Тонкая структура (СИ) - Хьюз Сэм

Сэм Хьюз. Тонкая структура

Глава 1. Зрелище на грани фантастики

Все происходящее реально.

Это имитация.

Я как будто слышу музыку, созданную миллиардом голосов. Здешние города сотканы из непрерывно поющих суперструн. Реки и деревья — диковинные создания, раскрашенные в цвета, которые я не смог бы подобрать, хотя и помню их названия. Материи, из которых они сотканы, невозможно описать словами. Я вижу птиц, которые, как и всё в этом мире, будто созданы из звука. Люди здесь прекрасны — я протягиваю руку и зачерпываю пригоршню из несчетного числа их разумов, ощущая в себе частичку их искусства и языка. Я мог бы увидеть их целиком, будь в моем распоряжении ровно одна вечность, но мое сердце бьется в планковском ритме.

А потом наступает конец, и небо под номером семьдесят семь, растянутое эффектом Доплера, уносится вслед за нами, оторвавшись от своих экстрамерных якорей, а тонкая структура дробится, рассеивается и рассыпается на части. Здесь, на самом краю, каждое творение само состоит из других Творений, а «свобода» в двадцать пять раз полнее. Заключенные внутри небеса — в общей сложности 1024 — это лишь хрупкое скопление размытых точек на кончике цветной винтообразной искры, указывающей на одну из полос дороги, протянувшейся сквозь темный разрыв между двумя невообразимо более громадными Совокупностями, и падая вниз с переполненной магистрали, освещенной ночными огоньками, мы за мгновение ока проносимся мимо всех 210 миров. Я стараюсь нацарапать команды, которые спасут то, что еще можно спасти, и настолько быстро забрасываю восстановленные осколки обратно в приемопередатчик, что они едва касаются моих рук, но назад не оглядываюсь.

В какой-то момент считалось, что имеет смысл отключить болевые ощущения, заменив их, к примеру, каким-нибудь предупреждающим сообщением. Как выяснилось впоследствии, боль была предупреждением сама по себе, и избавиться от нее означало бы навлечь на себя угрозу кажущейся неуязвимости. Лучшее, что можно было сделать — это придать сообщению менее… отвлекающую форму. Но прямо сейчас я нахожусь на уровне 109 XG, и мое физическое воплощение буквально разрывает на части. Каждая из полувоображаемых игл в моем разуме жестко вдавлена до конца критического диапазона, а сигналы тревоги прорываются прямо сквозь мои фильтры. Все дело в размерности. Если противник имеет преимущество хотя бы в одну степень свободы, ни о каком состязании не может быть речи, в принципе, а моему врагу, чтобы добраться сюда, пришлось опуститься на пять измерений. В моем мире люди уже во младенчестве играют с волновыми функциями, нам в прямом смысле подвластна сама вероятность — но там, откуда пришло это существо, мой дом и весь окружающий его космос — всего лишь крошечное, сияющее кольцо в пространстве, которое можно раздавить движением пальцев. Если бы мой противник обладал хоть каким-то разумом, был способен породить хотя бы одну разумную мысль, то все закончилось бы в течение нескольких микросекунд. Но оно лишено разума. У него есть только огневая мощь.

Упав с магистрали, мы замедляем ход, пролетая сквозь мантию Ипсилон-слоя, и, наконец, достигаем той же скорости, что и мое облако вторичных оборонительных единиц, которые носятся туда-сюда, вычищая разумные структуры из расположенных впереди окраинных расселин и перенося их в безопасные убежища на более высоких и низких уровнях. Оно безучастно ревет и со всех сторон атакует меня своими почерневшими усиками, ровняя с землей все, что находится поблизости, но как только нас окружает вакуумная сфера, мне, имея бóльшую свободу действий, удается провести несколько ответных атак, столь же неуважительных по отношению к окружающей местности. Локальное пространство превращается в просчитанный вихрь, и на мгновение мне даже удается взять верх над своим противником. Однако непрерывные эпилептические предупреждения напоминают мне, что, находясь на уровне восьмидесяти восьми и быстро падая, одержать победу я не смогу. Я тяну время и, по мере того, как материковый грунт у меня под ногами начинает бесконтрольно резонировать от каждой очередной атаки, во мне зреет паника.

