Лирика - Федор Тютчев

Федор Тютчев

Лирика

I

Проблеск

Слыхал ли в сумраке глубокомВоздушной арфы легкий звон,Когда полуночь, ненароком,Дремавших струн встревожит сон?..

То потрясающие звуки,То замирающие вдруг…Как бы последний ропот муки,В них отозвавшися, потух!

Дыханье каждое ЗефираВзрывает скорбь в ее струнах…Ты скажешь: ангельская лираГрустит, в пыли, по небесах!

О, как тогда с земного кругаДушой к бессмертному летим!Минувшее, как призрак друга,Прижать к груди своей хотим.

Как верим верою живою,Как сердцу радостно, светло!Как бы эфирною струеюПо жилам небо протекло!

Но ax, не нам его судили;Мы в небе скоро устаем, —И не дано ничтожной пылиДышать божественным огнем.

Едва усилием минутнымПрервем на час волшебный сон,И взором трепетным и смутным,Привстав, окинем небосклон, —

И отягченною главою,Одним лучом ослеплены,Вновь упадаем не к покою,Но в утомительные сны.

<Не позднее осени 1825>

К Н

Твой милый взор, невинной страсти полный,Златой рассвет небесных чувств твоихНе мог – увы! – умилостивить их —Он служит им укорою безмолвной.

Сии сердца, в которых правды нет,Они, о друг, бегут, как приговора,Твоей любви младенческого взора,Он страшен им, как память детских лет.Но для меня сей взор благодеянье;Как жизни ключ, в душевной глубинеТвой взор живет и будет жить во мне:Он нужен ей, как небо и дыханье.

Таков горе духов блаженных свет,Лишь в небесах сияет он, небесный;В ночи греха, на дне ужасной бездны,Сей чистый огнь, как пламень адский, жжет.

23 ноября 1824

Весенняя гроза

Люблю грозу в начале мая,Когда весенний, первый гром,Как бы резвяся и играя,Грохочет в небе голубом.

Гремят раскаты молодые,Вот дождик брызнул, пыль летит,Повисли перлы дождевые,И солнце нити золотит.

С горы бежит поток проворный,В лесу не молкнет птичий гам,И гам лесной, и шум нагорный —Все вторит весело громам.Ты скажешь: ветреная Геба,Кормя Зевесова орла,Громокипящий кубок с неба,Смеясь, на землю пролила.

<Не позднее весны 1828; начало 50-х гг.>

Могила Наполеона

Душой весны природа ожила,И блещет все в торжественном покое:Лазурь небес, и море голубое,И дивная гробница, и скала!Древа кругом покрылись новым цветом,И тени их, средь общей тишины,Чуть зыблются дыханием волныНа мраморе, весною разогретом…

Давно ль умолк Перун его побед,И гул от них стоит доселе в мире...И ум людей великой тенью полн,А тень его, одна, на бреге диком,Чужда всему, внимает шуму волнИ тешится морских пернатых криком.

<Не позднее 1828; начало 50-х гг.>

cache-cache[1]

Вот арфа ее в обычайном углу,Гвоздики и розы стоят у окна,Полуденный луч задремал на полу:Условное время! Но где же она?

О, кто мне поможет шалунью сыскать,Где, где приютилась сильфида моя?Волшебную близость, как бы благодать,Разлитую в воздухе, чувствую я.

Гвоздики недаром лукаво глядят,Недаром, о розы, на ваших листахЖарчее румянец, свежей аромат:Я понял, кто скрылся, зарылся в цветах!

Не арфы ль твоей мне послышался звон?В струнах ли мечтаешь укрыться златых?Металл содрогнулся, тобой оживлен,И сладостный трепет еще не затих.

Как пляшут пылинки в полдневных лучах,Как искры живые в родимом огне!Видал я сей пламень в знакомых очах,Его упоенье известно и мне.Влетел мотылек, и с цветка на другой,Притворно-беспечный, он начал порхать.О, полно кружиться, мой гость дорогой!Могу ли, воздушный, тебя не узнать?

<Не позднее 1828>

Летний вечер

Уж солнца раскаленный шарС главы своей земля скатила,И мирный вечера пожарВолна морская поглотила.

Уж звезды светлые взошлиИ тяготеющий над намиНебесный свод приподнялиСвоими влажными главами.

