1937 - Вадим Роговин

Многозначительна и обрисованная Хемингуэем контрастная картина настроений, обуревавших его героя в первые месяцы гражданской войны и в период, когда советское доминирование в Испании глубоко укоренилось. Перед выполнением опасного задания Роберт Джордан вспоминает: «Лето и осень ты дрался за всех обездоленных мира, против всех угнетателей, за всё, во что ты веришь, и за новый мир, который раскрыли перед тобой… Именно в эти дни, думал он, ты испытывал глубокую, разумную и бескорыстную гордость,— каким скучным дураком ты показался бы со всем этим у Гэйлорда, подумал он вдруг. Да, тогда ты не пришёлся бы ко двору у Гэйлорда, подумал он. Ты был слишком наивен. Ты был словно осенён благодатью… Тогда вообще не было Гэйлорда» [885].

Превращение гражданской войны в Испании из арены борьбы «против всех угнетателей» в средство для осуществления геополитических маневров Сталина и в арену истребления коммунистических диссидентов обусловило поражение испанской революции. Ущерб, нанесённый сталинскими провокациями и расправами, не ограничился одной Испанией. Эти акции пагубно сказались на судьбах всего мирового коммунистического движения. Самое страшное состояло в том, что сталинский террор, осуществлявшийся в Испании даже более открыто и безжалостно, чем в СССР, в сознании множества людей стал идентифицироваться с понятием «коммунизм».

Обобщая события, происходившие в Испании после барселонского мятежа, Д. Оруэлл писал: «Каждый, кто хотя бы поверхностно знаком с коммунистической тактикой расправы с политическими противниками, знает, что практика сфабрикованных обвинений — обычный метод коммунистов. Вчера они обрушивались на „социал-фашистов“, сегодня громят „троцкистских фашистов“. Всего шесть или семь месяцев назад советский суд „доказал“, что лидеры Второго Интернационала… а также ведущие деятели лейбористской партии Великобритании участвовали в гигантском заговоре, имевшем целью военное вторжение на территорию СССР (имеется в виду процесс по делу «право-троцкистского блока».— В. Р.)… Я сомневаюсь, чтобы такие комбинации приносили пользу даже с сектантской точки зрения. Нет никакого сомнения, что обвинения в „троцкизме-фашизме“ сеют ненависть, вызывают раздор. Повсюду рядовые коммунисты мобилизованы на бессмысленную охоту на „троцкистов“, а партии типа ПОУМа загнаны в угол и поневоле поставлены в положение антикоммунистических групп. Налицо явные признаки опасного раскола мирового рабочего движения. Ещё несколько клеветнических кампаний против людей, всю жизнь боровшихся за социализм, ещё несколько фальшивок, вроде той, которую использовали против ПОУМа, и раскол может стать бесповоротным. Единственная надежда — улаживать политические расхождения на уровне, допускающем всестороннюю дискуссию… Принятие неправильного решения может обречь человечество на столетия полурабского существования. Но пока вместо здравых доводов слышны лишь истошные вопли о „троцкистских фашистах“, дискуссия даже не может быть начата. Например, я не смог бы говорить обо всех аспектах барселонских боев с коммунистом, ибо ни один коммунист, я имею в виду „настоящего“ коммуниста, не поверил бы, что я рассказал правду о фактическом ходе событий» [886].

Зрелище сталинских преступлений деморализовало и оттолкнуло от коммунистического движения многих людей, принимавших участие в испанской войне. В этой связи показательна судьба Артура Кестлера, который до испанской войны был образцовым сталинистом, много ездил по СССР в качестве корреспондента западных левых газет, освещая в апологетическом духе советскую действительность. В Испании он попал в плен к франкистам, где чудом сумел избежать расстрела. Летом 1937 года в Москве была опубликована его книга «Беспримерные жертвы». В конце 1939 года он был посажен французской полицией в лагерь для интернированных. После освобождения оттуда Кестлер выбрался в Англию, где был арестован как «подозрительный иностранец». Подобно многим другим западным сталинистам, он совершил крутой поворот в сторону антикоммунизма.

Советские участники испанской войны в значительной части были подвергнуты беспощадному истреблению. В 1937 году были арестованы и расстреляны Берзин и Сташевский. В конце 1938 года арест настиг Михаила Кольцова, который после продолжительного следствия был расстрелян в 1940 году. Трагически завершилась судьба Хосе Диаса, в 1942 году покончившего жизнь самоубийством, выбросившись из окна своей московской квартиры.

