Российское общество: потребление, коммуникация и принятие решений. 1967-2004 годы - Александр Жаворонков

Устойчивость связей в коэффициентах корреляции проблемных рядов в 60 исследованиях (в том числе и Всесоюзных) была тщательно проверена[238]. В фундированности данных сомнений нет. А кроме того, в книге берутся только «сильные взаимодействия».

Приступим к разбору полученной картины. Собрания показывают высокую эффективность принятых решений. Если бы решения, принятые руководством страны в какой-либо из периодов ее существования за последние 85 лет, выполнялись с той же эффективностью и последовательностью без «шараханья» по социальным полюсам корпоративных интересов и многочисленных политических переворотов, мы давно бы процветали и стали мощным реально демократическим государством. Словом, исследование собраний показывает, что мы можем. Но что именно можем? Можем, учитывая общественный интерес в процессе его реального публичного обсуждения и коррекции ввести решение в практическую жизнь и выполнить его с большим эффектом. Подчеркну: ни тема, ни тип собрания, где принято решение, здесь не важны. Люди консолидируются в процессе движения к реальной общественной пользе, которая становится ясна для всех в процессе товарищества. Конечно, можно рассуждать и так: «Попробуйте не выполнить производственные планы в то время – вам вмиг голову не народ, а власть оторвет». Но в этом плане и теперь картина не изменена – изменены лишь формы правил поведения акторов реализации общепринятой политической линии. Примеры – по телевизору в последних известиях о новостях социальных перемещений. А выработка решений, согласованных обсуждением интенциональных, а не знаковых смыслов исчезла и, надо думать, надолго, если не навсегда.

Газетная критическая информация хотя бы в половине случаев заставляла худо-бедно шевелиться «советских» чиновников. Сейчас же, право, трудно найти такого рода критический поток в рассмотренном направлении. Хватает других виртуальных игрушек, анализировать которые – очень дорогое удовольствие. С наслаждением сообщается о подавлении забастовок, локаутах. На каждое сообщение о крупной катастрофе в стране следует материал о том, что «аналогичный случай был у нас в Одессе», то бишь где-то еще в какой-то стране, чтобы люди не подумали, будто Россия – родина катастроф. Везде, мол, плохо, чего там… Однако думают и слагают уже по этому поводу анекдоты не менее остроумные, чем в период «построения» коммунизма.

Но вернемся к существу вопроса. Что же вытекает из информации, представленной в этой главе? А то, что, аккумулируясь из собраний трудовых коллективов в решения органов местной власти, фильтруясь редакцией в соответствии с нормами и канонами социального поведения из писем населения, материалов внештатных авторов в информационный поток мнений, за бортом учета бюрократией остается огромное информационное поле. Из шести каналов выражения общественного мнения: письма в редакции, письма во власть, прием в органах власти, прием у депутатов, собрания избирателей, собрания в трудовых коллективах, эффективно учитывается проблемная структура лишь одного. Пять шестых информационного поля не коррелируют по проблемно-тематической структуре ни с внутриаппаратной информацией, ни с конечными решениями. Если бы государственная и партийная бюрократия в то время учитывала эту информацию в той же степени, как и организованный ею же поток информации с собраний, то это была бы настоящая Советская власть, которой в нашей стране никогда не было. Не надо дурить людям головы. Недаром подсаживается корреляция структур информации бесед депутата с аппаратным работником исполнительной власти и выступлений депутата на сессиях и совещаниях. Недаром падает корреляция информации, идущей от депутата в решения властных органов, в сравнении с той, что циркулирует в канале «трансмиссии», т. е. при внутриаппаратной сепарации и селекции. Недаром тематическая структура информации писем от населения в СМИ имеет коэффициент Пирсона +0,088 (нет связи) с тематической структурой мнений внештатных авторов. Недаром нет связи между структурами решений властных органов и потоков писем в органы власти всех уровней (коэффициент Пирсона +0,101), и недаром одной из трех ведущих тем писем в народный контроль в начале семидесятых годов в масштабах страны была тема «злоупотребления должностных лиц». После всего рассмотренного нет ничего удивительного и неожиданного в уничтожении дотла институтов представительной власти в период ельцинщины. Было бы удивительно и неестественно, если б случилось обратное – то, что декларировалось в перестройку без экономических и организационно-политических мер, расчищая дорогу реакции и реставрации частной собственности для доверенных лиц под видом демократизации общества.

