Дорога в никуда. Книга вторая. В конце пути - Виктор Дьяков

Восемь месяцев продолжалась «кропотливая работа», в результате которой Эмма, оказавшаяся к тому времени уже на грани скандала и с семьей сестры (особенно унижали попытки превратить ее в бесплатную няньку для племянника), и с начальством на работе… В общем, она окончательно «созрела». С Петром тоже проводилась «работа». В своих частых письмах мать соответствующим образом «готовила» сына, расписывая, насколько хватало фантазии достоинства Эммы, нажимая большей частью на нравственность, порядочность и не избалованность. И вот, как логическое завершение этих усилий, весной 1986 года, по приезду Петра в очередной отпуск состоялась «очная стыковка», прошедшая довольно гладко. Петр после своей первой неудачной женитьбы совсем в себе разуверился и полностью положился на родителей.

Свадьбу сыграли наскоро и скромно, как будто выполняли всего лишь необходимый, но не доставлявший радости обряд. Эмма даже не вызвала на свадьбу мать. Петр оказался не привередой и искренне радовался, что, наконец, обзавелся семьей, к тому же его настроение поднимало твердое обещание отца помочь по службе. И то были не пустые слова, ибо отец выяснил, что начальником службы вооружения корпуса, в котором служил Петр, назначили его бывшего сослуживца, кое чем ему обязанного. И сейчас, убедившись, что после шести лет службы, сын сам явно не в состоянии «подняться», отец собирался обратиться к своему бывшему однополчанину, чтобы тот помог застрявшему на «точке» сыну. При всей своей недалекости Петр, выросший в военных городках и гарнизонах, с детства жаждал сделать военную карьеру. Он не знал другой жизни и, конечно, очень тяжело переживал свое столь долгое сидение на низшей офицерской должности.

Эмма, хоть и вида не подала, но была разочарована внешними данными жениха, которого до того видела только мельком, да на фотографиях. Во всех отношениях средний и ростом и телосложением Петр, рядом с ней явно не смотрелся. На каблуках и с высокой прической она выглядела гораздо крупнее его. Таким образом, уже с первых дней совместной жизни у Эммы появилось оно, это недовольство, которому суждено было расти, впитывать в себя новые составляющие. И, увы, с самого начала отсутствовали в их взаимоотношениях те «лекарства», «чувства-антибиотики», что призваны охранять внутрисемейный мир от больших и малых невзгод – меж ними не было и не могло быть настоящей любви…

Ратников в ожидании визита высшего корпусного командования, буквально целыми днями пропадал на службе, занимаясь наведением внешнего «лоска» на вверенное ему подразделение. Домой в эти дни он приходил не раньше ужина, сильно уставший. Анна, видя как уматывается муж, старалась скорее утолкать детей спать, дабы и он успевал выспаться. При этом она и сама не докучала ему ни лишними просьбами, ни разговорами. Но незадолго до ожидаемого приезда комкора, она не выдержала и сообщила ему новость из «внутриточечной жизни»:

– Знаешь, как сегодня наша мадам Бовари выступила?

Мадам Бовари, так Анна в разговорах с мужем именовала Эмму Харченко, имея в виду одинаковые имена «Харчихи» и главной героини одноименного романа Флобера. Анна, кроме регулярного чтения «Юности», попутно увлекалась и чтением классической художественной литературы с тех самых пор, как повинуясь, возникшей еще в начале 70-х годов моде стала собирать библиотеку.

– Что еще? – недовольно отреагировал Ратников думая, что жена собирается пересказать содержание какой-нибудь очередной бабьей склоки.

– Представляешь, вчера, все женщины собрались у меня в магазине, чтобы помидоры венгерские, консервированные делить, а она что-то припозднилась и оказалась в очереди сзади. Ну пока то да сё, разговоры о том, о сем… А она стоит как кем-то настеганная, нервничает, видно, что ждать не хочет. Ну, и говорит, пропустите меня, мол, я тороплюсь. Бабы конечно ее не пропустили, ну и что-то там такое шуткой ей сказали. Ну, знаешь Волчиху, у нее же язык, что помело, и без мата двух слов не свяжет. Не прислушивалась я, что уж там она ей такого сказала, но гляжу, та покраснела, глазами так на нее стрельнула злобно и что-то сквозь зубы ответила, по-своему, по-латышски. Негромко так сказала, никто и внимания не обратил. Ну, а сама она как будто перепугалась и сразу язык прикусила и по сторонам так смотрит, поняли ее или нет. Видит, что никто вроде ничего не понял, и успокоилась. Потом уже без нервов спокойно очереди своей дождалась.

– И что же она такое сказала? – по лицу жены Ратников понял, что она сумела это выяснить.

– Жена Мацкевича, она поняла. Она ведь с Белоруссии, недалеко от латышской границы жила, немного понимает. Я и сама догадывалась, но решила с ней проконсультироваться. Тихонько так сегодня ее спросила, ты там случайно не знаешь, что вчера в магазине Харчиха сказала? Та сразу смутилась, но призналась, та сказала: русские свиньи.