Штерн и главный советский советник по авиации Смушкевич после возвращения из Испании были повышены в воинских званиях и удостоены высших правительственных наград (Смушкевич был одним из первых воинов, которому дважды было присвоено звание Героя Советского Союза). На XVIII съезде ВКП(б) Штерн был избран членом, а Смушкевич — кандидатом в члены ЦК. Вместе с другими героями испанской войны (например, легендарным летчиком Рычаговым) они были арестованы непосредственно перед началом Великой Отечественной войны и в октябре 1941 года были расстреляны без суда.

Истребляя участников гражданской войны в Испании, Сталин руководствовался двумя соображениями. Во-первых, он стремился предотвратить утечку информации о провокациях и злодеяниях своей агентуры в Испании. Во-вторых, он опасался, что революционеры, принимавшие участие в испанской войне, могли заразиться «троцкистской» ересью — ведь им была доступна не только «троцкистская» литература, но даже непосредственные контакты с троцкистами и другими антисталинистами.

Новый этап преследований участников испанской войны начался в конце 40-х годов. Одной из целей процессов над коммунистами в странах «народной демократии» было стремление доказать существование «троцкистского подполья», зародившегося во время этой войны. На венгерском процессе 1949 года главным подсудимым был бывший член Интербригады Ласло Райк, которого принудили «сознаться» в том, что большинство интербригадовцев находилось под влиянием «троцкизма».

На чехословацком процессе Сланского — Клементиса (1952 год) троцкистом был объявлен бывший интербригадовец Артур Лондон, приговорённый к длительному тюремному заключению и выпущенный на свободу после смерти Сталина. В книге «Признание» Лондон рассказывал, что первоначально планировался процесс по делу о «троцкистском заговоре» бывших бойцов Интербригад. От Лондона добивались показаний на таких известных интербригадовцев, как член Политбюро Итальянской компартии Луиджи Лонго и член Политбюро Французской компартии Раймон Гюйо. Один из следователей считал своим личным достижением внесение в протокол допроса формулировки «троцкистская группа добровольцев интербригад».

Вспоминая, как долго в его стране сохранялись погромные настроения по отношению к интербригадовцам, Лондон рассказывал, что даже после смерти Сталина чехословацкие органы госбезопасности разослали во все государственные учреждения циркуляр, в котором участники интербригад приравнивались к чинам полиции и армии протектората Чехия и Моравия, созданного гитлеровцами, и к бывшим офицерам словацкой фашистской гвардии.

Впрочем, сам Лондон даже после своего трагического опыта следствия, суда и тюремного заключения во многом оставался во власти сталинистских амальгам, в фабрикации которых он, видимо, принимал участие в 30-е годы. Вспоминая о допросах 40-х годов, он писал: «Показания сомнительных элементов, быстро выявленных нами в Испании или в лагерях Франции, используются теперь, чтобы возвести поклёп на нас. Не останавливаются даже перед тем, чтобы объявить их хорошими коммунистами, сделать из них жертв нашей „троцкистской банды“… Какое это было для них («недобитых» «сомнительных элементов».— В. Р.) удовольствие — отомстить нам и вместе с тем воспользоваться ситуацией, чтобы обрести политическую невинность» [887]. Так обвинение в «троцкизме» бумерангом возвратилось к Лондону от тех, кого он несколькими годами ранее преследовал как «троцкистов».

Кошмар сталинского террора в Испании, как и в СССР служил тому, чтобы не только уничтожить подлинных троцкистов или лиц, близких к ним по политическим убеждениям, но и замарать участием в политических убийствах обманутых или карьеристски настроенных коммунистов.

Размах «антитроцкистского» террора свидетельствовал о том, как много коммунистических противников Сталина оставалось в 1937 году за рубежом. Но и в Советском Союзе сохранялось не меньше, а, может быть, больше подлинных троцкистов, продолжавших свою героическую борьбу даже в сталинских тюрьмах и лагерях.

XLIV

Троцкисты в лагерях

Описывая атмосферу Москвы 1937 года, легендарный разведчик-антифашист Л. Треппер писал: «Яркие отблески Октября всё больше угасали в сумеречных тюремных камерах. Выродившаяся революция породила систему террора и страха. Идеалы социализма были осквернены во имя какой-то окаменевшей догмы, которую палачи осмеливались называть марксизмом… Все, кто не восстал против зловещей сталинской машины, ответственны за это, коллективно ответственны. Этот приговор распространяется и на меня.