Екатерина Медичи - Владимир Москалев

Владимир Москалев

Екатерина Медичи

Историк должен ясно представлять себе, чувствовать человека в прошлом.

Хотелось бы, чтобы люди в истории видели самих себя; это облагородило бы человечество.

Книга третья

Третья гражданская война

Часть первая

Сен-Дени. 1567

Глава 1

Бояться женщину

Екатерина добилась мира в королевстве. В глубине души она понимала, что он был призрачным, а ей так хотелось настоящего.

Не ради собственного самоуспокоения предприняла она эту инспекционную поездку по Франции: дети ее должны видеть в ней умиротворительницу волнений и в будущем править, следуя материнскому примеру. Об их спокойствии и счастии заботилась она, желая покончить с распрями. Подданные мало волновали ее, но и ради них должна была она это сделать, дабы видели они в ее сыне мудрого правителя.

Королева много думала над этой проблемой: в самом деле, что же это творится? Горят деревни и дворцы, люди истребляют друг друга, хозяйство и экономика пришли в упадок, в стране голод, повсюду на дорогах войска наемников и банды разбойников грабят и убивают всех без разбору и не во имя веры, а ради живота своего. Да неужто она, принцесса из флорентийского дома Медичи, не сможет добиться того, чтобы Францию воспринимали как великую державу, выше Испании, Англии и остальных? Неужто позволит Филиппу навязать террор, который он устами Альбы предлагал развязать в ее королевстве на манер «сицилийской вечерни»? Он плохо знает ее, этот тиран и убийца. Вся его политика — откровенный грабеж и разбой. Этим живет Испания, великая католическая держава. И этого добиваются от нее. Филипп и папа настаивают на поголовном истреблении еретиков по всей стране. Но разве французские гугеноты не ее подданные? Пусть заблудшие, но все же из ее стада. Да разве этому учил Христос? Хорошо, что она не фанатична. Будь Екатерина столь рьяной католичкой, как эти двое, Франция задохнулась бы в дыму костров и королю некем было бы управлять.

Она порой признавалась себе в том, что симпатизирует гугенотам, сеющим семена Реформации, из которых взрастают Ренессанс и Просвещение, обусловливая прогресс развития ремесел, наук, образования, литературы и искусства. Что по сравнению с этим мракобесие церковников, тянущих все это назад, во тьму веков, в пучину забвения! Случись ей переменить веру, она бы не задумывалась. Но она не могла. Не имела права. Ибо религия Ватикана была господствующей и надлежало ей подчиняться.

Теперь перед Екатериной встал другой вопрос: что делать сейчас? Испанский посол Д'Алава и папский нунций привезли известие о том, что папа выразил готовность помочь Карлу IX в борьбе с гугенотами. Он милостиво позволил ему продать часть церковного имущества на сумму полтора миллиона ливров и использовать эти деньги для найма войск, которые огнем и мечом пройдут по Франции, истребляя лучшие умы, рвущиеся к свету и жизни. Папская область тоже обязалась начать сбор средств.

Екатерина взволнованно ходила по комнате в своих покоях в Лувре и думала. Думала.

За стеной слышался собачий лай. Это Карл возился с борзыми, которых привел к нему псарь. В коридоре раздавались оживленные женские голоса и смех, среди них отчетливо выделялся голос ее дочери Маргариты. Видимо, речь шла о каком-то ее новом любовном увлечении, в последнее время она только об этом и думает. Кажется, шлюха будет не из последних. Алансон читает книги или мечтает о любви, Анжу в Оружейной…

Что же все-таки делать? Что предпринять? Да, она воспользуется папским дозволением, не забудет и Авиньон. Но для того ли, о чем мечтают там, у трона Пия V?

Ее долги равнялись двум миллионам ливров. Кардиналы и епископы, у которых она попросила эту сумму, ответили отказом. Интересно, что они скажут теперь, когда на то есть дозволение самого папы? Завтра же Екатерина объявит им об этом, пусть зашевелятся, а остальное уж ее дело. Вздумай рассерженный папа пойти на нее войной, она созовет под свои знамена всех: Гизов, Бурбонов и Шатильонов. Перед лицом общей опасности забыты будут религиозные распри. Посмотрим тогда, как задрожит Пий V, увидя объединенное французское войско во всем его величии и мощи. Ей помогут и Бельгия, Германия, Нидерланды…

Екатерина остановилась. Нидерланды… Вот где камень преткновения.