– Вот те да! А чего ж это она в магазине-то смолчала, раз поняла!? – вознегодовал Ратников.

– Я тоже сначала отчитать ее хотела, но не стала, потому что поняла из-за чего она промолчала. Она же это в свой-то адрес не приняла. Понимаешь? Они же, белорусы, это русское свинство на себя никогда не принимают, дескать, мы не совсем такие как вы, мы почище. Вот тебе и братья-славяне…

2

Когда Петр привез Эмму на «точку», все здесь и пейзаж, и квартира, не просто не понравились, они повергли ее в ужас и смятение. Впрочем, нечто похожее случалось почти с каждой женой, привозимой мужем-офицером из «Европы». Но в данном случае имело место и специфическое, чисто прибалтийское отношение к ситуации – если даже советские офицеры, верные защитники советской власти живут так плохо, то для кого же тогда эта власть поработила и ограбила столько народов, куда девает все эти средства? Кругозора Эммы не хватало, чтобы помыслить о диких расходах на космос, высокотехнологичные вооружения, внешнеполитическую экспансию… Если бы хватило, наверное, ужаснулась бы еще больше.

В квартире оказалось пусто, маленькая комнатушка с плохо выбеленными стенами и потолком, совсем крохотная кухонька с пропускающим воду краном. Туалет на улице… общий. В окно хоть не гляди. Эмма не находила прелести даже в летнем южноалтайском пейзаже. Петр целыми днями пропадал на службе, а она оказалась заключенной в этих четырех стенах. Выручал, да и то чуть-чуть, срочно купленный телевизор. От дум, мыслей, глодавших мозг, деться некуда. Ее удручало ступенчатое понижения качества ее собственной жизни. Проведя детство и юность в маленьком латышском городке, где было скучно, бесперспективно… но, казалось, само собой разумеющимся, что в магазинах всегда достаточно продовольственных товаров по невысоким ценам, особенно мясных и молочных. Не ведая, как живут в других регионах Союза и, находясь под воздействием разговоров негативно относящихся к власти окружавших ее латышей, Эмма не сомневалась, что именно ее народ живет хуже всех, будучи самым униженным и обираемым. Попав на Украину, в довольно крупный город, она с удивлением обнаружила, что в СССР есть места, где и снабжение похуже и очереди куда длиннее. Получалось, что русские Украину обирали еще более чем Латвию. Ведь иначе как объяснить, что на такой плодородной земле и в таком благодатном климате, люди тех же продуктов имеют куда меньше и худшего качества, чем в Латвии. Через Россию ей ехать не пришлось, они до Усть-Каменогорска летели самолетом, и вот здесь, она увидела, по ее твердому мнению, самое дно жизни. Еще в мае, когда приехала сюда, она просто ужаснулась при виде прилавков магазинов в здешних городах и поселках. Как здесь живут, что здесь едят, во что одеваются? Сейчас ей даже жизнь на Украине казалась совсем не плохой, а уж в Латвии тем более. Эти сравнения лишь укрепляли Эмму в своем прежнем убеждении: русские даже если и не все поголовно лентяи, то настолько безалаберны, что и себя накормить и обустроить свои жилища не могут. Даже обдирая другие народы, и не давая им возможности богатеть, они и сами умудряются жить еще хуже. Когда же муж объяснил ей, что здесь вовсе не Россия, а Казахстан, хоть в этой области население на 70 % русское… Она лишь слегка изменила свою «мысленную формулировку»: эта нищета и убогость и здесь из-за русских, пришли, понастроили своих дурацких заводов, захламили, загадили все вокруг…

Дивизионный магазин Эмма посещала довольно часто. Для обустройства квартиры приобретать пришлось много всего, и деньги, которые ссудили родители Петра и ее трудовые сбережения таяли с катастрофической быстротой, тем более что сам Петр ничего не скопил и женился, как говорится, гол как сокол. Уже в первый день пребывания на «точке», Эмма в очередной раз разочаровалась в Петре. Ей стал противен тот подхалеймаж и угодничество, которое проявил ее молодой муж, когда их посетил командир дивизиона. Как Петр лебезил, вытягивался, делал подобострастное лицо перед этим местным властелином. Насколько противно было смотреть на Петра, настолько впечатляюще смотрелся командир, высокого роста, одновременно широкоплечий и аскетичный подполковник. Чувствовалось, что этот человек привык распоряжаться, повелевать, в каждом его слове и жесте чувствовалась хозяйская уверенность. Даже подобострастность Петра он воспринимал, как само собой разумеющееся. На первых порах Ратников немало помог молодой семье в обустройстве, выделил солдат для ремонта квартиры, машину для доставки из полкового Военторга необходимой мебели. Ввиду того, что Петр ехал в отпуск, не имея полной уверенности в том, что свадьба состоится, он ничего не приготовил заранее, потому даже спать молодоженам в первые дни приходилось на двух сдвинутых солдатских койках.