Третий источник - Дмитрий Кравцов

Потом Толянычу уже стало все равно:

- ...Наколка? Эта точка такая специальная... Чтоб баб трахать, понял? Так, как тебе и не снилось, козел драный! Да еще таких уродов мочить. Да, как ты и Мастер твой гребанный... Проводник? Какой такой проводник-источник? Может транзистор, а? Или мультиплексор... Да пошли вы!!! Лиз? Да, деваха то, что надо, только холодная очень. Прям снежная королева...

Потом он начал ломаться, начал рушиться, обваливаться, осыпаться внутрь самого себя, погребаясь под обломками, под очистками, под огрызками, под... Знаком?

Знаки?!!!

Знаки. Знаки. Знаки. Сколько же их... Как давят на голову... Как иглы света пронзают мозг... Ну все, хватит!

Хватит...

Он уже готов был умолять их, чтоб только прекратилось это безумие, и готов был раздавить свою гортань, только бы ни кусочка мольбы не просочилось наружу. И ухватился за последнее, что у него осталось - за чашку, простую белую чашку с единственной звездочкой на дне. Но нырнуть уже не было сил. Толяныч становился мал, меньше своей чашки. Не было сил перевалиться через край... Сейчас они ее увидят... Сейчас возьмут и расколют. И все найдут, и все узнают, и все...

И он уже видел, как чашка дала трещину, как побежала, зазмеилась она по гладкому, такому совершенному краю, и возмутилась вода на дне...

Лопается чашка, взрывается!

Толяныч пытался поймать самое дорогое, что у него еще оставалось маленькую звездочку, и уже ловил ее, а сверху он все осыпался, погребая сам себя, и...

- Ладно, довольно. Пора прекратить допрос, больше он ничего не даст, только испортим тонкое тело. Можно готовить его к Радению.

- Но ведь мы практически ничего не узнали! И Источник...

- Все, от него уже ничего не добиться. Этот материал отработан. У него оказалась внутренняя блокировка, которую проглядели аналитики. Сознание должно разрушиться в ближайшее время. А Источник мы найдем сами - ведь некоторые зацепки он нам все-таки дал, да и Посредники... Хм... Очень возможно, что придется вступить с ними в контакт.

Толяныч подхватил звездочку, и прижал к груди, баюкая.

Вот все, что осталось. Все...

А Фантик все это время был отгорожен от него непреодолимой стеной. Он был заживо замурованный в своей летаргии, изолирован от базового типа, от информации, от течения жизни. Он мог и должен был умереть.

14.

Толяныча отвязали от кресла и поволокли по коридорам и лестницам, как тащат мешок с опилками. Сам он идти не мог - тело не слушалось, сознание мерцало, ощущая рядом неживой холод чужеродной перегородки, рассекшей сознание, разрушившей единое информационное пространство его мозга. За перегородкой медленно угасал Фантик.

Он угасал тогда, когда Толяныча бросили на железный стол и принялись массировать, возвращая телу гибкость и способность двигаться самостоятельно. Угасал и тогда, когда с него смывали нечистоты и его собственные испражнения, обтирали пахучими разогревающими жидкостями, втирали в кожу составы со смутно знакомым запахом и делали инъекции.

Толяныч пребывал в прострации, он превратился в почти что овощ, раздавленный под зеркалами, утративший всякое чувство окружающим миром. Собственное тело казалось громадным, в недрах которого так легко затеряться, и тончайшие нити, еще связывающие его с реальностью готовы были вот-вот оборваться окончательно. Он ничего не замечал вокруг. В глазах еще мелькали световые блики, и темные провалы зрачков висели в воздухе прямо перед ним, гипнотизируя и не давая нырнуть. И звездочка подевалась куда-то туда, где ее уже не достанешь. Не разыщешь.

Фантик угасал и тогда, когда в рот ему залили чашу обжигающе пряной жидкости, и Толяныч на время погрузился во тьму, а когда вынырнул, то ощутил свое тело, не скованное больше никакими узами и полностью ему послушное. Вот только апатия была так сильна, что он равнодушно принял известие о том, что уже пора. Даже не видел того, кто ему это сказал...

Вокруг мелькали безликие фигуры в модной нынче полувоенной одежде черные футболки на мускулистых торсах, черные береты с перевернутой звездой, высокие ботинки. Сплошные Че Гевары, бляха-муха. Он даже не воспринимал их, как цельные тела, а именно так - голова, руки, туловище, ноги. И вот его подхватили с двух сторон и повели какими-то полутемными коридорами, живо отдающими виртуалкой.

"Интересно, где это я?" - снулой рыбкой заплыло в голову. По коридору его вели четверо - двое спереди, двое сзади. Руки свободны, ну и что? Опоенный и полураздавленый, он не был способен ни на какое сопротивление. Ему казалось, что жизнь остановилась. Кончилась...

Нестройный шум голосов впереди за массивной дверью. Визг, циркулярной пилой разрезающий апатию, ввинтился в виски, - "Кто же это так орет?" - и он заворочался где-то в глубине себя, внутри своего огромного тела. В яме своего забвения. И Фантик слабо стукнул в перегородку, говоря, что еще жив. Так стучат в переборку аварийной подлодки, когда кислород на исходе.

Зал... Низкий, отделанный диким камнем потолок... Люди, много... Свет факелов пляшет на стенах... Где это я?..

Мы! Фант, слышишь?! Мы...

Не слышит. Потом снова тихое шкрябанье и еле слышное "Да..."

Перед ними все расступаются, и он вместе со своими стражами вклинивается в толпу, в эту колышущуюся массу, и вот - свободное пространство... Большой круг.

Толяныча посетило ощущение, что он очутился внутри огромного виртуального шлема, где сложную систему сенсоров и датчиков заменяла окружающая толпа. Он осмотрелся: "Знакомая картина... Где я все это видел круг людей в черных капюшонах, похожих на шапки-богатырки, алтарь посредине, и тело на крюке у стены, вспоротое от горла до паха? Где?.. Да и знак на стене - опрокинутый земной шар, накрытый пятиконечной звездой... В другой виртуалке? Во сне? Где-то наяву?"

Бум, бум, бум - монотонный ритм зазвучал, гулко пробегая под сводом потолка, и фигуры задвигались, плотнее сдвигая круг. Лишь вокруг Толяныча образовалось пустое пространство. Стражи отступили назад и в стороны, а в мерный ритм вплетался новый звук - этакое мычание. Человек на крюке вдруг дернулся, и Толяныч понял, что тот еще жив. Проекция круга на полу была окружена чадящими черными свечами, и это место - он понял, почувствовал предназначалось для него...

Один из капюшонов, но в красном, приблизился к висящему, шагая в одном ритме с барабанами - Толяныч четко это видел - и одним резким движением волнистого лезвия вспорол бедняге бедро... Вновь визг, близкий к запредельному, заставил Фантика заворочаться за перегородкой.

"Просто от боли так не кричат..."

Позвякивание каких-то железок добавилось к мелодии, делая ее более оформленной. Тот же капюшон поднес плоскую чашу и принял в нее густеющую кровь жертвы: