Низкий вид литературы - Михаил Гарцев

«Выхухоль ухала, хлопала…»

Выхухоль ухала, хлопала.Падал засушливый лист.Пьяница шел Попандопуло.Выхухоль ухала, хлопалаТам или здесь, или около.В плавнях, где шорох и свистВыхухоль ухала, хлопала.Падал засушливый лист.

Пародия

Выхухоль ухала, хлопала…Вова тянул портвейн.Денег-то сколько ухлопано,женушка ножкою топала,доченька булочки лопала…Плакал от зависти Рейн.Выхухоль ухала, хлопала…Двинем, ребята, в бассейн.

Рождённый в гавайской рубашке

Рождённый в гавайской рубашке в промозглой декабрьской мгле,там, где у Останкинской башни сидят облака на игле,царапая небо и нёбо ежовым клубком языка,я строил свои небоскрёбы из ветра, любви и песка.Я – радуга в «Чёрном квадрате», бездымный, бездомный пожар,я взял все места в хит-парадеуродов – бескрылый Икар,отломанный зубчик расчёски, я общую портил канву.Я матрицей братьев Вачовски был вскормлен. Я знаюкун-фу.

Влюбленный в двуногих до колик, я сам – и велик, и смешон:«мудрец, наркоман, алкоголик, бродяга, скромняга, пижон,мудак, обаяшка, придурок, красавчик, зануда…» Поэт? —Парящий над миром окурок, несущий магический свет.Я – гриф на сломавшейся ветке в секретном кремлёвском метро.Я – шарик гусарской рулетки, поставивший жизнь на зеро.Я, синий, как море в июне, дворняг различаю в лицо.Я девке продажной – фортуне – могу вставитьшест в колесо.Бог видит, я б даже для чёрта эдемской отравы достал…Судьба – это тоже… вид спорта,и где-то есть мой пьедестал.

У поэта опасный обычай…

……………………………………………что ведут и ведут к повороту,за которым возможно пропасть,за которым ужасное что-тождёт, ощерив багровую пасть,чтоб коварно, прельстив чудесами,съесть, издав победительный рык……А из пасти голодной свисаетокровавленный русский язык.

Парафраза

Я – Ваня, я – ветер, я – вера.Я – лучший, я – худший, я – бог.Я – корь, я – любовь, я – химера.Я – вальс, я – стриптиз и я – рок.Фортуну беру я за фалды:«А ну, шевелись,…твою мать».Ей вставлю по самые гланды,шоб знала, кому, блин, давать.Потом ее раком поставлю.Мой слог – раскаленный металл.И скажет она мне: ай лав ю!твори, я же твой пьедестал.И бросив тогда вызов небу —к иному уже не привык —я вырву вам всем на потребусвой русский кровавый язык.

Восторг

…Разнежился под солнцем луг,и тучно колосится нива…О, как красиво всё вокруг!Усраться, до чего красиво!

Мне за сорок

Наверное, мы всё-таки мечтатели…Не веруя в пророчества и сонники,мы кузькиной парижской богоматериязыческие верные поклонники.Мы славно покуражились в малиннике,немного оцарапавшись крапивою,но стали ль мы законченные циникис улыбочкой приклеенной глумливою?! —навряд ли. Просто дуем на горячее.Бескомпромиссис – больше нам не жёнушка.А всё, что остаётся непотраченным,складируем подстилками на донышкосудьбы, чтоб не впивались рёбра жёсткостив хребтины сколиозные усталые…Трёхмерности повыпрямлялись в плоскости,по краешкам немного обветшалые.Но всё ж, какими б ни были сценарии,и на какие б ни бросало полюсы —не всё мы между пальцев разбазарили,и истощили вещмешки не полностью.А взгляд назад – отнюдь не во спасение,а токмо лишь для восполненья опыта…Весеннее – по-прежнему весеннее,от птичьих криков до любовных шёпотов.Нас ветры жизни чуточку взлохматили,слегка приблизив ангельское пение…Наверное, мы всё-таки мечтатели —потерянное, в общем, поколение.