И, наконец, официальное разрешение, которое уже давно было запрошено у вышестоящих инстанций, настигает меня, как удар молнии. В моем сознании возникает ясный маршрут, отмеченный зелеными огоньками, видеть которые могу только я. Схватив своего врага за четыре хвоста, я принимаюсь ускоряться. Древние предохранители начинают сопротивляться. Воют герметичные субквантовые уплотнители. Вторичное и третичное подтверждения едва опережают нас у краевых запоров, которые, прорезавшись, расступаются и вновь захлопываются, когда мы приближаемся к границе. У него нет ничего, кроме пылающей черной злобы и яростного желания выжить вкупе с огневой мощью, которая по своему ужасающему размаху превосходит возможности всей моей цивилизации. Зато у меня есть Тактика. И есть разрешение.

Разорванная граница моей Вселенной отдается кричащим эхом. Со всех сторон нас окутывает тьма; она ревет в ответ на наше неповиновение и ожесточенным рывком тянет нас все ниже и ниже. Мы падаем, оторванные от собственных ощущений. Мы не чувствуем и не видим, как следом за нами затягивается разрыв и затухает Ипсилон. На долю секунды я оказываюсь посреди абсолютного и безмолвного покоя. Во мне не остается ни следа паники. Я теряю связь с «зоной». Даже сигналы тревоги моментально замолкают.

Этой доли секунды хватает, чтобы вернуть мне самообладание. Я прекращаю передачу, занимаю новую позицию и начинаю все сначала; я реорганизую и восстанавливаю свои силы и, наконец, избавляюсь от всего ненужного, сбрасывая лишний груз. Пробудившись, мой боевой инстинкт вновь вступает в дело. Мое внимание концентрируется чуть раньше, чем это удается оппоненту, и я вижу, как фрактальные созвездия, вершины которых — это лишь проекции того, что недоступно моему невооруженному глазу, — сонно вращаются вокруг меня, и по мере нашего стремительного падения становятся все плотнее и отчетливее. Снизу к нам приближается твердое, как камень, ядро, но у меня есть более действенный план.

Едва-едва. Мне удается остановить его инстинктивную атаку, сработавшую после пробуждения, а затем, выбрав на стене точку, нырнуть в ее сторону — и вот моя последняя инструкция незримой молнией летит в Центр. Оно напало на мой след и преследует меня, обозленное, голодное. Превозмогая боль, я изгибаюсь и вытягиваю руки; это разрыв, узоры, созданные энергией чудовищных масштабов, отрезают пространство спереди и сзади нас, и на каждом горизонте пламя, взорвавшись как будто по команде, устремляется внутрь…

Зная заранее о том, что сейчас произойдет, я расслабляюсь как раз в тот момент, когда мы отскакиваем сначала от некой безымянной Флатландии, а затем от опустившегося на нас сдерживающего барьера. Оно мечется и пытается сбежать сразу во всех мыслимых направлениях, но натыкается лишь на неприступную тюремную стену. Я пытаюсь расслабиться и, наконец, обретаю покой посреди кругов из мелких разрушений, в то время как все внутренние сигналы тревоги — кроме одного — начинают искрить, дают сбой и, наконец, затухают, оставляя после себя лишь онемелый шум.

Полная изоляция.

Искалеченный. Раздавленный. Расчлененный и обезоруженный, оторванный от цивилизации. Передо мной совершенно незнакомая местность — оно не может сражаться в 3+1 измерениях. Пошатываясь, я поднимаюсь на ноги и в бледном свете отдаленного термоядерного огня, нетвердой походкой начинаю двигаться в его сторону. Вопя от боли и царапая землю, оно пытается отступить.

Тонкий, как волос, луч — мои последние эрги. Он меркнет, и вслед за ним я постепенно теряю сознание.

Глава 2. О цифровых крайностях

Больше ученых.

Такие открытия всегда совершают именно ученые.

— Вы на это смотрите? Майк?