Героин - Михаил Маковецкий

— Я думаю совсем о другом, пожилой следователь. В чем теперь будет выражаться моя функция?

— Теперь ваша функция, Челюсть, качественно меняется. Теперь вы будете главным и единственным поставщиком героина для Саранчи.

— Где же я возьму так много порошка?

— Там же, где вы до сих пор брали так мало. У Аптекаря. Он педераст… передаст… тьфу ты Господи, перешлет, я хотел сказать, столько героина, сколько потребуется.

— А у него откуда столько?

— А это уже не ваше с Ирой дело.

— Моя Ира ни в чем не участвует!

— Успокойтесь, Челюсть. Я пошутил.

— Вечно вы со своими неудачными семейными прибаутками, пожилой следователь. Нет такого у вас, чтобы говорить строго по делу. У меня вообще такое ощущение, что вы меня даже любите. Но как-то в спину.

— Не комплексуйте по этому поводу, мой милый фельдшер Живаго. Я старый, меня уже не изменишь.

— Ну, Шпала, ну, Сереженька, и ты в Сковскую Барвиху наконец перебрался. И дом у вас солидный. Чуточку на ярославский вокзал в Москве похож, но солидный.

— Я к этому никакого отношения не имею. Не знаю, на какой вокзал дом похож снаружи, этим моя Люся занималась. Но внутренние устройство этого дома с секретом. Был такой чеченский командир, впрочем, не важно, как его фамилия. Дважды мы точно знали, что он дома, и оба раза перевернули его дом сверху донизу, и оба раза его не нашли. Дом был просто нашпигован тайниками и тайными схронами. Но, во время из одного из обысков, я нашел толстую папку с какими-то чертежами. Естественно, что все было показано особистам. Но те сказали, что эти чертежи никакой ценности уже не представляют, это просто план дома. Этот полевой командир к тому времени был убит, а сам дом взорван. Не знаю почему, но я сохранил ту папку. А когда мы с Люсей решили построить коттедж в Сковской Барвихе, я просто передал эту папку архитектору, который делал проект нашего дома. Тем более что и участок я специально приобрел на склоне. Тот дом тоже стоял на склоне и имел обширные подземные сооружения. Поэтому внешне он казался не большим, хотя в действительности это был не дом, а целый замок. На меня по крайней мере, он произвел неизгладимое впечатление, поэтому я себе и построил почти такой же.

— Трогательная история, Сереженька. И поучительная. Но я к вам пришел не только с новосельем поздравить. Разговор у меня к вам есть, Сереженька.

— Доложите. Впрочем, вы старший по званию. Тогда поставьте боевую задачу.

— Сережа, со мной потихоньку начинается война. Причем у противника силы превосходящие. Но делать операцию по перемене пола и начать писать стихи в связи с этим я не собираюсь. И словесно изгаляться перед вами я тоже не собираюсь — смерть одного графомана спасет триста деревьев. Скажу прямо — мне может понадобиться ваша помощь, возможно вооруженная.

— А о чем вы меня, собственно, спрашиваете, пожилой следователь? Если потребуется, встанем на защиту с оружием в руках. Никакой альтернативы у меня все равно нет. А неполовозрелых мартышек из организации Саранчи я еще в Чечне привык не бояться. Готов ответить на экспорт исламской революции карающей дланью Империи. Вы же знаете, пожилой следователь, что вашу тягу к миротворческому подходу по отношению к кишлачникам я никогда не разделял и даже более того, нахожу ее чертовски кощунственной.

— Спасибо, Сереженька. Именно это я и хотел от вас услышать.

— Почему здесь такая грязь? В чем дело, лейтенант Волков, почему у вас тут вечно народ толкается? Научитесь оперативно принимать заявления от граждан, и пусть они здесь штаны не просиживают. Эту бабку, к примеру, я здесь еще утром видел. И боюсь, что за это время она не один раз нашим туалетом воспользовалась. Когда же ты, наконец, службу правильно понимать начнешь? Я тебя спрашиваю, Волков?

— Да товарищ пожилой следователь, гнал я эту старую ведьму, гнал. А она ни в какую. «Прими заявление, и все. Пока дело уголовное не заведете, с места не сдвинусь».

— А что ей надо? Это та, что ли, у которой забор украли?

— Если бы та, товарищ пожилой следователь. Эта хуже в сто раз. У нее внучку с подругами в заложники захватили.

— С подругами, говоришь? А чего же ты еще утром психиатрическую перевозку не вызвал, лейтенант Волков? Это же явно не по нашей части. А психиатрам это как два пальца… «Три укола», — я хотел сказать. И все, все заложники давно бы были на свободе.

— Да я в психушку сразу позвонил, товарищ пожилой следователь. А они сразу возраст спросили. А бабке то под семьдесят. А в старческое отделение в психушку только за деньги кладут, вы же знаете. А так просто ни в какую.

