Время для жизни (СИ) - taramans

Это к чему? Да к тому, что не каждый день выходит делать привычную физзарядку. Утром, часов в шесть, проснешься, а «за бортом» минус тридцать и здоровенное здание клуба уже выстыло. А к девяти часам нужна уже комфортная температура. И печей, «контрамарок» - шесть. Их все нужно затопить, проследить, чтобы дрова занялись, дождаться определенного горения и потом – наглухо закрутить наружную винтовую дверцу. Печь начинает отдавать тепло минут через тридцать-сорок, а основательно прогреется еще через час-полтора. И вот тогда она будет держать тепло до вечера. И в помещениях становиться тепло часа через три-четыре. Вечером опять же – последовательно почистить все печи, заложить снова дрова, растопить, проследить, закрутить. Да и дров на утро принести, чтобы подсохли получше. Времени уходит – масса! Да еще и печку в своей комнате – тоже протопить дважды в день, чтобы самому не околеть!

Дела с печами Иван заканчивал часам к семи, половине восьмого. А если снегопад – лопату в руки и кидать снег от крыльца и до… бесконечности. Не дело, если тропинка к клубу будет заметена!

Ну тут – голь на выдумки хитра. Еще в ноябре, с началом снегопадов, Косов углядел, что из совхоза, к станции, после каждого снегопада по дороге проходит трактор с клином. Это такое приспособление на колесах, где имеется косой отвал, который и сгребает снег в сторону. Прошел трактор в одну сторону, и половина дороги – чистая; вернулся от станции к совхозу – и другая сторона дороги почищена. Иван дождался, когда трактор будет возвращаться со станции назад и замахал руками.

Мда… сейчас трактора, как правило, кабины не имеют. Никакой. То есть – вообще никакой! Ни железной, ни фанерной, ни брезентовой. Водитель «железного коня» сидит за рычагами управления открытый всем ветрам и морозам. Телогрейка, черная от масла; ватные штаны, такого же колера; треух, чуть почище… немного почище. Морда у «тракторбека» - красная от ветра и изрядного морозца, по периметру – на треухе куржаком покрытая. Что его физиономию со стороны делает – почти черной. Ну да – белый, чистейший иней и вот это…

- Чё те надо? – склонился тракторист в сторону обочины, где, изрядно озябнув за время ожидания, подпрыгивал Косов.

- Земляк! Пройдись клином до клуба и назад, а?

Тракторист вылез из-за рычагов, спрыгнул на землю, потянулся и внимательно посмотрев на клуб, сплюнул:

- А оно мне надо?

- Да тут дела-то – двадцать минут! – Иван посмотрел на прикуривавшего папиросу парня – «пижон! все деревенские махру «шабят» и не выпендриваются, а этот – папиросы!», - Понял! Не дурак – не с того зашел! Поллитра!

Тракторист крякнул, с интересом посмотрел на Ивана:

- Ну-у-у-у… поллитра… многовато будет! Стакан нальешь?

- А то!

Парень кивнул головой, залез назад на трактор, дернул рычагами и свернул с дороги в совхоз к клубу. Косов заспешил следом. Проехав чуть дальше окончания участка клуба, огороженного штакетником, парень сделал широкий разворот и направил трактор по другой стороне предполагаемой дороги. Дождавшись его у калитки, Иван махнул рукой. Тракторист, не чинясь, остановил трактор, и не глуша технику, спрыгнул на землю.

- Пошли, - махнул ему Косов.

Вместе они зашли в клуб и прошли в комнату Ивана. Здесь он достал из шкафчика бутылку «беленькой», «набулькал» полный двухсотграммовый стакан; откромсал приличный ломоть хлеба от ковриги, только вчера испеченной женой Мироныча; отрезал изрядный кус соленого сала, и соорудив русский бутерброд, протянул его трактористу. Потом хлопнул себя ладонью по лбу – «забыл!», достал из ящику небольшую луковицу, раздавил ее в ладонях, и положил на стол, рядом с солонкой с серой солью крупного помола.

Тракторист крякнул, посмотрел на Ивана с уважением:

- Как у тебя… скусно получилось! Ну что – с таким уважением, дак почему ж не помочь-то!

Он аккуратно взял пальцами, черными от машинного масла, стакан и, не торопясь, небольшими глотками, выцедил весь, не отрываясь. Потом протяжно выдохнул, мотнул головой, взяв луковицу, густо макнул ее в солонку и с хрустом, смачно, вгрызся. Луковица «ушла» в два укуса. Потом тракторист взял бутерброд, и сразу скусил от него не менее трети.

