Великий побег - Сьюзен Филлипс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И пока Майк смотрел ей в глаза, она прижалась щекой к макушке мальчика.
– Я тоже тебя люблю. Всем сердцем. Но сейчас меня интересуют только блинчики.
Майк прокашлялся, горло у него все время перехватывало от чувств.
– Как насчет того, чтобы я их приготовил? У меня очень хорошо получается.
Бри опустила взгляд на Тоби, тот смотрел вверх на нее.
– Ну конечно, «да», – прошептал он.
Она обнимала Тоби, но глаза искали взгляд Майка.
– Ну что ж, тогда, наверное, мне тоже придется сказать «да».
Весь мрак, который еще царил в ее душе, прогнала ослепительная улыбка Майка. Бри протянула руку. Он ее принял. И они все втроем вошли в дом.
Люси не могла теперь вернуться ночевать в коттедж. Что бы там ни происходило, маячить посторонним наблюдателям при сем ни к чему. Она расправила плечи.
– Я собираюсь переночевать в лодке.
Поставив ногу на скамейку, Панда стоял у стола для пикников.
– Можешь остаться в доме.
– Я уж лучше на лодке...
Но прежде чем куда-нибудь отправиться, ей нужно отмыться. Не только от грязи и меда, а и от крошечных стеклянных осколков, которые впились в кожу и кололись. И хотя вода в летнем душе была холодной, да и переодеться не во что, Люси не хотела идти в дом. Она решила завернуться в одно из пляжных полотенец, а сменить одежду утром в коттедже.
Люси прошла в душ мимо Панды, ненавидя свою напыщенную неловкость, ненавидя его, что послужил тому причиной, ненавидя себя за то, что так болит душа.
– Душ не работает, – сказал ей вслед Панда. – На прошлой неделе протекла труба. Сходи в свою старую ванную. У меня так руки и не дошли переселиться вниз.
Странно, ведь прошло уже почти две недели, как она покинула дом, но Люси не стала ничего спрашивать, чтобы не говорить с ним больше, чем нужно. Как бы ей ни страшно было заходить в дом, спать в таком виде она все равно не сможет, поэтому, ни слова не говоря, вошла.
Кухонная дверь так знакомо скрипнула: старый дом, все еще издавая едва ощутимый запах сырости, кофе и древней газовой плиты, принял Люси в свои объятия. Вспыхнул верхний свет – его зажег Панда. Она поклялась не смотреть на него, но ничего не могла с собой поделать. Покрасневшие белки, отвратительная щетина. Но удивил Люси совсем не он, а то, что увидела позади него.
– Что случилось со столом?
Панда изобразил, будто роется в памяти.
– Э… а… пополнил поленницу.
– Ты избавился от своего любимого стола?
Он сжал челюсти и, слишком уж защищаясь, произнес:
– Зато какая польза – куча дров.
Это выбило Люси из колеи, но еще больше она пришла в замешательство, заметив, что кое-что тоже отсутствует.
– Что с твоей свиньей?
– Свиньей? – переспросил Панда так, словно отродясь не слышал такого слова.
– Маленький такой жирный парень, – резко напомнила она. – Лопочет по-французски.
– Да вот, избавился от кое-какого хлама, – пожал плечами Панда.
– От своей свиньи?
– Тебе что за забота? Ты вообще эту свинью ненавидела.
– Знаю, – усмехнулась Люси. – Но эта ненависть придавала цель моей жизни, а теперь не к чему придираться.
Панда оглядел ее и, вместо того чтобы ответить очередной колкостью, улыбнулся:
– Боже, ну ты и чумазая.
От его нежности у Люси сжалось сердце, и она сдалась.
– Прибереги эти штучки для того, на кого это действует. – И гордо зашагала к коридору.
Панда поплелся за ней.
– Я хочу, чтобы ты знала… я… беспокоюсь за тебя. Будет трудно не видеться с тобой. Не говорить с тобой.
Его грубоватое скупое признание просыпалось солью на ее открытые раны, и Люси резко обернулась:
– Не трахать меня?
– Не говори так.
– Что? Я неправильно употребляю это слово? – Люси выпятила в негодовании губу.
– Послушай, я знаю, что разозлил тебя тогда на пляже, но… Что мне было сказать? Будь я другим человеком…
– Прекрати сейчас же, – задрала она подбородок. – Я уже списала тебя со счетов. Так что не трать напрасно слова.
– Ты была в уязвимом положении все лето, и я воспользовался ситуацией.
– Так вот что ты думаешь? – Она ни за что не позволит ему растоптать ее гордость. Люси налетела на него: – Уж поверь мне, Патрик, в наш дешевый романчик я вляпалась с открытыми глазами.
Но он это так не оставил.
– Я детройтский работяга, Люси. А ты американская королевская кровь. Я слишком через многое прошел. Ты для меня чересчур хороша.
– Да пойми же, – фыркнула она. – Ребенком, потом копом ты прошел через ад, потому и избегаешь любых осложнений в жизни.
– Неправда.
– Еще какая правда. – Ей бы заткнуться, но Люси было так больно, что остановиться она не могла: ее уже понесло. – Жизнь слишком трудна для тебя, так, Панда? Поэтому ты предпочитаешь жить как трус, держаться от нее на расстоянии.
– Все гораздо хуже, черт возьми! – Он заскрипел зубами, выплевывая слова: – Я эмоционально нестабилен.
– Кому ты говоришь!
Все, с него хватит, и он направился к крыльцу. Ей следовало бы дать ему уйти, но Люси была опустошена, зла, как черт, и уже не могла совладать с собой.
– Давай, беги! – крикнула она ему, слишком взбешенная, чтобы разглядеть злую иронию своих слов, обвиняя Патрика в своих собственных поступках. – Беги, чего уж там! Ты же у нас по этой части чемпион.
– Проклятье, Люси… – Он как вихрь развернулся: в темных глазах стояла мука, которой следовало вызвать жалость Люси, да только распалило гнев, потому что вся эта боль лишь ставила крест на том, чему следовало жить да жить.
– Хоть бы я никогда не встречала тебя! – кричала она.
Плечи его поникли. Он провел ладонью по балясине, потом бессильно уронил руку.
– Не желай себе такого. Встреча с тобой была… Со мной просто много чего случилось.
– Что? Или выкладывай свои драгоценные секреты, или катись к черту!
– Я уже был там. – Побелевшими пальцами он держался за перила. – Афганистан… Ирак… Две войны. Двойное веселье.
– Ты же мне заливал, что служил в Германии.
Он покинул нижнюю ступеньку, обошел Люси, лишь бы двигаться, и очутился в конечном итоге в гостиной.
– Так проще, чем объясняться перед каждым. Никто не хочет слушать про жару и песок. Обстрелы из миномета, реактивные установки, самодельные взрывные устройства, которые неожиданно взрываются и отрывают руки, ноги, оставляя воронку там, где должно быть сердце. Воспоминания выжигают мозг, и это никогда не кончится. – Его трясло. – Изуродованные тела. Мертвые дети. Вечные мертвые дети… – Голос его смолк.
Люси вонзила ногти в ладони. Ей следовало бы догадаться.
Он остановился у камина.