Мой старый дом - Владимир Арро

Владимир Константинович Арро

Мой старый дом

Какой же я бешеный?

Ну, я и весёлый сегодня! Эх, я весёлый! С трамвая спрыгнул, дорогу перебежал!

У нас полагается до перекрёстка дойти и дальше — по переходу, но нет у меня терпения назад возвращаться — вот же мой дом, вот! — я и рванул через трамвайные рельсы. В другой бы раз Файзула непременно меня остановил, сказал бы: «Ай, нехорошо сделал!» — и листовку бы из кармана вынул, дал почитать: «Граждане, при переходе трамвайных путей будьте особенно осторожны!» А сегодня он только голову поднял, на меня посмотрел и снова продолжал мести, как будто ничего такого не было. Понимает ведь, как мне невтерпёж, как я соскучился по своему старому дому.

А улица у нас — солнечные зайчики брызжут во все стороны, листья падают, арбузы продают! Продавец дядя Гриша арбузы тискает, приникает к ним ухом.

В окне парикмахерской узкое лезвие блестит, Артур Жанович бритву об ремень наяривает не глядя, а сам смотрит на прохожих.

У магазина «Мясо — рыба» какое-то столпотворение.

Я всё это за один миг оглядел. И такое на меня веселье нашло! Сильнее прежнего.

Влетел во двор, свистнул — голуби взметнулись! Летите, голуби!

На Михеева наскочил! Опа!.. Куркину закрутил! Кустик вырвал, подбросил!.. И-и-эх!..

Все кричат:

— Санька Скачков приехал! Санька приехал!

А Куркина кричит:

— Он какой-то бешеный, бешеный!

Я кричу:

— Это я от радости, Куркина! От веселья, понимаешь?..

Так разгалделись, что даже некоторые жильцы окна позакрывали.

А потом как-то сразу веселье оборвалось. Стоят все, молчат.

Сумин спрашивает:

— Скачков, а ты чего такой весёлый?

— А что такого, — говорю, — нельзя?

— Можно, да больно ты опасный.

— Это я от радости такой опасный! Оттого, что вас увидел. А вы чего замерли? Михеев, ты чего замер?

— Я, — говорит Михеев, — тоже от радости.

Ещё бы! Друг. Весь прошлый год с Михеевым на одной парте просидели. Михеев — во парень! Куда я, туда и он. Правда, я переехал, а он здесь остался. Ну, ничего, в одном городе живём.

— Ми-хе-ев!

А он в себя прийти не может, оттого что друга увидел. Стоит столбом. Ну, что это он так? Я подскочил и давай тискать Михеева. А он вырывается: да погоди, да отпусти!.. Совсем от рук отбился. Просто испортился. Мы с Михеевым раньше — ух как боролись! Мы так возились, что потом надо было целый час в комнате прибираться, полы натирать. Это мы в пиратов играли. Он был пират, а я капитан шхуны. Сумин — тот понятно, он вообще не выносит возни. Сумин теперь вместо меня звеньевой, так что совсем стал серьёзный.

Сумин спрашивает:

— Саня, а чего это ты там натворил?

Я говорю:

— Что? Где? Когда?

А Куркина:

— Знаем, знаем!

Я кричу:

— Да чего вы знаете! Я ещё ничего натворить не успел. Там и негде! Там из парадной выйдешь — пустырь! Из окна выглянешь — пустырь! Там знаете как — и двора нет! И водосточных труб нет. Крыш и тех, кажется, нет. Стоят дома без крыш. Уж не знаю, как и жить буду. Я терпел неделю, терпел, а сегодня взял и прямо к вам!

Михеев говорит:

— Вот и правильно сделал! Я тебе потом чего-то скажу, Саня!

«Это хорошо, — думаю, — скажи, скажи».

— Я всё понимаю, — говорит Сумин, — но ты нас подвёл. И от тебя на звено легла тень.

— Какая тень, — кричу, — чего ты мелешь! Сам ты тень на божий день! — И смеюсь.

Эх, всё равно мне весело! «Что бы, — думаю, — ещё такого у них сделать?»

— Да ладно тебе, Сумин, — говорит Михеев. — Саня, мы что-нибудь придумаем. Это ничего! Проморгается, Саня!..

Тут мы с ним и побоксовались.

Куркина говорит:

— А вообще, Скачков, мы тебя отовсюду вычеркнули. Из журнала вычеркнули. Из звена вычеркнули. Так что мы теперь за тебя не отвечаем.

— Вот и хорошо, — говорю. — Чего за меня отвечать. Я сам за себя, если будет нужно, отвечу.

А Куркина:

— Знаем, знаем!..

Я ей:

— Куркина, схлопочешь!

— Ты теперь вычеркнутый! — говорит Куркина, так зло говорит. — Ты теперь вычеркнутый и выписанный! И всё! И не ходи! И нечего обманывать! И всё! И не ходи!

Я погнался за Куркиной, но её ведь не всякий раз и догонишь — она длинноногая. Ух, Куркина!

— Не слушай ты её, — говорит Михеев. — Ты ходи, ходи! Глупости какие. Расхозяйничалась. Не её курье дело. Верно, Андрей?

