Супница - Робер Ламуре

Робер Ламуре

Супница

Жермена Лапюи

Клеман Дувр

Виолетта Десинь

Поль Дюбар

Элен Дюбар

Брижитта Дюбар

Жан Франсуа

Роббер

Мсье Робер

Инспектор

Акт первый

Старинное имение километрах в двадцати от Бордо. Просторная и красивая общая зала.

В глубине сцены справа – лестница, ведущая в верхние комнаты, а слева – тяжелая и мрачная дверь в погреб. В правой стене – две застекленные двери, выходящие на террасу. Между ними – узкий секретер, на котором стоит телефон. Открыта только дверь; слева от секретера за ней широкий и высокий коридор, ведущий в комнату Виолетты. У противоположной стены – посудный шкаф, на нем – изящная круглобокая полихромная супница XIX века. Слева от шкафа – дверь в кухню; угол комнаты занимает угловой сундук.

Посреди сцены, но ближе к посудному шкафу – огромный стол со стульями.

Ближе к застекленным дверям стоит кресло Виолетты. Около секретера – низкий пуф.

В глубине сцены между дверью в погреб и лестницей – большой ларь.

Пол покрыт плиткой спокойного рисунка.

На стенах и на мебели – портреты, семейные фотографии, безделушки, цветы. В распахнутую застекленную дверь проникают мягкие лучи заходящего апрельского солнца. Жермена Лапюи хлопочет около посудного шкафа – полирует его воском и напевает. На пороге застекленной двери появляется Клеман Дувр, автоинспектор огромного роста, в каске, сапогах. Жермена не замечает его…

Клеман (в шутку пугает ее). Полиция!

Жермена (вздрагивает и оборачивается, рассерженным тоном). Ах как остроумно!

Клеман (смеясь, кладет свои краги на маленький секретер). А хозяйки что, нет?

Жермена. Отдыхает… А мотоцикл где? Сломался?

Клеман (лукаво). Скажешь тоже. Последние сто метров я выключил мотор.

Жермена. Ловок!

Клеман. Хотел над тобой подшутить.

Жермена. Ничего себе шутки! Кирпичом по голове!

Клеман (заискивающе). Завтра воскресенье… Пойдем куда-нибудь?

Жермена. Нет! Ни завтра, ни послезавтра. Возвращайся на свое шоссе: я отсюда слышу, как все несутся с превышением скорости!

Клеман. Не злись, пожалуйста, за деревом – Соловушка!

Жермена. Ах, ты теперь на пару с певчей птичкой работаешь?

Клеман. Да нет, это прозвище моего товарища: он свистит, как соловей! А почему ты не хочешь пойти куда-нибудь со мной? Тебе Бордо не нравится?

Жермена. Бордо нравится, но не нравится, когда на меня все пялят глаза!

Клеман (улыбаясь). Я надену штатское!

Жермена. Тем более!

Клеман. Почему – тем более?

Жермена. Полицейский лучше всего виден в штатском! Ну давай… привет! По коням и счастливого пути! Мне работать надо.

Клеман (не трогаясь с места, осторожно). Кстати, насчет полиции… Я опять встретил того инспектора… Помнишь, я тебе говорил… Core… Парижанин, который перевелся из-за зрения…

Жермена. Он в Жиронде лучше видит?

Клеман. Говорит, что ему Бордо меньше глаза режет! Он тебя вчера встретил, в Польяке…

Жермена. И совсем ослеп!

Клеман. Нет, хотя тебя и узнал! Два года тому назад… Он тебя встречал на тротуаре на улице Комартен!

Жермена (в ярости). Что?

Клеман. Он знает даже, что ты была зарегистрирована!

Жермена. Зарегистрирована? Я? Да у него не с глазами плохо, а с котелком!

Клеман. Я-то не верю!

Жермена. Откуда он это взял?

Клеман. Два года тому назад… он был патрульным в Девятом районе!

Короткая пауза.

Жермена (агрессивно). Ну и что из того?

Клеман. Да… ничего! Просто его удивляет, что такая девушка, как ты, бросает Париж и становится прислугой в глухой дыре! От Бордо двадцать километров!

Жермена. Зрение!

Клеман. Что – зрение?

Жермена. Жиронда мне меньше глаза режет! А теперь или ты немедленно сматываешься, или я зову полицию!

Клеман. Ну не сердись! Что, поговорить нельзя? Для нас, дорожных инспекторов, это значения не имеет! Наша забота – движение на проезжей части, а не на тротуарах. (Ласково). Ну… забудем! Завтра пойдем куда-нибудь! Я за тобой заеду часа в три!..

Жермена. Как же! Заедешь! Только не за мной, а за хозяйкой! Завтра в три часа меня уже здесь не будет!

Клеман. А где же ты будешь?

Жермена. В Париже! У мадам завтра обедают родственники, я подаю десерт и смываюсь! До четверга, как каждый месяц.