Однако здесь есть один самоуничтожительный для классовой политики такого рода социальный элемент. Мы видим, что пирамида человеческой активности, хотя и повторяется во фрагменте отражающего сознания, но не вся. Огромная ее часть развивается без всякого учета и внимания. Именно здесь нарастает энтропия, делающая объективно невозможным присвоение широкими слоями социально некорректных решений власти. А это ведет к увеличению скорости продвижении социально-политической системы к точке бифуркации. Примеров такого ограниченно-корпоративного по интересам характера принятия решений власть дает бесчисленное множество. Перебалансируйте модель ценообразования за счет пьянства, получайте больше 50 % выручки розничного товарооборота по продуктам питания от алкоголя, чтобы было чем выдавать зарплату вовремя, и вы через 25 лет получите за счет пренебрежения психическими и генетическими явлениями жизни вырождающиеся поколения. Решения о балансировке обмена, основанные на асоциальных методах смыслов, ограниченных относительно реальной жизни системы, рано или поздно приведут к катастрофе. Но эти решения вызваны объективными свойствами системы принятия решений властью любого уровня, тем более при доминирующих сейчас формах собственности, представляющих базовые основы регуляции механизмов обмена деятельностями.

Что я здесь имею в виду, поясню на нескольких социальных фактах, сначала предоставив слово другим экспертам, а затем прокомментировав их высказывания и приведенные факты с точки зрения данных нашего анализа.

1. Вот что сказал академик Д. С. Львов при обсуждении доклада академика В. Н. Кудрявцева «Нравы общества переходного периода» в 2002 г. на заседании Президиума РАН: «Российские экономисты разработали так называемую теорию факторов производства, в соответствии с которой четко определены основные приоритеты нашего роста – земля, недра и т. д. За счет них сегодня в условиях кризиса создается 60 – 80 млрд долл. чистого дохода, из которого, однако, лишь небольшая (перераспределенная) часть попадает в бюджет, а реальная, нераспределенная, составляет в 2 – 3 раза большую величину. Трагедия нашей страны состоит в том, что 7 % людей приватизировали не принадлежащий им рентный доход от использования российских недр. 7 % присвоили 90 % дохода государства и тем самым перекрыли для общества возможность нормального развития»[239].

2. Л. А. Оников, проработавший в центральном аппарате компартии почти 40 лет, в своей книге «КПСС: анатомия распада» пишет: «Как распределялась власть в КПСС? Партия в последнее время насчитывала примерно 19 миллионов человек и слагалась как бы из четырех частей: наиболее многочисленная – это, как мы говорим, рядовая партийная масса – 18,7 миллиона человек. Далее – члены руководящих (выборных) партийных органов от сельских райкомов и до ЦК республиканских компартий – 439 тысяч. Следующее звено – секретари тех же парткомов вместе с их штатным аппаратом – 86 тысяч. И наконец, члены и кандидаты в члены ЦК КПСС (после XXYII съезда – 477 человек), члены и кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК КПСС – 32 человека и штатный аппарат ЦК – 1363 (на 1 января 1990 г.). Итого в этом высшем звене – 1812 человек. Как же выглядело распределение власти между количественно столь неравными частями партии? Участие рядовой массы (т. е. 97,4 % всех членов КПСС) в выработке политического курса партии равнялось нулю. Ее основным назначением со времен Сталина было беспрекословно выполнять поступающие сверху указания, „целиком и полностью одобрять мудрую линию Центрального Комитета“. Практически столь же безвластны были и члены руководящих партийных органов от райкомов до ЦК. Это 2,3 % от общей численности КПСС. С начала 30-х гг., когда Сталин поставил с ног на голову соотношение в правах между бюро и пленумом парткома, руководящие органы играли чисто декоративную роль, создавали, так сказать, демократический макияж. Остается небольшая группа партработников – 0,3 % численности партии. Власть бюро местных партийных комитетов была действительно абсолютной, но с двумя принципиальными оговорками: лишь в пределах своей территории и только в рамках указаний, исходящих из центра. В партии все решалось Политбюро и Секретариатом – всего 30 – 32 человека и горсткою – не более 15 – 20 человек – самой верхушки партийного аппарата, т. е. руководством Отдела оргпартработы и Общего отдела. Вот где была сосредоточена вся полнота власти в партии, от которой в решающей степени зависело, сможет ли демократизироваться КПСС. То есть возродится ли она на новой основе или погибнет. Иными словами реальной властью в КПСС обладало менее 0,3 % ее численного состава. 99,7 % ее членов на формирование власти влияния не оказывали – только выполняли руководящие решения. А в конечном итоге все определяла одна стотысячная процента»[240].