Современная американская новелла. 70—80-е годы: Сборник. - Алексей Зверев

Этой молитвой постоянно пользовались заклинатели и обучали ей, но поскольку я не знала ее на память, как тетушка Рози, то шпарила прямо по книге Зоры Нил Херстон «Мулы и люди». Мы вместе с миссис Кемхаф повторяли ее, стоя на коленях. Вскоре мы так поднаторели в омывании свечей в уксусе, зажигании их и коленопреклоненных молениях, будто много лет только этим и занимались. Меня потрясала исступленность, с которой миссис Кемхаф молилась, — она подносила стиснутые кулаки к закрытым глазам и впивалась зубами в запястья, как делают женщины в Греции.

Судя по метрическим данным, Сара Мэри Сэдлер, та самая дамочка-куколка, родилась в тысяча девятьсот десятом году. Когда разразилась Великая депрессия, ей только-только перевалило за двадцать. В тридцать втором она вышла замуж за некоего Бена Джонатана Холли, владельца плантации, большого древесного склада и доставшихся ему в наследство нескольких бакалейных лавчонок. Весной шестьдесят третьего года ей исполнилось пятьдесят три. Было у нее трое детей — один сын и две дочери. Сын без особых успехов занимался торговлей готовым платьем, а дочери, сами став матерями, довольно быстро забыли родной дом.

Супруги Холли жили в шести милях от города в просторном доме. Миссис Холли увлекалась стряпней и собиранием древностей, а также любила коротать время с цветными женщинами, судача о здоровье своего супруга и внучат. Все это мне удалось выпытать у полупьяной кухарки из дома Холли, вредной, скрюченной от подагры старушонки, которая в молодые годы выносила и вскормила своим молоком одного смуглокожего малого, тоже Холли, ставшего впоследствии проповедником и обосновавшегося по воле родных в Морхаузе.

 — Мне кажется, я могла бы узнать от этой служанки все, что нам надо, и достать через нее обрезки ногтей, — сказала я тетушке Рози. Я надеялась, что мне удастся напоить эту сварливую старушенцию до нужного состояния, ибо она питала особое пристрастие к мускателю и к тому ж не скрывала своей неприязни к хозяйке. Однако довести ее до кондиции оказалось непросто; мне никак не удавалось вызвать ее на откровенный разговор, а от денег уже почти ничего не осталось.

 — Так дело не пойдет, — сказала как-то под вечер тетушка Рози. Сидя в машине, она наблюдала, как я выводила кухарку из бара «Шесть вилок». — Мы уже ухлопали шесть долларов на мускатель, а толку никакого. Нельзя полагаться на пустомель и запивох, — продолжала тетушка Рози. — Попробуй лучше уговорить миссис Холли собственноручно дать нам все необходимое.

 — Форменное безумие! — воскликнула я. — Разве можно ее посвящать в то, что против нее же затевается наговор? Да она просто взбесится или перетрусит до смерти.

Тетушка Рози в ответ только фыркнула.

 — Правило номер один — изучение субъекта. Запиши это в своих мятых бумажках.

 — Другими словами?

 — Будь прямой, но не при напролом.

По дороге к плантации Холли меня осенило: дай-ка я притворюсь, будто разыскиваю какого-то человека. Потом я додумалась до более хитрого, как мне показалось, хода. Я поставила «бонневиль» тетушки Рози в углу просторного двора, на котором росли камелии и мимозы. По настоянию тетушки Рози я в тот день нарядилась в длинное, до пят, платье пламенно-оранжевого цвета, при каждом шаге оно отчаянно шуршало и пузырями вздувалось вокруг ног. Миссис Холли, в обществе молоденькой чернокожей красотки, расположилась на ступеньках задней веранды. При виде моего сногсшибательного наряда они просто-напросто обалдели.

 — Ой, миссис Холли, я лучше пойду, — обронила девушка.

 — Не дури! — одернула ее матрона. — Наверное, эта светлокожая африканка просто заблудилась и ищет дорогу. — Она потихоньку подтолкнула девушку локтем, и они обе прыснули.

 — Добрый день, — поздоровалась я. — Как поживаете?

 — Прекрасно, а вы? — отозвалась миссис Холли, девушка же молча вытаращилась на меня. До моего появления они о чем-то шушукались, тесно сблизив головы, но, как только я заговорила, выпрямились, точно по команде.

 — Я ищу человека по имени Джосия Хенсон. — (Я могла бы добавить, но не добавила, что это имя беглого раба, прототипа дяди Тома в романе Гарриет Бичер-Стоу.) — Скажите, он не здесь живет?

 — Ужасно знакомое имя, — произнесла черная девушка.

Дама же была явно озадачена моим вопросом — она и слыхом не слыхивала о человеке по имени Хенсон. И тут я вдруг как выпалю:

 — А вы случайно не миссис Холли?