…В средние века не было никаких Нидерландов, были разобщенные богатые феодальные владения, каждое со своей армией и экономикой, правами и вольностями. В XV веке герцоги Бургундские объединили эти владения, сделав из них одно целое государство. В 1477 году германский император из рода Габсбургов Максимилиан I сочетался браком с наследницей Бургундского герцогства Марией Бургундской, дочерью Карла Смелого, и с этого момента Нидерланды стали принадлежать Габсбургскому дому. Император Карл V, внук Марии и преемник Максимилиана, не мог часто появляться в Нидерландах, называемых тогда Фламандией, или Фландрией, по имени одной из областей, а потому возникла должность наместника или, вернее, наместницы, коей и являлась в нынешнее время Маргарита Пармская, побочная сестра Филиппа II.

Не говоря уже о финансовой эксплуатации Нидерландов, доход с которой в казну составлял, чуть ли не половину всех капиталовложений, страна эта являлась настоящей цитаделью, ибо находилась в центре мировой торговли. Отсюда испанцам удобно было диктовать свою волю всем странам Европы.

И тут как снег на голову на императора обрушился кальвинизм — то, что грозило вырвать эту богатую державу из-под власти Испании своим неповиновением и угрозой католической церкви, а значит, престижу самого императора. Карл проявил жестокость по отношению к еретикам, но это и послужило впоследствии толчком к концу испанского владычества. Он ввел епископскую инквизицию, а также издал ряд указов против ереси, называемых «плакатами».

Для войны с Францией и для наведения порядка среди недовольного населения Карл ввел в Нидерланды свои войска. Народ, и без того задавленный налогами и беспощадно эксплуатируемый, теперь уже окончательно возненавидел испанцев, хозяйничавших в их стране, будто у себя дома.

Новый король Филипп ужесточил «плакаты», требуя их безоговорочного применения, и учредил четырнадцать новых епископских кафедр. Доверенным лицом при Маргарите Пармской, ведавшим всеми делами страны, назначили кардинала Гранвеллу, человека, совершенно чуждого стране, которой он собрался управлять.

Политика Филиппа, как и предшественника, направлена была, как и раньше, на превращение Нидерландов в испанскую провинцию, в которой надлежало заниматься открытым грабежом во славу монархии и короны. Занятие для испанцев привычное, ибо грабеж и война составляли для них суть жизни; ничего другого правительство делать не умело. Так было в заморских колониях, то же происходило и в европейских владениях. Один из современников, наблюдавший картину порабощения Нидерландов, сказал: «Испанцы воображают, что они найдут здесь несчастных индейцев, которых они душат миллионами, но они ошибаются».

Эта политика и привела к борьбе нидерландского народа против испанского владычества. Первый всплеск произошел в 1565 году, когда стало известно, что в стране будет введена испанская инквизиция и что король отказался отменить «плакаты».

Дворяне, возглавляемые Вильгельмом Оранским, будущим вождем революции, человеком, не признающим никакой религии, тоже примкнули к восставшей буржуазии и в апреле 1566 года двинулись в Брюссель с петицией о смягчении «плакатов» и созыве Генеральных штатов, угрожая в противном случае восстанием. Именно тогда, увидя их в потрепанной одежде, их и прозвали «гёзами».

Маргарита обещала смягчить «плакаты», но король не дал согласия. Узнав об этом, кальвинисты, явно провоцируя революционные настроения, теперь уже в открытую устраивали собрания и носили при себе оружие на тот случай, если бы им вздумалось помешать.

Этот союз дворян, называемый «союзом фламандского дворянства против испанской инквизиции», в ноябре 1565 года был переименован в «Компромисс». Его появление было вызвано еще и опасением восстания городских низов, недовольных религиозной политикой и испанским гнетом, которые, выступив, начнут, прежде всего, с дворян.

С каждым днем возмущение против «плакатов» и стремление к автономии усиливались и, в конце концов, в августе привели к разгрому церквей, монастырей и иконоборчеству.

Движение стало нешуточным и охватило всю страну. Однако дворянство, обманутое Маргаритой, пообещавшей выполнить все требования, пошло на попятную и распустило свой союз. Часть его примкнула к Маргарите, а к осени практически большинство перешло в католичество. Вскоре прибыли деньги, наместница наняла войска и тут же отказалась от всех уступок. Кальвинисты были разбиты, один Оранский остался верен делу и покинул страну.