невероятное зрелище открылось мне, когда вышел я из подъезда. Прямо на глазах земля покрывалась зеленью. Яркая свежая трава, наливающиеся силой бутоны одуванчиков и каких-то других цветов, листья на деревьях – все росло с поразительной скоростью. Зелень была и до дождя, но то была больная зелень, замученная. Когда прекратились взрывы, стоял май. Все лето солнце пекло со страшной силой и стояла жуткая жара Осенью на деревьях листья пожелтели, потом, сжавшись, облетели, но сразу появились новые. Лезли они пучками, отовсюду. Кора лопалась, и оттуда лезли листья, отчего деревья изменились до неузнаваемости.
Ни в октябре, ни в ноябре не было ни одного дождя. Сейчас конец декабря, дождь наконец-то прошел.
Листва на деревьях, трава – все бросилось в рост. Но не все оказалось по-прежнему после тех катаклизмов человеческих. Одуванчики, например, никогда раньше не были красными и усов, как у гороха, они не выпускали. Кленовый лист никогда не был так похож на лапу папоротника. У множества растений остались только намеки на их былой вид.
Дождь, к великому удовольствию, нарушил мой привычный распорядок дня. Он не унялся до полудня, он шел и в час, и в два. Я преспокойно спустился в подвал, достал изо льда четыре банки тушенки. Запасы у меня огромные и банок консервных, и газовых баллонов.
Мы раньше постоянно спорили с Читой, может ли тушенка когда-нибудь надоесть. Я ем ее уже почти год, и не надоедает. Жаль, что Чита погибла, когда взорвался ее дом. Я с радостью позволил бы выиграть спор ей, если бы она была жива.
Хотя, может, тушенка не надоедает, оттого, что я чередую ее с рыбными консервами и мясными кашами.
Она, как и я, не были похожи на других, мы даже внешне от всех отличались. А друг на друга походили. Над нами всегда смеялись. Когда наши сверстники подросли и смеяться перестали, на их место подоспели новые ребята на три, на четыре года младше нас. И история опять повторялась.
Сначала меня прозвали «Бочка» или «Бомбовоз», но потом прилипло ко мне прозвище «ТУ -184». Кстати я никогда не слышал о таком самолете. А вообще прозвище сначала было другим. Меня называли просто «ТУ – ТУ». Эй – Туту, э-ге-гей – Туту. Это значило, как – будто у меня не все дома.
Больше всех досаждал мне Витя Гончаренко, его звали «Гончар». Не он придумал мне мое прозвище, но оно ему очень нравилось, и от Гончара не было прохода. Он как – будто следил за мной, поджидал и когда встречал, так всегда просил: «ТУ – ТУ, прокати меня немного». Не дожидаясь ответа, он прыгал мне на спину, больно перехватывая рукой мою шею.
Но однажды я отучил его от этой затеи. Он как обычно запрыгнул мне на спину, а я как будто повез его на себе, но на