Я спрашиваю у ребят:

— Правда, что меня отовсюду вычеркнули?

Сумин отвечает:

— Это правда, Саня. Такова необходимость. Ты ведь от нас переехал. А спрашивать за тебя с нас будут. Так что ничего не поделаешь.

Что спрашивать-то?

А они после этих слов загрустили. «Ну что ж, — думаю, — наверно, Сумин прав. Но мне всё равно весело».

— Эй, — говорю, — а чего скисли-то? Ну, подумаешь — вычеркнули! Ведь я же здесь! Вот же я! Оле-гоп!.. Бенц! Амба!..

Сумина закрутил! Михееву подсечку сделал! Куркина успела отскочить. Я кричу:

— Куркина, да ты не бойся, иди сюда! Я тебе только нос откушу, а так ничего не сделаю.

А она:

— Знаем, знаем кое-что про тебя!..

— Да ты что! — все смеются. — Вот сил накопил! Ну, бешеный. Ну, прямо как бешеный.

Да не бешеный я! Просто мне весело, что всех ребят вижу, включая Куркину. Приятно мне, понимаете? Нравится мне всё тут. Вот отчего я веселюсь.

Замечательный диван

Ну, не беда, что я отовсюду вычеркнутый, не беда. Бывает хуже. Зато вон у нас двор какой хороший. Зато вон мой диван стоит на заднем дворе возле помойки. Мы его оставили, когда переезжали, уже больно он старый. Не диван, а развалина. Ему, наверное, сто лет. Мы когда его выносили, из него всё сыпалось и вываливалось. Труха, пружины, деревяшки всякие. Даже пятнадцать копеек вывалилось выпуска тысяча девятьсот тридцать пятого года. Я его тряс — думал, может, там клад спрятан. Нет, только труха сыпалась. Насилу донесли.

А тут смотрю — на диване прямо с ногами Сухожилова с Новожиловой! Взялись за руки, подпрыгивают и хором горланят:

Опа! Опа!Азия — Европа!Индия — Китай!Зина, вылетай!

И спрыгивают, значит, по очереди.

— Эх, — кричу, — сейчас я вам покажу Индию!

Засвистал, загикал, как Соловей-разбойник! Они кубарем скатились с дивана, только их и видели.

Это ж надо, ёлки-моталки, с ногами на диван забраться! Такой хороший диван. Совесть совсем потеряли. С ногами на такой замечательный диван. Вот догадались. Бескультурье какое. Просто разболтанность. Стоит диван, никому не мешает, а они с ногами. Бесстыдницы. Таких диванов поискать. Такому дивану цены нет. Он же старинный. На нём дедушка спал, батя спал, а про меня уж и говорить не приходится. Я на нём так спал, что еле подымали. Каждый раз силой сволакивали. А они с ногами. Безмозглые эти Сухожилова с Новожиловой. У них вместо мозгов одни жилы. Я им покажу Азию. А заодно и Европу.

Ах, как хорошо полежать на своём старом диване! Ну прямо блаженство. На нём хоть сплошные бугры и вмятины, но у меня каждая косточка среди них своё место знает.

Тут Михеев подошёл.

— Ты что улёгся-то? — спрашивает Михеев.

— А что такого, — говорю, — у меня отдых. Обеденный перерыв. По-испански называется сиеста.

— Да ты что, какая сиеста! В самом деле, что ли, чокнулся? Не слушай ты эту Куркину, не обращай внимания! Хорошо, что ты приехал. Я сам к тебе собирался.

Я говорю:

— А ты мне хотел что-то сказать.

— Вот слушай, — говорит Михеев. — Мы с Суминым очередь за арбузом заняли. Будешь с нами арбуз есть? Только больше никого!

— И всё?

— И всё. А что?

— Да ничего.

— Ну, будешь?

— Подумаю, — говорю. — Пока ещё не решил. Аппетит совсем куда-то пропал. Полежу, потом отвечу.

— Странный ты, Саня, стал, — говорит Михеев. — Не слушай ты эту Куркину-придуркину. Мы тебя каждый день вспоминаем. И в школе все говорят: «Вот бы Саню, вот бы сейчас Саню…» Ты знаешь чего, ты помоги этому Сумину составить план. Он ведь какой звеньевой — неопытный. А ты опытный. Слушай, ты полежи немножко, а мы пойдём. Мы там, на улице, будем. Мы в очереди! Только больше никого — ты, я и Сумин! Ну, я побежал.

Беги, беги, Михеев. Я один хочу полежать. Такой хороший диван. Может, его скоро сожгут или увезут на свалку.

Файзула

Вот идёт наш дворник Файзула. Я очень обрадовался, когда его увидел. Файзула лучший дворник микрорайона. Но он на этом не остановится, я знаю. Сначала он станет лучшим дворником на Петроградской стороне, а потом и в городе. Он принял на себя сильно повышенные обязательства и теперь думает, как бы их ещё повысить. Я читал, когда мы с мамой ходили выписываться со старого адреса, в стенгазете нашей жилищной конторы всё об этом написано.