Клеман. Зачем ты мотаешься в Париж? У тебя там… кто-то остался?

Жермена. Вот именно!

Клеман. Этот кто-то… он… что за тип?

Жермена. Такой тип, не в обиду тебе будь сказано, господин полицейский, твоей нищенской зарплаты ему бы на один день на сигареты не хватило!

Клеман. Онассис!

Жермена. Горячо! Почти попал! Правая рука Ротшильда!

Клеман. Что?

Жермена. Правая рука Ротшильда! Он продает их ценные бумаги!

Клеман. Твой дружок продает ценные бумаги Ротшильдов?

Жермена. Вот-вот!

Клеман. Так Ротшильды продают свои бумаги?

Жермена. Вот-вот!

Клеман. Усек! Значит, спускают ценности! Одним словом, уже не сводят концы с концами.

Жермена. Смейся, смейся! Но он зарабатывает столько, что…

Клеман. Ясно! Я мог бы десять лет дымить как паровоз! Так этот ротшильдовский продавец… твой дружок?

Жермена. Вот-вот!

Клеман. Как же его зовут?

Жермена. А тебе это зачем?

Клеман. Скажи мне хоть имя твоего мешка с деньгами!

Жермена. Жан Франсуа! А ты – мешок с дурью!

Клеман. А… как ты с ним познакомилась?

Жермена. В поезде! Ехала в Париж на выходной! (В сторону.) Не сказать бы, если не сорвется, через полгода одних автомобилей у меня будет целый гараж.

Клеман (недоверчиво). Ты верно знаешь, что твой Жан Франсуа продает именно ценные бумаги, а не велосипеды, например, или расчески?

Жермена достает из кармана передника письмо и протягивает его Клеману.

Жермена. А это что, по-твоему? Тоже расческа? Посмотри на гриф, полицейская дубинка!

Клеман (читает, несколько отодвинувшись от Жермены). «Банк Ротшильда»… да… но что это доказывает? Фирменные листочки у каждой кассы валяются!

Жермена. Нет! У них ничего не валяется! Банк Ротшильда – это тебе не «Сельскохозяйственный кредит»! Они там над каждой крошкой трясутся! (Хочет забрать письмо.) Отдай письмо!

Клеман продолжает читать, держа письмо так, что Жермена его не может выхватить.

Клеман. «Любовь моя!» Угу, для правой руки Ротшильда он не больно изобретательный… «Любовь моя». Чтоб такое написать, не обязательно продавать ценные бумаги.

Жермена. Угу, а ты-то чего бы там изобразил? Тоже мне – супермен.

Клеман (удивленно и недоверчиво). Что? Что?

Жермена. Супермен.

Клеман. Ты все же думай, прежде чем рот разевать.

Жермена. Я же сказала «супермен», а не «грязный мент».

Клеман. Оно, конечно, так, но все-таки «супермен» похоже на «мент»… «Увижу ли я когда-нибудь замок, в котором ты живешь…». А, так ты живешь в замке?

Жермена (несколько смущенно). А что… живу!

Клеман. Где ты его здесь нашла, замок-то?

Жермена. А это, по-твоему, как называется, садовая голова?

Клеман. Это? Да дом! Старинный дом, и больше ничего! Внизу четыре комнаты и четыре наверху!

Жермена. Ну и что? Для вашей глуши четыре комнаты на первом этаже, четыре на втором и три виноградные лозы – уже замок! А виноградников здесь, кстати, шестьдесят гектаров! Для здешних мест это – Версаль! Ну, давай сюда письмо!

Клеман (не отдавая письма). Знаю я эти виноградники! Три градуса в лучший год! Грудных детей можно поить!

Жермена. Ну и что? (Показывает на секретер между застекленными дверями). А на бумаге для писем напечатано: «Замок Ардуазьер»!

Клеман. Бумага-то есть… Хотя вина нет уже двадцать лет! А раз нет вина, нет и замка! (Обрадовавшись осенившей его мысли.) Теперь я понимаю, на что ты его подцепила, «правую руку»! «Замок Ардуазьер». Сказала, что он – твой! Руку даю на отсечение!

Жермена. Не давай.

Клеман. Провалиться мне на этом месте! А что ты сказала?

Жермена. Что я – компаньонка!

Клеман. Если ты – компаньонка, то я – пилот «боинга»! (Указывая на секретер.) Но ты промашку даешь, что пишешь ему на этой бумаге! В один прекрасный день возьмет да заявится! И замок развеется как дым…

Жермена. Не заявится, я ему запретила!

Клеман (вкрадчиво). Если ты ему нравишься так, как мне, – обязательно заявится! (Читает.) «Дурманящая нежность твоей кожи…». А он что… разве?… Откуда он знает дурманящую нежность твоей кожи?

Жермена. Мы проводим вместе три дня в месяц – ты что же думаешь, мы по музеям ходим? Ну, отдавай, письмо!

Опечаленный Клеман отдает письмо.