Полихромный ноктюрн - Ислав Доре
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шагнув на линию, тянущуюся параллельно металлическим балкам, поторопились дальше. Внизу доразваливались некогда потрясающие сознание постройки. Тогда я понял, почему именно такой маршрут избрал осьминогоголовый. Через те преграды мне бы не удалось перелезть, да и под ними тоже. А если бы и вышло, то подобное потребовало бы слишком много времени и усилий. А вместе с другими голодными плотоядными помехами нельзя и надеяться на везение. Вдруг удача в этом мире обрела иные свойства, или же вообще вывернулась наизнанку. С учётом происходящего торжества пренебрежения к самому понятию «жизнь» — так оно и было.
Внизу под нами защитники выстроили прочные оборонительные сооружения, поставили лагерь. Уж не знаю поможет ли, но выглядит надёжно. Там разгорался костер, вокруг него собрались «вороноликие» в чёрных накидках. Закрыв лица чёрными масками, смотрели на огромного пса с человеческими чертами, который медленно обугливался, будучи подвешенным к треугольнику из трубок. Вонь паленой шерсти добралась и до меня, несмотря на дождь и прочие запахи. Думаю, зверь умертвил кого-то из их собратьев, а масками они только подчёркивали своё отношения к произошедшему акту возмездия. Одним слово: брезговали. Брезговали пускать в лёгкие этот смрад.
Костер немного освещал переноски, на них лежали раненые, а лекари перевязывали их, лекарствами облегчали боль и боролись с заражением. Слышу скрежет пилы, слышу ампутацию, а криков нет. Воин храбро сдерживал боль, не позволял ей охватить себя.
Возле пострадавших была и отличная от остальных особа одетая в чёрное и белое. Она манерно держала в руке корзинку с цветами, дарила их пострадавшим. Видимо, какой-то обычай, или же невинное желание хоть как-то поддержать воинов, избавить их от мук и печали.
Примерно четверть лиги позади. Площадь внизу стала винно-волнующим озером. На поверхности тот самый стрелок, но уже в вороньей накидке поверх плаща. Вокруг из алой грязи тянутся порождения здешнего нарушения порядка. Те совсем не выглядят пугающими, а наоборот. Их плачь и перепуганные судорожные колыхания пробуждали спящую жалость. Да, именно её, но более глубокую. К тому воину подползло нечто с маленькими ручками и ножками. «Очередное отродье», — подумал я. Безымянный защитник «огонька» бытия поднял его, словно дитя, и передал сухощавой тени, сотканной из терния. Так увидели мои глаза. Терновое унесло того что меньше, при этом перебирало разделёнными на части пальцами — убаюкивало.
Стрелок стоял среди воющих. Вот он самый настоящий Хор. Расставив руки в стороны и подставив лицо под капли дождя, неподвижно вслушивался. Или же ловил момент спокойствия в этой гонке от одной экстремально уродливой ситуации к другой. Мне удалось лицезреть нечто такое, что совершенно точно оставит клеймо, которое не позволит вернуться на прежний уровень понимания мира. Радость наверняка станет не доступной для сердца. Ведь как можно… после всего увиденного.
На мост взобрался Рыдающий. Разинув пасть и заверещав, ломкой походкой похромал к нам. Его глотка, как мне привиделось, это своего рода коридор, чьи стены усеяны осколками камней. Отказавшись быть поглощённым, чисто махнул секирой. Не пришло ещё время посещать такие чертоги. Существо издало последний вой и перевалилось через перегородку. Полетело вниз как созревшее яблоко. Улыбка Проводника одобрительно расширилась. Вероятно, наблюдение за моими действиями, за экспансией кровожадности, доставляло ему немалую долю удовольствия.
Стрелок посмотрел в мою сторону, а затем шагнул вбок, направился к разлагающемуся месиву — чудовище, в отличие от остальных, не подавало признаков пародии на жизнь. Из мрака медленно выступили фигуры в кровавых плащах. Кровь так пропитала одежды, что они навечно стали единым целым. Никакой камень такое не отобьёт. Далее всё видимое окутала мгла, сквозь неё разглядел лишь то, как люди в масках с костяными наростами преклонили колено. Над ними взвились пернатые падальщики, радостно голосили, приветствовали. Тут-то я всё понял… Он сражался за Рэвиндитрэ, но как так вышло, что его имя затерялось в тысячелетиях, а сам стал воплощением бед, уничтожающих города? Неужели сказители намерено выорачивали историю, чтобы увести жителей Вентраль от правды? Если всё это делалось и делается намеренно, то с каждым годом мечту о мире без пороков и грязи попросту использовали, всё глубже погружали в обман для достижения велико-уродливой цели. «Саккумбиева ночь» — непроизвольно произнеслось мной.
Земля застонала. Тёмное озеро нектара жизни, на котором стоял Хор, пустило на себя отражение. Рёбра исполина раздвинулись, открыли бездонную уходящую верх яму. На небе ничего не видно, кроме воронки из бушующих волн чернейших туч. Посмотрев ещё раз на отражение, распознал узоры. Нет, не узоры, а хитросплетение путей похожих на вид лабиринта с высоты птичьего полёта. «Ощетинившийся образ, выпущенный усталостью ума», — так мне подумалось.
С каждым мгновением прибывали всё новые люди. Уцелевшие защитники группами выстраивались перед Хором. Ждали чего-то. Среди них особое внимание забирали солдаты с теми жуткими ящиками на спинах. Я насчитал семь. Видимо, нашли способ обзавестись уродливым оружием, ронявшим капли огнесмеси. Все они готовы к очередному сражению, все они заточили свои топоры.
Через ряды прошли Владыки. Вальдр и тот в чёрно-красном одеянии. Лик последнего, словно с него творили Сахелана, изображенного в Оренктонском соборе. Обыкновенное совпадение. Разум старался находить оправдания всему, что происходит в сердце Пепельных болот. Сахелан — одна из его попыток заполнить бреши.
Столбы на улицах Рэвиндитрэ затрещали. Ожидание следующих мгновений сковало меня цепями томления. Невообразимое стучалось в дверь, разделяющую настоящее и будущее. Проводник с некоторой спешкой потянул нас дальше. Тут же на площадь рухнула пульсирующая колонна. Запах погибели просачивался под кожу. Такое подавляло всякий победный ритм противостояния отчаянию. В моём черепе как нарыв лопнула мысль, тогда подумалось: «оно способно пережёвывать даже здравомыслие». После чего набежали рыдающие. На площади завязалось побоище, прямо у подножия нагой колоны, змея, к которому устремилась туча жирных пиявок. Насытившись мякотью тел, черви прыгали в клетки из миллионов клыков. Точно виноградины под ступни винодела.
Рэвиндитрэ охватило пламя. Загромыхали барабаны, ввысь взмыли вороны.
Когда помчался по линии, зрительным сферам удалось уловить то, как кругло-плоская разверзлась. Из неё выбрался великан, закутанный
