Звезда смерти - Джордж Мартин

— Как мы узнаем, что он не мистифицирует нас намеренно?

— Но, Леонард, это довольно серьезное намерение.

— Это случалось и раньше. Например, тот парень, который высек в пещерах Кении символы Покойных Горных Марсиан. Или утверждение Эллермана о скрещивании земных мышей с воран тилбрами Торы. Или человек Нижнего Пильта, вернувшийся в первый доатомный век?

Мейлин кивнул.

— Никто из нас не любит вспоминать о подобных вещах, но, как вы справедливо заметили, это было. Вы знаете, Рейнсфорд тоже принадлежит к типу людей, делающих нечто подобное. Настоящий индивидуалистический эгоист. Плохо приспосабливающийся тип личности. Поговаривают, что он хочет сделать какое-то сенсационное открытие, которое гарантировало бы ему положение в научном мире, на что, как он думает, он имеет право. Он находит одинокого пожилого изыскателя, к лагерю которого приблудились некие маленькие животные. Старик сделал их своими любимцами, обучил нескольким трюкам и в конце концов убедил себя, что они такие же люди, как и он. Это оказалось удобным случаем для Рейнсфорда: такой подарок судьбы, как открытие новой разумной расы, он примет с удовольствием. Это открытие приведет весь научный мир к его ногам, — он снова улыбнулся. — Да, Леонардо, это вполне возможно.

— Помните, какой грандиозный скандал разразился с гибридом Эллермана? Значит, наша прямая обязанность остановить это до того, как в нашем деле разразится научный скандал.

— Сначала мы должны посмотреть эти записи и поглядеть, что же мы имеем в своих руках. Затем мы должны создать совершенную, не подверженную ничьему влиянию лабораторию для изучения этих животных и показать Рейнсфорду и его сообщникам, что они не могут безнаказанно всучить научному миру эти нелепые утверждения. Если мы не переубедим их, то нам ничего не останется, кроме публичного разоблачения.

— Я уже видел запись, но давайте просмотрим ее еще раз. Мы должны проанализировать те трюки, которым Хеллоуэй обучил этих животных, и посмотреть, как они их демонстрируют.

— Да, конечно. Не стоит это откладывать, — сказал Мейлин.

— Нам надо решить, какое мы сделаем заявление и какие доказательства нам нужны для его подтверждения.

После обеда Пушистики, как обычно, играли на лужайке, но когда в глубокой ложбине начали сгущаться сумерки, они все вернулись в дом и занялись одной из своих новых забав, привезенных из Мэллори-Порта, — большим ящиком разноцветных шаров и коротких палочек из прозрачного пластика. Они не знали, что это был набор для макетирования молекул, но они быстро поняли, что палочки могут входить в отверстие в шарах и что из этого можно собрать трехмерные конструкции.

Это было гораздо интереснее цветных камней. Они сделали несколько экспериментальных форм, затем разобрали их и начали создавать одну большую конструкцию. Несколько раз они целиком или частично разбирали ее и начинали снова и снова, сопровождая свои действия частым уиканьем и жестикуляцией.

— У них есть художественный вкус, — сказал Герд ван Рибик. — Я видел много абстрактных скульптур, которые и вполовину не были так хороши, как сделанная ими композиция.

— К тому же у них хорошая техника, — сказал Джек. — Они имеют понятие о равновесии и центре силы тяжести. Собрав эту конструкцию, они не перетяжелили верхнюю ее часть.

— Джек, я все время думаю, что вы предложили мне спросить у самого себя, — сказал Джименз. — Знаете, я пришел сюда, полный подозрений. Не то, чтобы я сомневался в вашей честности, нет: просто я думал, что вы с вашей очевидной любовью к Пушистикам наделили их большей разумностью, чем они обладают. Теперь я думаю, что вы преуменьшили ее. Они не совсем по-настоящему разумны, но я не видел ничего похожего.

— Почему не совсем? — спросил ван Рибик. — Рут, мы в этот вечер совершенно не слышим вас. О чем вы думаете?

Рут Ортерис встрепенулась.

— Герд, слишком рано высказывать подобные мнения. Я знаю, во время их совместной работы они действительно выглядели так, словно переговаривались между собой, но я просто не могу выделить речь из этого уик-уик-уик.

— Это не общение, это символизация. Вы просто не сможете думать исключительно о символах буквах. Попробуйте. Нет ничего похожего на кассету, установленную на проигрывателе, или пульт, управляющий полем, они похоже, учатся своим маленьким хитростям. Но вы должны понять, что это только идея.

— А что вы скажете относительно Эллер Келлер? — спросил Рейнсфорд. — Значит, она начала говорить разумно только после того, как Анна Салливен обучила ее каким-то словам?

— Нет, конечно, нет, она училась только чувствовать образы, ограничивая ощущения, — Рут с укоризной посмотрела на Рейнсфорда, он пробил брешь в одном из ее фундаментальных постулатов. — Конечно, она унаследовала строение мозга разумных существ, — она сделала паузу, ожидая, что кто-нибудь спросит, откуда она знает, что у Пушистиков иное строение мозга.

— В продолжение спора я могу сказать, что без наличия разума не может быть изобретена речь, — сказал Джек.

Рут засмеялась.

— Вы заставили меня вспомнить колледж. В первый год обучения это был один из жгучих вопросов среди студентов-психологов, присутствующих на сессиях. Став второкурсниками, мы поняли, что это только спор о яйце и курице, и оставили его.

— А зря, — сказал Рейнсфорд. — Это хороший вопрос.

— Он был бы хорошим, если бы у него было решение.

— Может вы и правы, — сказал Герд. — А возможно, ключ к разгадке находится в самом вопросе. Я говорю это к тому, что эти парнишки балансируют на самом краю разума, но еще не перевалили на эту сторону.

— Держу пари на все солнечные камни в моем мешочке, что они уже перевалили за этот край.

— Ну, может быть, они действительно в какой-то степени разумны, — предположил Джименз.

Рут Ортерис воскликнула в ответ на это:

— Вы словно дискутируете о существе, недостаточно мертвом или недостаточно беременном! Здесь надо говорить либо да, либо нет.

Через некоторое время Герд ван Рибик сказал:

— Вопрос о разуме в моей области так же важен, как и в вашей. Разум — это результат эволюции, прошедшей через естественный отбор. Характерные особенности некоторых видов, включая и наш собственный.

— Подождите минутку, Герд, — сказал Рейнсфорд. — Рут, что вы на это скажете? Нет ли здесь хоть какого-то признака разума?

— Нет. Здесь есть признаки процесса мышления — или, если вы предпочитаете, смышлености — точно так же, как существуют признаки температуры. Когда психологи будут в состоянии обращаться с наукой, словно с лекарствами, мы будем в состоянии отградуировать процесс мышления, как мы градуируем термометры. Но разум качественно отличается от не-разума. Это нечто большее, чем просто высокая степень мышления. Вы можете назвать это точкой кипения мышления.