Река воздушная полнейТечет меж небом и землею,Грудь дышит легче и вольней,Освобожденная от зною.

И сладкий трепет, как струя,По жилам пробежал природы,Как бы горячих ног еяКоснулись ключевые воды.

<Не позднее 1828>

Видение

Есть некий час, в ночи, всемирного молчанья,И в оный час явлений и чудесЖивая колесница мирозданьяОткрыто катится в святилище небес.

Тогда густеет ночь, как хаос на водах,Беспамятство, как Атлас, давит сушу;Лишь Музы девственную душуВ пророческих тревожат боги снах!

<Не позднее первой половины 1829>

Бессонница

Часов однообразный бой,Томительная ночи повесть!Язык для всех равно чужойИ внятный каждому, как совесть!

Кто без тоски внимал из нас,Среди всемирного молчанья,Глухие времени стенанья,Пророчески-прощальный глас?

Нам мнится: мир осиротелыйНеотразимый Рок настиг —И мы, в борьбе, природой целойПокинуты на нас самих;

И наша жизнь стоит пред нами,Как призрак на краю земли,И с нашим веком и друзьямиБледнеет в сумрачной дали;

И новое, младое племяМеж тем на солнце расцвело,А нас, друзья, и наше времяДавно забвеньем занесло!

Лишь изредка, обряд печальныйСвершая в полуночный час,Металла голос погребальныйПорой оплакивает нас!

<Не позднее 1829>

Утро в горах

Лазурь небесная смеется,Ночной омытая грозой,И между гор росисто вьетсяДолина светлой полосой.Лишь высших гор до половиныТуманы покрывают скат,Как бы воздушные руиныВолшебством созданных палат.

<Не позднее 1829>

Последний катаклизм

Когда пробьет последний час природы,Состав частей разрушится земных:Все зримое опять покроют воды,И Божий лик изобразится в них!

<Не позднее 1829>

Снежные горы

Уже полдневная пораПалит отвесными лучами, —И задымилася гораС своими черными лесами.

Внизу, как зеркало стальное,Синеют озера струи,И с камней, блещущих на зное,В родную глубь спешат ручьи.И между тем как полусонныйНаш дольний мир, лишенный сил,Проникнут негой благовонной,Во мгле полуденной почил, —

Горе, как божества родные,Над издыхающей землейИграют выси ледяныеС лазурью неба огневой.

<Не позднее 1829>

К N. N

Ты любишь, ты притворствовать умеешь, —Когда в толпе, украдкой от людей,Моя нога касается твоей —Ты мне ответ даешь – и не краснеешь!

Все тот же вид рассеянный, бездушный,Движенье персей, взор, улыбка та ж…Меж тем твой муж, сей ненавистный страж,Любуется твоей красой послушной.

Благодаря и людям и судьбе,Ты тайным радостям узнала цену,Узнала свет: он ставит нам в изменуВсе радости… Измена льстит тебе.Стыдливости румянец невозвратный,Он улетел с младых твоих ланит —Так с юных роз Авроры луч бежитС их чистою душою ароматной.

Но так и быть! В палящий летний знойЛестней для чувств, приманчивей для взглядаСмотреть, в тени, как в кисти виноградаСверкает кровь сквозь зелени густой.

<Не позднее 1829>* * *

Еще шумел веселый день,Толпами улица блистала,И облаков вечерних теньПо светлым кровлям пролетала.

И доносилися поройВсе звуки жизни благодатной —И все в один сливалось строй,Стозвучный, шумный и невнятный.

Весенней негой утомлен,Я впал в невольное забвенье;Не знаю, долог ли был сон,Но странно было пробужденье…Затих повсюду шум и гамИ воцарилося молчанье —Ходили тени по стенамИ полусонное мерцанье…

Украдкою в мое окноГлядело бледное светило,И мне казалось, что оноМою дремоту сторожило.

И мне казалось, что меняКакой-то миротворный генийИз пышно-золотого дняУвлек, незримый, в царство теней.

<Не позднее 1829; 1851>

Вечер

Как тихо веет над долинойДалекий колокольный звон,Как шум от стаи журавлиной, —И в звучных листьях замер он.

Как море вешнее в разливе,Светлея, не колыхнет день, —И торопливей, молчаливейЛожится по долине тень.

<Конец 20-х гг.>

Полдень