Твоя реальность — тебе решать - Ульяна Подавалова-Петухова

— Что вы мне говорите? Если она боксер…

— Она не боксер, — в сотый раз на одной ноте повторил Александр Васильевич.

— …значит ей можно людей калечить? Ну ничего, ничего! Она еще сядет!

— Что значит сядет? — пробормотала Ксения Николаевна.

— А то и значит… Четырнадцать лет есть?!

— Гражданка Страхова, я бы попросила вас не раскидываться такими фразами, — холодно и будто равнодушно предупредила Марья Ивановна.

— А! И вы туда же! Вы за нас должны заступаться! Мы пострадали! Нас защищать, а не эту уголовницу! — вскинулась та.

— Я ни на чьей стороне. Я на стороне закона!

— А закон на чьей стороне? Вы ее защищать вздумали?

— Соколова виновата, что ударила вашего сына, но ваш сын ее спровоцировал, — напомнил безопасник.

— И чем же? Ишь, какая цаца! Слова не скажи!

— Послушайте… — попыталась вклиниться в разговор Ксения Николаевна, но Страхова не стала слушать.

— Да что тут говорить-то? Безотцовщина! Всё тогда понятно! — и мерзкая баба даже откинулась на спинку кресла.

Маленькая мама тут же вспыхнула:

— И что вам понятно? Что? Договаривайте! Что же вы? Только прежде, чем открыть рот, подумайте о том, сколько здесь свидетелей! Я привлеку вас к ответственности за клевету.

С этими словами Ксения Николаевна подошла к одному из стульев, на котором громоздились какие-то папки, сгрудила их на пол, а стул пододвинула дочери.

— Садись! — приказала она.

Лера подняла глаза, хотела возразить, но мать поглядела так, что дочь впервые перед собой увидела именно мать. Не девушку, которой без паспорта даже пива не продавали, а МАМУ. Маму, готовую вцепиться за нее в горло любому. И эта мама усадила своего ребенка на стул, а сама достала телефон и быстро набрала номер.

— Алло! Евгений Степанович, это Ксения Николаевна, директор «Счастливого взгляда». Мне нужна ваша помощь. Не могли бы вы подъехать? Да, прямо сейчас! Вторая гимназия, кабинет директора. Жду! — потом она обвела торжествующим взглядом присутствующих. — Без адвоката я даже рта не открою. И моя дочь тоже. А за свое «безотцовщина», вы еще ответите!

И под вопли неприкаянной Страховой маленькая мама села на кресло рядом с дочкой и обняла ту за плечи. Две малышки легко поместились на одном кресле, но безопасник поднялся и подставил свое кресло рядом. Ксения Николаевна поднялась, а потом грациозно села на свободное место, оправила шелковые полы юбки и посмотрела на дочь. Улыбнулась и взяла ту за руку.

Ребята маялись под дверью директора. Завучи входили и выходили, безопасник ушел на дежурство по школе, а госпожа из полиции, и обе стороны так и сидели в кабинете. Настенька прибегала и стояла рядом с детьми. Звенел звонок, и все расходились по кабинетам. Все, кроме Тимки, он так и сидел под дверью.

Сегодня за столько лет он просил у классного руководителя содействия, помощи, и радовался, что может умолять, ведь классруком была мама. А мама сама крутилась тут же все перемены — переживала. Потом приехал дядька в дорогущем костюме, махнул какими-то корочками перед охраной, заполнил лист прихода и прошел в кабинет директора. Минут через пять оттуда донеслись вопли Старховой, но дверь наконец-то открылась и в коридоре появилась бледная Лера, которую придерживала под руку Ксения Николаевна. Тимка мгновенно подхватилась на ноги, подскочил к девочке. Мать Леры притворила дверь. Погладила дочь по спине, заглянула в глаза.

— Ну, как ты? — спросила она тихо.

— Есть хочу, — ответила Лера, и мать улыбнулась.

— Давай такси вызову…

— Ты смеешься? Здесь идти минуту…

— Ксения Николаевна, я… — заговорил Тим, но Лера его перебила:

— Видала, какой у меня провожатый? Не парься! Мы пошли.

— Ну, идите… Тимофей, вы…

— Не переживайте, Доставлю до квартиры, — быстро сказал парень.

Мать кивнула и вновь вошла в кабинет. Едва она открыла дверь, вопль вырвался наружу, словно только и этого ждал:

— … и я этого так не оставлю! Вы поняли? Я и школу засужу! Она несет ответственность за детей!

— За детей несут ответственность только их родители!..

Хлоп — и вопли стихли.

Лера смотрела под ноги. На правой туфле еще больше отошла подошва.

— Как же бесит, — тихо сказала Лера.

— Не парься. Видать, крутой чел, если мать того урода так орет, — ответил Тимка.

Девочка подняла на него глаза.

— Что? — не поняла она.

— Что? — повторил следом за ней Тим.

— Ты о чем?

— А ты о чем?

— Вот, — и девочка подняла многострадальную ногу, — подошва отклеилась.

Тимка посмотрел на подошву, потом на девчонку, потом опять на поднятую ногу. Широченная штанина свисала с нее, как знамя на флагштоке — черное знамя на тонкой ноге. И сердце сжалось так, что в груди вдруг заныло, заболело… Парень шагнул к девочке, но та словно просчитала его действия, развернулась на костылях, и в это мгновение дверь кабинета директора отлетела в сторону. Тимка успел выкинуть вперед руку, и удар пришелся на нее. Лера оглянулась, и в тот момент из кабинета вылетела мать Страхова. Она всей своей массой наскочила на Уварова, придерживающего дверь, и немного опешила. Тот стоял и смотрел на нее, но женщина разглядела за его спиной девочку на костылях и шагнула к ней, что-то закричав, а на ее пути оказался чужой ребенок, который не пожелал уйти с дороги…

[1]«Бойся гнева терпеливого человека». Филип Дормер «Стенхоп Честерфилд»

Глава 52. Нет ничего интереснее, чем пробовать новое.

Нет ничего интереснее, чем пробовать новое.[1]

Когда учишь кого-то чему-нибудь,

кое-что новое открываешь и для себя.

Пауло Коэльо. «Одиннадцать минут»

Ника всё никак не могла собраться с мыслями. Амалия Станиславовна уже в шестой раз останавливала и просила играть сначала. Вероника вздыхала и начинала заново. Любовь Николаевна, ее постоянный учитель по фортепиано, слегла с ковидом, но отчетный концерт должен был пройти по расписанию, поэтому на замену вышел другой педагог.

— Попробуй почувствовать музыку. Пусти ее в сердце, — приговаривала учитель, которая сидела и перелистывала страницы партитуры.

Девочка лишь