Зарубежный детектив (1989) - Джеймс Чейз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она повернула голову, посмотрела на меня и улыбнулась.
– Вам бы следовало меня знать, господин Досон, – ответила она. – Неужели я настолько изменилась, что вы меня не узнаете?
Я вытаращился на нее и почувствовал, как у меня вдруг участился пульс и что-то сжало грудь.
– Я не узнаю вас, – сказал я, думая, что она самая милая, юная и соблазнительная женщина, какую я встречал в Риме.
Она засмеялась:
– Вы так уверены? Я Хелен Чалмерс.
Первое, что я почувствовал, услышав ее имя, – это желание сказать ей, как поразило меня ее неожиданное превращение в настоящую красавицу, но, когда я взглянул в ее залитые лунным светом глаза, я передумал, поняв, что говорить очевидное будет ошибкой.
Я провел с ней на балюстраде полчаса. Эта неожиданная встреча вывела меня из равновесия. Я отчетливо сознавал, что она дочь моего босса. Она была сдержанна, но отнюдь не скучна. Беседовали мы на посторонние темы – о вечеринке, о гостях, о том, как хорош оркестр и какая славная ночь. Меня тянуло к ней, как булавку к магниту. Я не отрывал от нее глаз. Я не мог поверить, что это милое создание – та же самая девушка, которую я встречал в аэропорту; это было похоже на абсурд.
И вдруг, прервав этот чрезмерно чопорный разговор, она спросила:
– Вы на машине?
– Да, а что?
– Не отвезете ли меня домой?
– Как?! Сейчас? – Я был разочарован: немного погодя вечеринка снова оживится. – Разве вы не хотите потанцевать?
Она уставилась на меня. Ее синие глаза смотрели тревожно и пытливо.
– Простите. Я не хотела утаскивать вас. Не беспокойтесь, я возьму такси.
– О чем речь? Если вы действительно хотите уйти, я буду счастлив отвезти вас домой. Я думал, вам тут нравится.
Она повела плечами и улыбнулась:
– Где ваша машина?
– В конце ряда – черный «бьюик».
– Тогда встретимся возле машины.
Она отошла, а когда я попытался последовать за ней, сделала жест, ошибиться в смысле которого было невозможно: она давала понять, что нас не должны видеть вместе.
Отпустив ее, я закурил сигарету. Нежданно-негаданно мы вдруг превратились в двух заговорщиков. Я заметил, что руки у меня дрожат. Выждав пару минут, я вернулся в огромную гостиную, набитую людьми, поискал Луччино, но не увидел его и решил, что поблагодарить можно и утром.
Я вышел из квартиры, спустился вниз и пошел по длинной подъездной аллее.
Она уже сидела в «бьюике».
– Это виа Кавоур.
В этот час движение становится менее интенсивным, и мне понадобилось всего десять минут, чтобы доехать до ее дома. За всю дорогу мы не обменялись ни единым словом.
– Пожалуйста, остановитесь здесь, – попросила она.
Я затормозил, вышел из машины и распахнул дверцу. Она тоже вышла и оглядела безлюдную улицу.
– Подниметесь ко мне? Наверняка у нас найдется о чем поболтать.
Я снова вспомнил, что она дочь моего босса.
– Я бы с удовольствием, но, может, лучше не надо? – ответил я. – Уже поздно. Не хочется никого беспокоить.
– Вы никого не побеспокоите.
Я испытывал некоторую неловкость от того, что иду к ней в такой час. Я все гадал, что бы подумал Шервин Чалмерс, если бы кто-то сообщил ему, будто видел, как я входил в квартиру его дочери в 22.45.
Все мое будущее было в руках Чалмерса. Одно его слово – и моей карьере в газетном деле конец. Баловаться с его дочерью, может статься, так же опасно, как с гремучей змеей. Мы поднялись в автоматическом лифте, никого не встретив в вестибюле, и незаметно вошли в квартиру. Она закрыла дверь и провела меня в большую гостиную, освещенную лампами под абажурами и украшенную вазами с цветами.
Она бросила пелерину на стул и прошла к изящной горке:
– Виски или джин?
– Неужто мы тут одни?
Она повернулась и уставилась на меня:
– Ну да… А это преступление?
Я почувствовал, как у меня вспотели ладони.
– Даже и не скажу. Вам лучше знать.
Она продолжала смотреть на меня, ее брови поползли вверх.
– Значит, вы боитесь моего отца?
– Дело не в том, боюсь ли я вашего отца, – сказал я, досадуя, что она сразу же меня раскусила. – Я не могу оставаться с вами, и вы должны это знать.
– Ах, оставьте эти глупости, – сердито оборвала она. – Неужели вы не можете вести себя как взрослый? Разве то, что мужчина и женщина вдвоем в квартире, обязательно подразумевает что-то предосудительное?