— Вот я их главному врачу скоро устрою. До чего докатился, наглец, с милиции деньги вымогает! Гражданочка, вас как звать-величать?

— Богатырёшкина Анастасия Аполинарьевна.

— Богатырёшкина Анастасия Аполинарьевна. Хм, знакомое что-то. Вы, случаем, по делу о разбойном нападении… Да нет, какое разбойное нападение в таком возрасте… Слушаю вас внимательнейшим образом, Анастасия Аполинарьевна. Так что же произошло?

— У меня похитили внучку и ее подруг.

— Да что вы говорите, страсти то какие. Значит, они вечером ушли на дискотеку, а к утру не вернулись? А раньше это бывало?

— Никуда они не уходили! Их похитили прямо из редакции.

— Боже мой! В нашем городе и редакции есть оказывается. А я и не знал.

— Есть. Мы издаем литературный журнал «Недуги Наши», вчера мы отмечали выход в свет юбилейного десятого номера… Анастасия Аполинарьевна, пару минуточек подождите за дверью, мы тут план оперативных мероприятий обсудим.

— Товарищ пожилой следователь, да сколько можно!? Да позвоните главному врачу психбольницы, он что, над нами издевается, в конце концов? Она же у них наверняка на учете состоит.

— Лейтенант Волков, ты жить хочешь?

— Что?

— Ты хоть имена подруг знаешь, Волков?

— Да у нее в заявлении они указаны.

— Дайка мне ее заявление. Та-а-к. Слушайте меня внимательно, лейтенант. Внучку этой бабки зовут Богатырёшкина Анна, и она подруга Олигарха. Следующая по списку подруга Саранчи. Имя Саранчи вам что-нибудь говорит, Волков?

— Так точно!

— Следующая по списку — это супруга Челюсти. Блин, а она то как сюда попала?

— Здравствуй, Люся, Новый Год. И супруга Шпалы здесь, я хотел сказать. Ну, естественно. Волков, ты себе ясно представляешь, что будет, если хотя бы один из них узнает, что ты целый день это заявление мурыжил и ничего не предпринимал?

— Кончат меня, ясное дело.

— Правильно, Волков, ситуацию понимаешь, но не до конца. Они решат, что ты это специально сделал, потому что сам в деле. И не думаю, что они тебя простят по причине общей убогости и за юный возраст, и мер не примут. Так что готовься к самому худшему. А главное, семью куда-нибудь в Чечню отправить. Или в другое тихое место.

— Уй, блин!!!

— Так, меня, значит, кончить сегодня хотят, и обратиться не к кому. Круто, нет слов. Работа проделана титаническая. Организация, из которой Саранча дезертировать собрался, значится, по мою душу команду ликвидаторов послала. А те решили всех в городе нейтрализовать, а заодно и объяснить всем заранее, кто теперь в городе хозяин новый. Но ничего, они и не подозревают, сколько мощи хранится в лишайной дворняге по имени пожилой следователь. Ты знаешь, Волков, что такое кишиневский погром?

— Так точно, товарищ пожилой следователь, никак нет. Первый раз слышу.

— В 1903 году, в Вербное воскресенье, в Кишиневе был погром: евреев обвинили в том, что они убили ребенка и выпили из него кровь. В ходе погрома убили несколько сот евреев. После этого случая полтора миллиона российских евреев отвалили в США, а оставшиеся устроили революцию 1905 года.

— А убийц ребенка то нашли?

— В царское время не то, что сейчас, Волков, тогда полиция как часы работала. Нашли, конечно. Быстро выяснилось, что ребенок был убит своими же родственниками. Только легче от этого кому стало? Так вот, лейтенант Волков. По сравнению с тем, что сейчас произошло в Скове, кишиневский погром меркнет. А потому поднимай всех, кого можно и нельзя, пускай сидят здесь и ждут или моей команды, или известия о моей безвременной кончине. И следственную группу вместе с бабушкой в редакцию. А я буду действовать по своим каналам. Но если я погибну, лейтенант Волков, то ты помни — наша Библия — это УК РФ, а юридический язык создан специально для того, чтобы цинично увиливать от законов. И еще, что угодно можно объявить незаконным, даже рождение детей. Но работник правоохранительных органов должен всегда груз ответственности на своих плечах чувствовать. Перед людьми и их родственниками. Ты меня понял, лейтенант Волков?

— Понял, товарищ пожилой следователь.

— И всем все жизнь это упорно разъясняй, даже если посылать будут. Да-а. Когда-то меня тоже грохнуть хотели, и я полдня просидел невидимкой в женском туалете. Это было незабываемо. Прошло много лет, но одна моя внештатная осведомительница до сих пор никак не простит мне так бестактно прерванный акт дефекации. Да-а. И сейчас что-нибудь придумаю. Ты в Бога то хоть веришь, Волков?