Вампир Лестат - Энн Райс

Мне не удалось скрыть свои мысли, и мне было больно оттого, что я не мог ничего объяснить Габриэль.

Невозможность мысленного общения с нею, разделяющее нас безмолвие были особенно невыносимыми.

Только с ним я мог беседовать подобным образом, только с ним мог видеть одни и те же сны. Благоговейный страх заставлял меня цепляться за него, и вопреки собственным сомнениям и желаниям я был не в силах отпустить его.

– Да, – шептал он, – уезжай из Парижа. Но только возьми меня с собой. Я не знаю, как мне теперь жить. Со всех сторон меня окружает ужас, повсюду мне видятся только кошмары. Пожалуйста…

– Нет! – услышал я собственный голос.

– Неужели я для тебя ничего не значу?

Он повернулся к Габриэль. Ее лицо мучительно исказилось. Не знаю, что творилось в тот момент в ее душе, но я вдруг с болью понял, что он обращается к ней и при этом не позволяет мне услышать их разговор. Каков будет ее ответ?

– Неужели во всем мире вы никого не уважаете и вам не дорог никто, кроме вас самих? – Теперь уже он обращался к нам обоим.

– Сегодня ночью я мог тебя уничтожить, – ответил я. – И только уважение удержало меня от этого шага.

– Нет, – он совсем по-человечески покачал головой, – ты никогда не смог бы убить меня.

Я улыбнулся. Возможно, он был совершенно прав. И в то же время мы уничтожали его, но совершенно другим способом.

– Да, – подтвердил он, – это правда. Вы меня убиваете. Помогите мне, – прошептал он. – Подарите всего лишь несколько коротких лет из той вечности, что ждет впереди вас обоих. Умоляю вас! Это все, о чем я прошу.

– Нет, – снова ответил я.

Он сидел на скамье всего в футе от меня и смотрел мне прямо в глаза. И вдруг лицо его стало мрачнеть и быстро меняться, морщась и искажаясь от ярости. Создавалось впечатление, что он вообще лишен плоти и только усилием воли заставляет себя казаться столь очаровательным и красивым. А когда воля его слабеет, он тает, словно восковая кукла.

Однако он снова – почти мгновенно – вернул себе прежний вид. «Галлюцинация» исчезла.

Он встал и попятился от меня, пока не уперся спиной в камин.

Исходящая от него мощная воля была почти осязаемой. Глаза его словно жили сами по себе, не принадлежа ни ему, ни кому бы то ни было еще на земле. Пылающий за спиной огонь создавал нечто вроде нимба над его головой.

– Я проклинаю тебя! – прошептал он.

Я почувствовал укол страха.

– Я проклинаю тебя! – снова повторил он, подходя ко мне ближе. – Что ж, люби смертных и живи так, как тебе хочется, беспечно и бездумно, с любовью ко всему и жаждой получить все на свете. Но настанет час, когда спасти тебя сможет только любовь тебе подобного. – Он бросил взгляд на Габриэль. – Я не имею в виду таких, как она, детей.

Эти слова произвели на меня столь сильное впечатление, что я не сумел его скрыть. Я почти непроизвольно вскочил со скамьи и бросился к Габриэль.

– Я пришел к тебе не с пустыми руками, – сознательно понизив голос, настойчиво продолжал он. – Я пришел не как нищий, которому нечего предложить взамен. Посмотри на меня. Неужели ты не нуждаешься в том, что видишь во мне, ведь я тот, у кого достаточно силы и могущества, чтобы помочь тебе преодолеть все испытания и преграды, которые ждут впереди?

Он сверкнул глазами в сторону Габриэль и на какое-то мгновение задержал взгляд, словно устанавливая с ней невидимую связь. И вдруг я заметил, как она вся напряглась и задрожала.

– Оставь ее! – крикнул я.

– Ты не знаешь, о чем я говорил с ней, – сказал он. – Я не пытаюсь обидеть ее. Но скажи, что со своей любовью к смертным успел ты сделать?

Я знал, что, если не остановлю его, он совершит нечто ужасное, причинит боль мне или Габриэль. Ему было известно все, что случилось с Ники. В этом я был уверен. И если я в самой глубине души хотел покончить с Ники, он непременно узнал и об этом. Зачем я позволил ему войти сюда? Почему не подумал о том, что он способен на многое?

– Неужели ты не понимаешь, что это не более чем жалкая пародия? – продолжал он все так же тихо и мягко. – Каждый раз смерть и последующее пробуждение будут опустошать человеческую душу. И тогда одни будут вечно ненавидеть тебя за то, что ты отнял у них жизнь, а другие ударятся в крайности, которые ты так презираешь. Кто-то станет безумствовать и неистовствовать, а кто-то превратится в неподвластное тебе чудовище. Иные позавидуют твоему превосходству, а иные просто отдалятся, начисто исключат тебя из своего разума – Он бросил взгляд на Габриэль и едва заметно улыбнулся. – Между тобой и ними всегда будет существовать непроницаемая завеса. Ты можешь создать целый легион и все равно будешь обречен на вечное и полное одиночество!

– Я не желаю тебя слушать. Все это не имеет никакого значения.

Я заметил, что Габриэль переменилась в лице. Теперь она смотрела на него с нескрываемой ненавистью.

Он горько усмехнулся, хотя едва ли можно было назвать это смехом.

– Возлюбленные с человеческими лицами, – насмешливо произнес он. – Разве ты не понимаешь, что жестоко ошибаешься? Один люто тебя ненавидит, а другая… что ж, другая, напившись темной крови, стала еще холоднее, чем была. Или я не прав? Но даже у нее, такой сильной и хладнокровной, бывают моменты, когда она страшится своего бессмертия. А кого она может винить в том, что произошло с ней?

– Ты просто глупец! – прошептала Габриэль.

– Ты пытался уберечь скрипача. Но тебе и в голову не приходило спасти ее!

– Замолчи! – воскликнул я. – Или я тебя возненавижу! Ты этого добиваешься''

– Но я лишь говорю правду, и ты это знаешь. А что никому из вас никогда не доведется узнать, так это всю глубину обиды и ненависти, которые каждый из вас испытывает! Глубину страданий! И глубину любви!

Он замолчал, а я не мог ничего ему ответить. Он делал сейчас именно то, чего я так боялся. А я не знал, как защитить себя.

– Если сейчас ты уйдешь от меня вместе с ней, тебе придется совершить это снова, – продолжал он. – Никола тебе не получить никогда, а она уже давно мечтает от тебя освободиться и ищет способы, как это сделать. В отличие от нее ты никогда не сможешь жить один.

Я не мог ничего ему ответить, но заметил, как сузились глаза Габриэль и как жестко сжались ее губы.

– А это значит, что придет время, когда ты станешь искать других смертных, – снова заговорил Арман, – в надежде на то, что Обряд Тьмы поможет тебе обрести любовь, которой ты так жаждешь. И из этих новообращенных, непредсказуемых в своих мыслях и поступках детей ты надеешься построить для себя крепость, чтобы спастись от времени? Что ж, хорошо, если такая крепость устоит хотя бы в течение полувека. Предупреждаю: защититься от времени ты сможешь только с помощью таких же сильных и наделенных мудростью существ, как ты сам.