– Не в этом дело. Что подумают люди?
– Какие люди?
Тут она приперла меня к стенке. Я знал, что никто не видел, как мы вошли в дом.
– Меня могут увидеть выходящим от вас. Кроме того, это вопрос принципов…
Она вдруг рассмеялась:
– Ради Бога! Перестаньте разыгрывать из себя викторианца и сядьте.
Мне бы следовало схватить шляпу и уйти. Но во мне есть эдакая бесшабашность, которая порой глушит обычную мою осторожность, и как раз в этот миг она заявила о себе, поэтому я сел, выпил предложенную мне рюмку виски со льдом и стал смотреть, как она смешивает джин с тоником.
Она подошла к камину и облокотилась о каминную доску, а сама все время смотрела на меня с полуулыбкой.
– Ну как у вас дела в университете? – спросил я.
– О, это была липа, – небрежно бросила она. – Выдумка для папаши. Иначе он не отпустил бы меня сюда одну.
– Вы хотите сказать, что не ходите в университет?
– Разумеется, не хожу.
– А вдруг он узнает?
– С какой стати? Он слишком занят, ему не до меня. – Она повернулась, и я уловил горечь в ее голосе. – Он интересуется только собой и своей последней женщиной. Я путалась у них под ногами, вот и сказала ему, будто хочу изучать архитектуру в Римском университете. Рим далековато от Нью-Йорка. И, сидя тут, я уже не могу неожиданно войти в комнату, когда он пытается убедить очередную юную домогательницу в том, что она гораздо моложе, чем кажется. Поэтому он охотно отправил меня сюда.
– Значит, очки в роговой оправе, туфли на низком каблуке и коса тоже были частью розыгрыша? – спросил я, понимая, что, рассказывая мне это, она превращает меня в сообщника и теперь, если Чалмерс узнает, топор опустится не только на ее шею, но и на мою.
– Разумеется. Дома я всегда так одеваюсь. Тогда отец думает, что я серьезная студентка. Если бы он увидел меня такой, какая я сейчас, он бы нанял какую-нибудь уважаемую старую даму мне в сопровождающие.
– А вы, похоже, относитесь к этому довольно спокойно.
– Почему бы и нет? – Она подошла и опустилась в кресло. – У моего отца было три жены: две из них всего на два года старше, чем я сейчас, а третья – так и вовсе моложе. Всем им я была нужна как рыбе зонтик. Я люблю жить самостоятельно и очень весело провожу время.
Глядя на нее, я верил, что она действительно очень весело живет, возможно, даже веселее, чем нужно.
– Вы ведь совсем еще ребенок, такая жизнь не для вас.
Она засмеялась:
– Мне двадцать четыре, и я не дитя, и такая жизнь меня вполне устраивает.
– Зачем вы все это мне рассказываете? Что может помешать мне послать телеграмму вашему отцу и сообщить ему, что тут творится?
Она покачала головой:
– Вы этого не сделаете. Я говорила о вас с Джузеппе Френци. Он очень высокого мнения о вас. Я бы не привела вас сюда, если бы не была уверена в вас.
– Ну, и зачем же вы привели меня сюда?
Она уставилась на меня таким взглядом, что у меня перехватило дух.
– Вы мне нравитесь, – сообщила она. – Итальянцы такие настойчивые. Я попросила Джузеппе привести вас на вечеринку, и вот мы здесь.
Все это выглядело слишком уж по-деловому, и такое отношение со стороны девушки обескураживало меня. Кроме того, на карту была поставлена моя работа, место значило для меня гораздо больше. Я встал:
– Все ясно. Уже поздно, мне надо еще поработать перед сном. Я пойду.
Она сжала губы, глядя на меня.
– Не можете же вы так вот просто взять и уйти. Вы же только что пришли.
– Простите. Я должен идти.
– Значит, остаться вы не хотите?
– Хочу или не хочу, но я этого не сделаю.
Она подняла руки и провела пальцами по волосам. Это, вероятно, самый притягательный жест, который может сделать женщина. Если у нее соответствующие формы, да еще когда она смотрит на мужчину, как смотрела на меня Хелен, устоять очень трудно. Но я все же устоял.
– Я хочу, чтобы вы остались.
Я покачал головой:
– Мне действительно надо идти.
Она посмотрела на меня долгим, изучающим взглядом, безо всякого выражения, затем пожала плечами, опустила руки и встала.
– Ну что же, раз вы так решили… – Она подошла к двери, открыла ее и шагнула в холл.
Я последовал за ней и взял шляпу, которую оставил там на стуле. Она открыла входную дверь, выглянула в коридор и отступила в сторону.