Низкий вид литературы - Михаил Гарцев

Низкий вид литературы

Михаил Гарцев

© Михаил Гарцев, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая

Пародии_и_парафразы

«Чья это боль растеклась облаками по небу?»

Чья это боль растеклась облаками по небу?Чей это стон в завывании ветра звучит?Что ж ты молчишь, закричи же, ответа потребуй:Чьи это слёзы затмили нам солнца лучи?Чья это мука застыла скалою над бездной?Чей это плач расплескался морями вокруг?Кто-то ведь знает, кому-то ведь это известно:Чей это лес после бури заломленных рук?Чьи переломы судьбы – горных речек изгибы?Чья катастрофа – падение снежных лавин?О, неужели мы счастливо жить не могли бы?Чья это кровь – где рябин полыхает рубин?

Парафраза

Чьи это перлазастыли скалою над бездной?Чьи это жерлазрачками из страшного сна?Чьи это серныпоют нам про слезы и бедность?Чьи это нервынатянуты, словно струна?Чьи это штампыкак стон в завывании ветра?Чьи это залпыв падении снежных лавин,где в свете рампымы видим нехилого метра?Красною лампойрябин полыхает рубин.Чьи это соплитекут по вратам Самиздата?Чьи это вопли —забором заломленных рук.Виден не рохляв кровавых сполохах заката.Пусть все оглохли,но скромный наш скрашен досуг.

«Ведь это точно когда-то было…»

Ведь это точно когда-то было…Рисунок серый – в карандаше…Утла подвода, худа кобыла —в тумана кашице, густыше.В телеге той я лежал, колышим,в сенные вдавленный вороха,осенним паром, в жавель закисшим,забит по самые потроха.Возница – дедушка однорукийспокойно правил сквозь ветровал,он был недвижимый и беззвукий —клубы табачные выдувал.Плыл скрип колес, тишину тревожа,тягуче-медленно, как в клею,и дым с туманом по конской кожестекали в черную колею.Так мы катили, не шибко ходко(для нашей клячи – во весь опор)…Я думал: «Дедушке надо б лодку,а мне, любезному, – в рот обол».И вспоминался недавний сон мой —душа болела во сне, хоть в крик.И шли ко мне эскулапов сонмы,и говорили, что ей кирдык…Заговорил, наконец, возница:– Ты разумеешь, – сказал, – сынокбывает у сырасць такую сница —саднит клешня-то помилуй бог.Ага отрезанная заразаво сне-та ёсць она и болит.Я мол до фельшера ён адразу —атрит гутарит ци ангидрит.Гадоу пятнацать руки не маю.Не смог бы мабуць с двумя ужой…Я понимаю, дед, понимаю.Похоже, как у меня с душой…Поговорили мы, замолчали.За нами двигались в молокефантомы боли, мечты, печалик тому кордону и к той реке…

Пародия

Темно у дохтора на приеме,вчерась, горбатясь за гумус тмящий,перестарался, а нынче в дремесижу ледащий с лицом просящим.А рядком дедка сидит безрукийи все страдает от боли жгучейв руке, c которой давно в разлуке,с лицом темнее осенней тучи.– Шо, хлопчик, скоро, нас дохтор примет?– Хто яго знает, сих эскулапов?Ужо онемели ужица с выей,давненько не был в явонных лапах.Как-то мне щупали грудь, паршивцы,кололи и жгли, убивцы, трахею…Искали душу в сердечных мышцах.Видно, давно я расстался с нею.Болела сильно, такой уж родился,фантомы боли, сонмы печали…Пошла уж какая, дедуля, седмица…Пропала душа, куда-то отчалив.Нас врач осмотрит – печать, как клякса,в Собес с тобою сделаем ходку.Мне б в рот – оболу, а лучше – баксы,а ты, дедуля, проси молодку.Пора инвалидов взять на поруки,и поддержать нас, таких горемычных,ты, дед – инвалид, поскольку безрукий,и я инвалид – без души кирдычно.

«Мне снилась детская обида…»

Мне снилась детская обидана N. Не подавая вида,что пьян (хотя совсем алкаш —о если б всё, что мы глаголем,оправдывалось алкоголем!),он мне твердил, что я – «не наш».Смеркалось. Ерзали ворота.На лавочке два идиота —с бутылкой N, и я как бысо стаканОм, в плену закататрепались, щурясь чуть поддатона город, вставший на дыбы.«Наш, наш!» – хотел ему сказать я,но верткий N, попав в объятьяжены, толкающей домой,убрел московским пыльным летомв свой сон, а я остался в этом,и спал, и двадцать лет долой.Я спал, как в апельсине долька,в забвеньи пропуская столькопустых листков календаря,что даже ближним и домашнимказался лишним и ненашим,о дальних и не говоря.И правда, кто мне скажет, чей я?Алеко посреди кочевья,король бездомный, Лир нагой,не наш, не внутренний, не внешний,не наш, не праведный, не грешный,не наш, не Байрон, не другой…Во сне, тем временем, светило,как разум, город отпустило,последний луч оборвало,Не наш! вскричал Евгений грозно,и стало ветрено и звездно,и понеслось, и все прошло.

