Героин - Михаил Маковецкий

— Не принимайте близко к сердцу, пожилой следователь, это был просто набор случайных слов, почерпнутых из свободных источников. При подобных обстоятельствах и не с такими как я может случиться творческое недержание. Я как лезвие перед своим лицом увидела, так от ужаса совсем разум потеряла. Можно, наконец, я домой пойду.

— Конечно, Люся, конечно.

Последняя доза

— Я повторяю, Ноготь, не у кого и мысли не возникнет, что вы имеете отношение к освобождению заложниц и аресту членов ОПГ «Ликвидационная бригада». Для всех вы — этой мой близкий родственник, возможно, внебрачный сын, который недавно сошел с ума. Только этим и объясняется тот особый статус, который у вас есть в стенах сковского сумасшедшего дома. Этим же объясняются мои периодические к вам визиты. Во время одного из таких визитов я случайно встретил своего одноклассника с вызывающей недоумение фамилией Пищимуха. Еще, будучи учеником школы, он получил от завуча прозвище «Алкоголик-золотые руки». Я его не видел, наверное, лет двадцать, а вот тут встретились. У него, на почве выпитого и пережитого, какие-то голоса в ушах звучат. Разговорились. И он мне рассказал, среди прочего, что главный врач психушки привлекает его к разного рода хозяйственным работам. В плане трудотерапии, так сказать. Ну, поговорили, нашу школу на острове вспомнили, он звал Россию к топору, встал так во весь свой хилый рост и с жаром утверждал, что черный жыдомоссон темными безлунными ночами бродит по Скову и пьет кровь христианских младенцев, истинно вам говорю, православные! Я же призывал его воздержаться от фрондерства в этот тяжелый для Родины час и утешал его тем, что если бы он был женщиной — ему бы нечего было чесать по утрам.… Он еще в молодости на почве озверелого онанизма к матерой антисоветчине скатывался. В свое время мой одноклассник был зачат ради расширения жилья, может это сказалось? Или пьяное зачатие оказало определенное влияние на его интеллект, и он стал непредсказуем как мина-ловушка? Не знаю. В общем, поговорили и разошлись. А когда я прорабатывал все схему с освобождением заложников и арестом ликвидационной бригады, я о нем, болезном, и вспомнил. И на вопросы различных начальников ответствовал следующее. Мол, есть у меня один осведомитель, хороший человек, работящий. Мы с ним когда-то вместе в школе учились и уже лет двадцать он мне иногда информацию подбрасывает. Вот и сейчас, довелось ему в…сковской психушке лежать, белая горячка с ним приключилась. Да и весна сказалась, и шизофрения взяла верх. Так вот, он мне сообщил приватно, что оборудуют в нашей психушке палату какую-то странную. Вначале я этому значения не придал, но потом, как заложниц взяли, я об этой информации вспомнил. Проверили мы психушечку аккуратненько, и точно. В палате этой странной сидят наши бабенки похищенные. Ну а дальше все дело техники. Версия уж больно хорошая — и с действительностью перекликается, и глубоко народная, по своей сути. Вместе росли, вместе от выпивки лечимся. Комар носа не подточит. Так что вы, Ноготь, ко всему происшедшему, ну никакого отношения не имеете. И еще, Ноготь, мне бы не хотелось в вас губить великого писателя — человечищу, но у меня к вам большая просьба. Когда вы пишите мне донесение, пишите разборчивее. В вашей последней писульке, в разделе, посвященном главному врачу, вы написали «лубок» или «лобок»? Я так и не понял. Это же донос, в конце концов, Ноготь, отчет о народной беде своего рода, он может иметь далеко идущие последствия! А вы позволяете себе вольности в духе школьного сочинения на тему «Первый оргазм кота Феликса». Я считал вас более серьезным человеком, Ноготь, честное слово. И мораль произведения неочевидна — насколько тесно главный врач психиатрической больницы был связан с ликвидационной бригадой? Как они на него вышли? Участвовал ли он еще в чем-то кроме захвата заложниц?

— Не все сразу, гражданин пожилой следователь, будем работать.

— Вы меня поймите правильно, Ноготь. Я просто не хочу, чтобы ваша работа не накрылась тем местом, откуда писают девушки, из-за какой-нибудь ерунды, нелепого недоразумения. Донос — это такой литературный жанр, где не должно быть недомолвок или почвы для разночтения. Все должно быть очень точно и конкретно. Косноязычного мозгоклюйства здесь быть не может. И тогда у нас порядок будет как в танковых войсках. И потом, Ноготь, обращает на себя то обстоятельство, что при письме вы страдаете ненормативной диареей. Откуда это в вас? Впрочем, черт с вами. Ваша хромота с точки зрения орфографии компенсируется душевностью повествования. Считайте меня искренним поклонником вашего графоманского таланта. А потом, хочу спросить вас, преодолевая робость, а когда благодарные читатели смогут порадоваться Вашим новым произведениям? Где были бы более подробно описаны проделки веселого главврача сумасшедшего дома. И тогда редакция журнала «Долги наши», с точки зрения политико-социальной актуальности, могла бы премировать вас бутылкой водки и рыжей бабой.

