Великий побег - Сьюзен Филлипс

– Потому что не хочу с ней говорить, – огрызнулся он.

– Вчера я звонила Люси. Она все еще живет в доме.

Позвонили по другой линии, дав Панде возможность извиниться и переключиться. Увы, на сей раз звонила Кристи.

– Мне некогда разговаривать, – предупредил он.

Она не обратила на его слова никакого внимания.

– Темпл поразительно вела себя на нашем интервью. Совершенно естественно и открыто.

Он не сразу понял, что Кристи говорит о длительном врачебном сеансе, который Кристи с Темпл только что отсняли. Продюсеры запланировали использовать материал, чтобы начать новый сериал, понимая, что исповедь Темпл как лесбиянки станет шумной рекламой.

– Ближе к концу мы пригласим Макс, – сказала Кристи, – вид этой парочки способен растопить самые черствые сердца. Зрители точно полюбят Темпл в новом качестве. А я надену платье.

– Готов биться об заклад, что в обтяжку.

– Нельзя иметь сразу все.

– Хочу только одного, – проворчал Панда. – Я хочу, чтобы вы с этой дьяволицей, твоей подружкой, оставили меня, черт возьми, в покое.

Короткая осуждающая пауза.

– Ты мог бы жить более настоящей жизнью, Панда, если бы сделал, что я советовала, и тогда бы прекратил срывать свой гнев на других.

– Сейчас вешаю трубку и иду искать окно повыше, чтобы выброситься.

Но сколько бы он ни жаловался, в иные дни чувствовалось, что их навязчивые телефонные звонки – единственный якорь, за который он держится. Эти женщины беспокоились о нем. И они единственной тонкой ниточкой связывали его с Люси.

Осень на Чарити–Айленд заявилась рано. Исчезли туристы, посвежел воздух, и в кроне кленов начали появляться первые алые мазки. Когда-то такое трудное писательство обернулось для Люси спасением души, и наконец завершенная рукопись была отправлена отцу.

Следующие несколько дней Люси каталась по острову на велосипеде и гуляла по опустевшим пляжам. Когда это случилось, она точно не знала, только сквозь боль и гнев каким-то образом поняла, как собирается строить свое будущее.

Больше никакой работы лоббистом, которую Люси терпеть не могла. Она собиралась прислушаться к сердцу и снова начать лично работать с детьми. Но это еще не все.  Совесть подсказывала ей, что свою подержанную славу мисс Джорик может использовать, чтобы стать защитником в более широком смысле. На сей раз она сможет заняться этим через то, что по-настоящему приносило удовлетворение, – через стремление писать.

Когда ее до отвращения честный отец–журналист прочел рукопись и позвонил Люси, то подтвердил то, что та уже поняла:

– Люси, ты настоящий писатель.

Она собиралась написать книгу, не о себе или о своей семье, а о реальных детях, попавших в жизненные тиски. Книга станет не сухим академическим томом, а захватывающим чтивом, полным личных историй детишек, консультантов, рассказанных так, чтобы высветить наиболее уязвимые места социальной благотворительности. Имя Люси на обложке гарантирует внимание общественности. Это значит, что тысячи людей, может, сотни тысяч, кто никогда не задумывался о неимущих детях, по-настоящему проникнутся проблемами, с которыми столкнутся на страницах книги.

Ясная цель нашлась, но не принесла в душу Люси покоя, по которому она так тосковала. Как она могла позволить себе влюбиться  в Панду? Ком горечи так сильно жег грудь, что временами Люси казалось, что еще чуть-чуть и вспыхнет пламенем.

Рукопись она отправила. А в преддверии быстро приближавшегося октября позвонила пресс–секретарю матери, который связал ее с журналистом «Вашингтон Пост». В предпоследний день сентября Люси сидела в солярии, прижав к уху телефон, и давала интервью, которого так долго избегала.

  «Это было унизительно… Я запаниковала… Тед один из самых прекрасных людей, которых я встретила… провела последние несколько месяцев, работая над книгой отца и пытаясь обрести почву под ногами… собираюсь написать книгу… выступать от лица детей, у которых нет голоса…»

Про Панду ни слова.

После интервью она позвонила Теду и впервые с достопамятных событий поговорила с ним. Потом стала упаковывать вещи.

С тех пор как Люси переехала, Бри несколько раз бывала в своем старом загородном доме. И пришла через день после интервью помочь подруге собраться. За всего лишь несколько месяцев Бри, Тоби и Майк вплелись в ткань жизни Люси, и она знала, что будет скучать по ним. Но как бы ни близка была ей Бри, рассказать ей о Панде Люси не могла. Да и ни с кем не могла говорить о нем, даже с Мег.

Бри сидела на высоком стуле за стойкой, наблюдая, как Люси освобождает большой стальной холодильник.

– Забавно, – произнесла Бри. – Я думала, что мне станет плохо, когда зайду сюда, а чувствую только ностальгию. В этой кухне мама столько негодных обедов приготовила, а папочкино барбекю делу не помогало.

Отец Бри натворил дел похуже, чем сгоревшее мясо, но рассказывать эту историю – не дело Люси. Она подняла почти полную банку горчицы:

– Хочешь взять?

Бри кивнула, и Люси поставила горчицу в картонную коробку вместе с другими остатками продуктов, которые перекочевывали в коттедж.

Бри подтянула вверх рукава толстого свитера, который натянула из–за осенней прохлады.

– Я себя чувствую лентяйкой теперь, когда не приходится проводить все дни в лотке.

– Какая еще лень? Ты же трудишься, как одержимая.

Бри потеряла треть годового сбора из–за вандалов, компании панков–рокеров, которых поймали, когда они приехали к парому. Но благодаря сухой летней погоде и теплым дням, она все же умудрилась собрать больше тысячи фунтов меда (больше 450 кг – Прим.пер.).

– По гроб жизни буду любить пастора Сандерса, – заявила Бри.

Священник Церкви Милосердия устроил ей встречу с оптовым закупщиком на острове от сети магазинов подарков Среднего Запада. Женщине приглянулись пробные товары Бри: душистый мед, косметические средства, свечи, открытки, восковая полироль и одно–единственное уцелевшее от рук вандалов рождественское украшение.

– В сделку входят и новые карусельные этикетки, – рассказала Бри. – Они ей понравились. Она сказала, что этикетки придают продукции необычную утонченность. Но я все же не ожидала такого большого заказа.

– У нее хороший вкус.

– Просто не знаю, что бы делала, если бы не ее заказ. Ну, вообще-то, знаю, но радости мне никакой не доставило бы то, на что пришлось бы пойти. – Бри снова кивнула, когда Люси показала нераспечатанную упаковку моркови. – Не могу смириться с мыслью о том, чтобы жить на деньги Майка. Плавали, знаем. Больше такого не хочу.