Пародия

Поэт природу любит без условностей,хотя потерянное, в общем, поколение.Народностью силен и превосходностью,всем поднимая тонус, настроение.И славно покуражившись в малиннике,слегка крапивною клубничкой оцарапавшись.Он замечает, что вокруг – сплошные циники,его задором как-то слишком озадачены.Вокруг него – кликуши с страстотерпцамипророчества плетут одни и сонники…Он в бога, душу, матерь, экзистенциюи страстотерпцев кроет и поклонников.На битвы не заманишь даже малые…Бескомпромиссность больше не невестится.Хребтины сколиозные усталыеуже в окопы не спустить, блин, и по лестнице.И многомерность жизни его в плоскости,да и в любой, как видим мы, проекциистарается не повстречаться с жесткостью,хотя и не чурается эрекции.Уже не первая его лелеет женушка,но между пальцев все не разбазарено,складирует он бережно на донышко,все – что отпето было, отсценарино.Орлиный взгляд – отнюдь не в устрашение,а токмо лишь как подтвержденье зрелости.Поэт на нашем небосклоне – украшение,мечтатель и романтик в пору спелости.Весеннее – по-прежнему весеннее,не птичьи крики – ангельское пение.Усраться, но не сдастся утверждению,что он потерянное, в общем, поколение.

К 25-летию

карьера дом машина мебельженитьба деньги слава властьхватаешься за каждый стебельчтоб в той же пропасти пропастькак сладко любоваться безднойи быть никем и быть нигдезвездой раскинувшись в уезднойхрестоматийной лебедеандреем при аустерлицележать впадая в небесакак в отрицание но лицаи голоса и голосалюбимых заполняют стерженьуже исписанный на третькоторый жизнь который держитне позволяя улететь.

Парафраза

И потому вновь дом и мебель,женитьба, деньги, слава, власть…И в «Самиздате», как констеб (е) ль,гоняю в душу-бога-матьтех, кто склоняется над бездной,кто был никем, а хочет – всем,кто свары учинял помпезно,а должен быть и глух, и нем,как инвалид Аустерлица.Для избранных лишь – небеса,и всюду радостные лица,вакханок всюду голоса.Помчусь к цыганам в русской тройкея, по-панарински широк,лобзаясь с Музою на койке…Знать должен каждый свой шесток.Очередную треть кубышкипополнит новый гонорар,а самиздатские мартышкипогрязнут в бездне новых свар.И все меня признают примысетературною звездой.Ну, не кормить же мне любимыххрестоматийной лебедой.

Корни любви

В созерцании мерцанийПуть проводишь тихо ты.Нас навек уносят саниВ лоно снежной пустоты.Мы бежим из стана Зверя,Но еще и не в Раю.Вспоминаю и, не веря,Ничего не узнаю:Мы другие – рыба с мясом.Ты на блюде, я в печи.Беззаботно точим лясы,И перчи нас, не перчи…Я закрыт. Ко мне нет входа,На запросы только ноль,И швейцар белобородыйЧинит «аусвайс контроль»,Но ты входишь беспарольно…На руках тебя таскал,И со страхом я невольно«Среди скал искал оскал»…Все в обрывках и лохмотьяхПамять в кадрах – не поймешь:Стук стаканов, хлеб в ломотьях…Ну, в ломтях, ядрена вошь!Ночь. Пищим с тобой привычно,Облетая с потолка.Присосались. Как отлично!..Чья-то плющит нас рука.Бал покинут. Снег искрится.Ты смеешься, я с тобой.Шрам заныл возле ключицы:«Помнишь смерть свою, герой?»Ты с утеса, я на плаху,Ты в бою, а я во сне, —Мы с тобой давали махуВ старости и по весне,Но я помню, как беспечноБыл с тобой остаться радИ считал, что все навечно…Ровно жизнь тому назад.

Пародия

Присосались мы друг к другумного лет тому назад.Я любил тебя, подруга,той любви был страшно рад.Мы могли устроить шорох,и тряхнуть, блин, стариной.Так зажечь гормонов порох —пар дымился над спиной.Но судьба сменила вектор,я уже не тот герой:заржавел кинопроектор,пожелтел картинок строй.Слышу шорох перфораций,кадры в прошлое манят,мы лежим среди простраций:ты сестра мне, я твой брат.Ты – к коллеге, я – к соседке,ты – домой и я – назад,ты с утра сидишь в беседке,я же вышел в «Самиздат».Пусть, порой, сознанье глючит,пусть грозит судьба клюкой.Графоманов я расплющуэтой твердою рукой.Мой поклон тебе, Создатель,рою тексты, словно крот.Я теперь обозревательили «анти» – один черт.Графоман кричит: «Мне больно,я средь скал искал оскал», —но вхожу я беспарольно,и всех плющу наповал.«Стук стаканов, хлеб в лохмотьях…Ну, в ломтях, ядрена вошь!»А душа в лохмотьях плоти —с графомана, что возьмешь?!В созерцании мерцаний,завершаю трудный век.В отрицанье отрицаний,Фейсконтроль, я – человек!

Божественный чертеж