«Силен, бродяга! Такой «хлеборезкой» - да медку бы хапнуть!».

Не торопясь, тракторист прожевал закусь, со смаком потянулся:

- И-э-х-х! Хорошо-то как, и нутро сразу же теплом взялось! Ты это… паря! Ежели чё – дак я всегда помочь готов. Гляди-поглядывай на дорожку, ага!

Иван протянул руку:

- Иван!

Поручкались.

- Петр!

Потом тракторист с сомнением посмотрел на пол:

- А ить наследил я тебе! Ругаться будут?

Косов отмахнулся:

- Сейчас подотру! Делов-то!

Так и повелось – после снегопада Петр чистил дорогу, и обязательно, без напоминаний, прочищал отрезок до клуба. Даже если Ивана на месте не было. Но Косов рассчитываться с трактористом не забывал.

А вот внутри палисада, от крыльца и до калитки, а также от крыльца – до дровяника, и чуть дальше – до туалета, тут уже приходилось чистить руками. Благо снеговых лопат еще Лесобиржа заготовила несколько штук.

Работы порой – на пару часов махания лопатой. Вот и зарядка! Но, в случае свободного времени, Иван не забывал заскочить в сарай, постучать по самодельной груше. Плохо только, что с морозами, смерзлись в мешках песок с опилками. Косов уже пытался греть и сушить их на печи, даже короб специально под это нашел. Но – только чуть мороз, и «груша» его превращалась в монолит, а разбивать руки об этот мешок, толку никакого, только стесанная кожа на кулаках, да боль в суставах. Оставалось заниматься на турнике.

Повезло, что Илья, услышав его сетования о необходимости занятий физкультурой и сложностях этого в зимний период, привез лыжи, лыжные палки и ботинки. И даже денег не стал брать – сказал, что это ему подарили лет пять назад, а сам Илья – не физкультурник.

Косов проторил лыжню по маршруту летнего бега. После каждого снегопада это приходилось делать вновь и вновь. Тяжко это – пробивать лыжню по сугробам сантиметров тридцать-сорок глубиной, но зато и ноги накачал, и дыхалку привел в порядок. А уж выносливость его теперь – наверное, такой у него никогда и не было! Ни в прошлой жизни, ни в этой. Все эти упражнения, постоянный физический труд на свежем воздухе, а также вполне обильное питание привели к закономерному результату – и мышцы у него появились – «будь здоров!», и фигура… тоже ничего так. До Сергея, конечно, все еще не дотягивал. Абидна!

Занимаясь всеми этими работами и упражнениями, времени подумать было – навалом! Вот Иван и раздумывал надо всем, что с ним случилось за последнее время. Прежде всего, его беспокоили продолжающиеся «взбрыки» эмоций, голова отключалась и оставалось только материться, когда разум брал верх и Иван обдумывал, что оно еще «натворил». Особых «косяков» вроде бы не было, но страшновато было, что это – «до поры, до времени!».

В той же компании, на праздновании годовщины Октября – что мешало вести себя более неприметно? Его новые знакомые… люди – непростые, как минимум. Мягко говоря… И причин к нему присмотреться более внимательно у того же папы Киры – было достаточно. И Зураб еще… а уж про флирт с Тамарой… Вот – только материться и остается! Нет, так-то она женщина, конечно, очень интересная… да что там?! Красивая она! И даже этот разрыв в возрасте, для человека из двадцать первого века – не критичен! Но! Она как та змея, с такой красивой шкуркой, такими притягательными движениями… и – смертельно опасна. Как там Зураб к этому отнесется, насколько ему наплевать на интрижки жены? Данунах! Что у тебя – женщин нет? Есть!

Правда, Зина опять куда-то пропала. Но, при желании, можно найти себе… предмет ухаживаний. Особых сложностей в этом Косов не видел.

А родители Киры? Ее мать он так и не понял. Хорошая хозяйка, вкусно готовит, врач. Отношения в семье, похоже, тоже – вполне себе в норме. А вот что она за человек? А если подумать – а ему это зачем? Папа же, Александр Иванович, думается – еще из тех, ленинских латышских стрелков. Остатки преторианской гвардии. По повадкам – больше чекист, чем военный. И на политработника, по размышлению, он похож не очень!