Парафраза

Душевная травма

Во времена, кажись, застоясидел с бутылкой я пустою…Ко мне подсел какой-то дед.Рябой, немытый, бородатый,со стаканОм, как бы поддатый.Условно пусть зовется Z.Я был отнюдь не алкоголик,хоть мог бухать, порой, до коликв печенках, почках и спине…Увы, то, что в верхах глаголютнельзя понять без алкоголядавно известно всей стране.Смеркалось. Ерзали ворота.Базланить не было охоты,я встал, уж было, и пошел…Вдруг Z на что-то рассердился,вскочил, на месте закружился,мне в спину прорычав:«Козел!»«Я не козел», – хотел сказать я,но в санитаров двух объятьяхон был погружен в грузовик.Знать, Z, сбежав с какой-то дурки,хоть был и пойман в переулке,все ж в подсознанье мне проник.«Козел!» – кричали дети в школе.«Козел», – я слышал в чистом поле.«Козел», – прошамкал аксакал.«Ко-зе-л!» – мне жид пропел пархатый.Приснилось даже – черт рогатыйза мною целый день скакал.И, правда, кто мне скажет, кто я?«Сон разума» – пророчил Гойя.И я заснул на много лет.Во сне мне снились вор в законе,и как ругались зэки в зоне…«Козлы!» – кричал я им в ответ.Тряся козлиною бородкой,однажды встретил я молодку.Она мне стала дорога,но врач по психам, круглолицый,мне отсоветовал жениться:«Смотри, блин, вырастут рога».Вокруг шумела перестройка,и разных дел творилось столько…Но все мне как-то было влом…Я просыпался от поллюций,а не от залпов революций,на всё глядя козел козлом.И как врачи все не старались —мне не помог психоанализ,ни даже Фрейд, ни даже Юнг.Знать, от врачей мои сокрытыи комплексы, и архетипы.Я всё послав, рванул на Юг.Бродя в горах Бахчисарая,ту встречу с Зетом вспоминая,и с камушка на камень скок,понять хочу я эту силу —что так беспечно опустилаи обесценила мой рок.Я был мужчина, в общем, в норме,а стал я чем-то вроде зомби.Ужо тебя, смешной старик!«Козел!» – вскричал Евгений грозно —вдруг стало ветрено и звездно —и вырвал грешный свой язык.

Встреча с Лилит

(самой первой)

Я встретил девушку в рассветной тишинеОна стояла, обратив лицо к ЛунеГорел восток багряной полосойКатились слезы утренней росойЯ заглянул в колодцы серых глаз«О чем ты плачешь в этот ранний час?Красавица, обидел кто тебя,Иль обманул, другую полюбя?»«Ах, человек, – последовал ответ, —Среди людей давно мне места нетЛишь пропоет петух в последний раз,К воротам Ада отойду тотчас…»Она была, конечно же, грешна.Но так хрупка, так трепетно – нежнаИ я сказал: «Ну что ж, тогда идем,И будет Ад, но Ад – вдвоем!»

Парафраза

Был мальчик Федя Гайворонскийсредь мальчиков других неброским.Не лапал девочек в спортзале,да те ему и не давали.Такой прелестный херувимчик,у всех учителей – любимчик.Но вот – в тот день шпаной побитый —он встретил девушку Лолиту.– Иди сюда, мой юный витязь, —она сказала накренившись.– Иди сюда, прелестный Федя,мы в дальние края поедембродить по закоулкам ада,иди сюда, моя отрада.Твоей я буду самой первой,познаешь ты свой запах спермы, —и притянув ФедОра к чресламона задергалась как в креслеу гинеколога-убийцы,а Федя, пойманною птицей,загоготал, но Федин гоготисторг из уст Лолиты хохот.Однако стойко, неустаннонаш Федя шел к оргазму рьяно.И, наконец, исторгнув семя,почувствовал, как плачет время.В прерывистых Лолиты всхлипахон слышал стоны архетипов.В истоме сладкой каждой клеткойон слышал зов далеких предков.Сквозь кожного покрова порыразверзлись «крови, почвы» створы.Вождя творящая монадакак грозный символ цареграда,как микрокосм в лице КадмОнаАдама, ставшего у тронабогов великого народакак эманация природы.Когда постиг все это Федя,он встал, торжественен и бледен.В его крови скромны и скрытныструились древние инстинкты,и Федя, ими защищенный,в смысл сокровенный посвященныйкак рыцарь грозный, весь в броневступает в орден РНЕ.

Предпраздничное