— Мне не нужна рыжая, оставьте это Олигарху. А я предпочитаю брюнеток.

— Ну, не хотите рыжую, пусть будет брюнетка. Главное, что это не умаляет ценности вашего донесения не только для потомков и в веках, но и для прокурора.

— Пожилой следователь, червоточина любопытства испортила в вас все яблоко порядочности. Вы так не терпеливы! А я ведь как тот нацистский преступник, который шестьдесят лет прятался под кроватью. Будет информация — будет и донесение. Поставлю вас в известность непременно, уверяю вас.

— Ну что пожилой следователь, опять вывернулся?

— В этом вопросе, Аптекарь, я придерживаюсь позиции Турции. По итогам Первой мировой войны именно турецкое государство осудило факт геноцида армян во время Первой Мировой Войны. Это было сделано специальным трибуналом, созданным новым революционным правительством Ататюрка. (факт, сегодня усиленно замалчиваемый правящими кругами Турции). Но в дальнейшем Турция отрицала и отрицает факт уничтожения двух миллионов армян категорически. Так же и я. Меня действительно пытались грохнуть, сейчас я это признаю, но в дальнейшем буду отрицать этот эпизод категорически. Объясню почему. Никаких международных преступных сообществ торговцев наркотиками в нашей стране нет. Есть отдельные преступники-контрабандисты, с которыми мы успешно боремся. И никак иначе.

— Янычарам отдельный зик хайль! Но если ты и в дальнейшем будешь отрицать факт существования организации — тебя обязательно раздавят. Не удалось в этот раз, удастся в следующий.

— Не согласен с тобой категорически. В обществе интеллигентных людей, развитых духовно и нравственно, не существует таких сфер, вопросов или проблем, по которым нельзя было бы договориться на взаимовыгодной, притом внезаконной основе. Я в этом городе пожилой следователь. И любая организация, которая нарушает действующее законодательство на подведомственной мне территории должна или договориться со мной или быть уничтоженной. Иначе они уже не преступники, а бунтари, покусившиеся на устои. А таких у нас нет и быть не может. Сков — это не Бишкек.

— Значит война на уничтожение?

— Она самая. Саранча с самого начала правильно понимал ситуацию. Поэтому он договорился со мной и спокойно работал. И именно потому эти уроды решили его устранить. Он для них просто чужой по духу, не свой. В действительность их решение заменить его является не результатом здравого размышления и анализа ситуации, а продуктом эмоций, раздражения. А любое не умный поступок должен быть наказан. Просто нужно грамотно дожать ситуацию. Как говорит все тот же Саранча: «Танцевал — женись». Так что победы наркореволюции во вверенном мне городе не будет.

— Некогда не сомневалась в решительности и способностях дедов советского времени. Первичные половые признаки все еще на месте, пожилой следователь?

— А, Елена Юрьевна. Привычка у вас есть — прыщи против ветра давить, меня обидеть норовите. Ну какой я вам дед? Под моим напускным равнодушием бушуют сексуальные страсти, между прочим. Да и моя супруга, к вашему сведению, помладше вас будет.

— То, что возраст и должность для страсти не преграда, это я поняла, еще будучи проституткой. Но если вы продолжите в одиночку покусывать тут и там организацию, то рано или поздно вас, пожилой следователь, конечно же, убьют. И меня с моим Аптекарем вместе с вами.

— Видите ли, Елена Юрьевна, у меня нет другого выбора.

— Пожилой следователь, голубчик, только не надо мне рассказать, как трудно живётся с состоянием в несколько миллионов долларов в сегодняшнем жестоком мире. Что вам мешает раствориться в пространстве и во времени, да так, чтобы никакая организация вас не нашла? Завели бы в себе глистов разных видов и предавались бы отдыху с молодой женой.

— Ваша предложения, Елена Юрьевна, местами действительно забавно, но, услышав его, ноги я себе все-таки не ошпарил. Служебный долг мешает мне уйти на заслуженный отдых и глисты в себе холить чередой сентиментальных пуков. Да и привык я в любой ситуации, от денег до постели, оказываться наверху. Не могу без драки, запах схватки мне кровь греет. Я же потомственный рыболов-островитянин.