Империя Леванта. Древняя земля тлеющего конфликта между Востоком и Западом - Рене Груссе

случай одного солдата удачи, называемого в источниках Тиба или Тома Бельфарадж, который около 1375–1376 гг. получил от короля Пьера II звание великого туркопольера и многочисленные фьефы. Этот Бельфарадж был назначен великим туркопольером, чтобы попытаться отбить у генуэзцев Фамагусту. Но очень скоро преданность солдат сделала его наглым, он приказал убить королевского исповедника и виконта Никосии, мешавших осуществлению его планов, и в конце концов был казнен (1376). У Бустрона и Махеры мы находим многочисленные гневные обличения, которые он, идя на эшафот, адресовал королеве-матери Элеоноре Арагонской. Другие греки благодаря своей образованности и способностям поднимались до высших чинов в гражданской администрации; таков случай семьи Махера: Пьер Махера в 1427 г. участвовал в подавлении восстания местных крестьян, ярко демонстрируя в этих драматических обстоятельствах свой «латинский» лоялизм, а историк Леонтий (Леонс) Махера, служащий королевской канцелярии, в 1432 г. был отправлен послом к эмиру Карамана в Малой Азии. Наконец, при Жаке II, в 1464–1468 гг., многие из сеньоров-обладателей фьефов носят греческие фамилии: Подокатаро, Контостефано, Каламониоти, Сгуро. Филэллинизм Пьера II и особенно королевы Елены Палеолог выразился в реальных фактах.

Тем не менее не следует заблуждаться. Речь здесь все-таки шла об отдельных случаях социального восхождения. Греческая буржуазия в принципе оставалась на вторых ролях. Что же касается основной массы греческих крестьян, то они при Лузиньянах, так же как при византийцах, продолжали обрабатывать землю, пребывая в состоянии колоната, включавшем личную зависимость и барщину. По свидетельству Леонтия Махеры, они образовывали два класса: парики (paroikoi), которые, по сути, были обыкновенными рабами, и перпериарии, или перперитиды (называемые так, поскольку платили подушный налог в одну золотую монету иперпер), близкие по положению к прикрепленному к земле серву или «человеку мертвой руки»[232] наших французских кутюмов. Нам известно, что три дня из шести они были обязаны работать на своего сеньора. Однако, как свидетельствует Леонтий Махера, в 1364–1365 гг. король Пьер I, желавший раздобыть деньги, даровал свободу большому количеству перпериариев. С другой стороны, многие парики постепенно тоже улучшали свою участь и сумели перейти в разряд элефтериев, вербуясь в армию для священной войны или гражданских войн. Например, Махера упоминает наличие в кипрской армии, отражавшей в 1425 г. нашествие мамелюков, греческих крестьян, освобожденных по этому случаю. В 1460 г. Жак II вознаградил это сословие за службу, возвысив многих из них до младших офицерских званий.

Итак, в XV в. «подъем» греческого элемента становился для двора необходимостью. Мы видели, что королева Елена Палеолог всей своей властью содействовала ему и приобщила к этому своего супруга Жана II. В свою очередь, Жак II, хоть и пришел к власти вопреки партии Елены, в этом пункте стал верным продолжателем политики своей мачехи.

Церковная политика

На Кипре, точно так же, как в латинской Константинопольской империи и во франкском Морейском княжестве, было лишь одно по-настоящему важное различие между завоевателями и их подданными: религиозное — по вопросу об исхождении Святого Духа в догматическом плане и по главенству римских пап в плане подчиненности. Лузиньяны пытались обратить своих греческих подданных в католическую веру, но тем не менее между латинянами и греками проявились серьезные разногласия религиозного порядка.

На следующий же день после завоевания римская церковь заполучила епископские кафедры. В 1196–1197 гг. папа Целестин III назначил архиепископа в Никосию и трех епископов в Фамагусту, Лимасол и Лидду; наиболее примечательным из них был овернец Эсторж де Монтегю, архиепископ с 1217 по 1250 г., один из строителей собора Святой Софии в Никосии. Между тем здесь обосновались монашеские ордены: бенедиктинцы, цистерианцы, августинцы, кармелиты, кордельеры, доминиканцы и премонстранты. Наконец, крупные угодья на Кипре получили тамплиеры и госпитальеры. С момента падения Акры (1291) до перебазирования на остров Родос (1308) центром госпитальеров был город Лимасол.

И тем не менее, как мы видели, короли династии Лузиньянов, похоже, не стремились вести проповедь католичества среди греческого населения. С их стороны не зафиксировано ни одной попытки массового (или хотя бы частичного) обращения кипрских греков в римскую веру, точно так же, как в Святой земле в XII–XIII вв. королевская власть не пыталась принудить подчиниться Риму яковитов, греков и несториан. В обоих случаях проявился относительно свободомыслящий дух монархии, о чем неплохо напомнить. На Кипре греческая церковь сохранила своего архиепископа, тринадцать епископов и часть монастырей с их имуществом, хотя потеряла десятину, отныне выплачивавшуюся латинским епископам.

Как бы то ни было, если немедленного межконфессионального конфликта опасаться не приходилось, то все равно велась острая дискуссия относительно дележа церковного имущества. Латинская церковь, получившая часть греческих приходов и монастырей, претендовала на все остальное добро, принадлежавшее прежде этим учреждениям. Она даже пыталась завладеть спорными землями, которые захватили королевская власть или сеньоры. По последнему вопросу в Лимасоле в октябре 1220 г. между папским легатом Пегалием и регентшей Аликс было достигнуто соглашение, в соответствии с которым дворянство обязалось выплачивать церкви десятину со всех продуктов и доходов от ее земель, тогда как корона отказывалась от податей или вспомоществований от сервов из церковных имений.

Что же касается разногласий между греческой церковью и государством Лузиньянов, они обычно решались полюбовно. Разумеется, греки смотрели на свою старую церковь как на естественную защитницу от захватчиков. Они прятались в ней, пытались укрыться за сохраненными ею, несмотря ни на что, привилегиями. Чтобы спастись от подушного налога и барщины, местные сервы или крестьяне массово входили в православные монастыри. При заключении соглашений 1220 г. регентша Аликс и легат Пелагий, сохраняя освобождение от крепостного права греческого духовенства, постарались остановить этот рост числа местного монашества, постановив, что ни один серв не может вступить в монастырь без дозволения своего сеньора. Для тех, кто понимает силу монашества в православной церкви — а монахи в ней воплощали не только веру, но и патриотическую идею, если можно говорить о греческом патриотизме применительно к той эпохе, — не вызывает сомнений, что франко-кипрское государство столкнулось здесь с серьезным препятствием, которое оно, впрочем, ловко преодолело.

Различия между двумя церквями не урегулировались столь же легко и даже усиливались. Латинское духовенство — явно действуя в данном случае вопреки воле королевской власти — похоже, теперь обдумывало возможность полного подчинения греческой церкви, если не открыто с точки зрения духовной и догматической, то хотя бы со светской и феодальной. Во всяком случае, оно требовало, чтобы ни один греческий прелат — епископ, аббат или поп — не вступал в исполнение своих обязанностей без четкого позволения латинского епископа; чтобы все вновь назначенные греческие епископы являлись преклонить колено перед латинским епископом и, «вкладывая свои руки в его руки, на манер вассала, приносящего оммаж своему сюзерену, клялись бы ему в верности».

Как