 — Я самая, — улыбнулась она, собирая в складки подол своего платья.

Миссис Холли оказалась седеющей блондинкой с пепельным, не тронутым загаром лицом. Я обратила внимание на ее руки с толстенькими, тупыми и изнеженными пальцами.

 — А это моя… моя подруга Кэролайн Уильямс.

Кэролайн небрежно кивнула.

 — Я слышала, будто старина Джосия где-то здесь…

 — Но мы его не видели, — перебила ее миссис Холли. — Мы здесь пригрелись на солнышке, сидим себе, лущим горох.

 — Вы кто — светлокожая африканка? — не удержалась Кэролайн.

 — Нет, я ученица миссис Рози, гадалки.

 — Зачем это вам? — удивилась миссис Холли. — По-моему, такая симпатичная девушка, как вы, могла бы подыскать себе лучшее занятие. О тетушке Рози я наслышана с детства, но все говорят, что гадание — сущая че… я хочу сказать, глупо верить в такие вещи. Вот мы с Кэролайн, к примеру, совсем не верим. Правда, Кэролайн?

 — П-правда.

Молодая так решительно прикрыла своей ладонью руку пожилой дамы, словно желала мне сказать: «Убирайся отсюда и не смущай слух белых людей этаким вздором». И в тот же миг из кухонного окошка выглянуло темное растерянное лицо пьянчужки-няни, и на нем тоже было написано: убирайся-ка отсюда подобру-поздорову.

 — А разве вам не хотелось бы доказать, что вы не верите в колдовство? — не сдавалась я.

 — Доказать?! — возмутилась белая женщина.

 — Доказать?! — с презрением подхватила черная.

 — Вот именно, доказать, — повторила я.

 — И не подумаю пугаться колдовства черномазых! — отчеканила миссис Холли и в то же время сообщнически опустила руку на плечо Кэролайн, тем самым давая понять, что к «черномазым» она причисляет меня, но ни в коем случае не ее.

 — Так докажите же нам, что вы действительно не боитесь, — сказала я, выделяя слово «нам», одним этим приобщая Кэролайн к категории «черномазых». Ничего, пусть-ка проглотит! Теперь миссис Холли осталась одна — эта великая белая реформаторша, этот светоч прогресса, — одна на форпосте христианской веры против натиска негритянского язычества.

 — Ну, если вам угодно… — приняла она мой вызов, являя бесстрашие в лучших английских традициях. И надменно выпятила нижнюю губу. По ее лицу все время блуждала любезная улыбка, но тут эта улыбка слиняла, и тонкие губы стянулись в ниточку, отчего лицо стало плоским и жестким. Как у всех белых женщин в разных уголках страны, где белая раса все еще остается «чистой», рот миссис Холли казался тонким рубцом, следом от мгновенного удара острого клинка.

 — Вы знаете миссис Ханну Лу Кемхаф? — спросила я.

 — Нет.

 — Она не белая, миссис Холли, она негритянка.

 — Ханна Лу… Ханна Лу… Разве мы знаем Ханну Лу? — обернулась она к Кэролайн.

 — Нет, мэм, не знаем.

 — Но она знает вас. Говорит, что встречалась с вами, когда стояла в очереди за хлебом во время депрессии, и вы отказали ей в кукурузной муке, потому что она была прилично одета. Или в красной фасоли, или в чем-то там еще.

 — Очередь за хлебом? Депрессия? Приличная одежда, кукурузная мука?.. Не понимаю, о чем вы толкуете? — Ни единый луч не пронзил глубин ее памяти. Эта дама напрочь забыла, как она обошлась с какой-то там негритянкой более чем тридцать лет назад.

 — Впрочем, это не имеет значения, раз вы все равно не верите. Но она утверждает, что вы причинили ей много зла, и, будучи доброй христианкой, верует, что рано или поздно господь покарает всякое зло. Эта женщина обратилась к нам за помощью, лишь когда почувствовала, что кара божья запаздывает. Мы с тетушкой Рози не беремся за несправедливые дела, а потому не знаем, стоит ли нам взяться за это. — Я говорила со всей смиренностью и проникновенной набожностью, на какие была способна.

 — Что ж, рада буду помочь вам, — процедила миссис Холли и стала загибать пальцы на руках, очевидно, подсчитывая истекшие годы.

 — Мы сказали Ханне Кемхаф, что именно она должна сделать, дабы обрести утраченное душевное спокойствие, которого, по ее словам, она лишилась в то самое время, когда вам меньше всего было дела до нее — ведь на ближайшую весну было назначено ваше венчание.

 — Значит, это произошло в тридцать втором, — заключила миссис Холли. — Как вы говорите — Ханна Лу?

 — Она самая.

 — Скажите, она была очень чернокожая? Иногда я таким образом вспоминаю лица негров.