Российское общество: потребление, коммуникация и принятие решений. 1967-2004 годы - Александр Жаворонков

Известно, что система, называемая монополией, стоит вне цивилизации, так как разрушает само ее тело, порождая тотальное опустошение человеческого мира. Не только в том смысле, что монополия поощряет самые примитивные и асоциальные инстинкты и создает каналы для их проявления. Достигнутое состояние мысли еще должно «обкататься", как на агоре, обрасти там мускулами, как обрастает снегом снежная баба, приобрести силу на осуществление своей же собственной возможности. Если нет агоры, чего-то развиваемого, то нет и истины. […] Нельзя волепроизвольными и административными, т. е. внезаконными, средствами внедрять закон, даже руководствуясь при этом наилучшими намерениями и высокими соображениями, „идеями“. Ибо его приложения распространяют тогда (и чем шире и жестче приложения, тем шире и болезненнее) прецедент и образец беззакония, содержащегося в таких средствах. И все это – независимо от намерений и идеалов „во благо“ и „во спасение“ или, наоборот, от какого-либо злого умысла. Это очевидно в случае всякой монополии. Скажем так: если я могу, пусть ради самых высших соображений общественного блага, в один прекрасный день установить специальную цену на определенные товары, скрывать и тайно перераспределять доходы, назначать льготы, распределять товары, во имя плановых показателей менять предшествующие договоренности с трудящимися и т. д. и т. п., то в тот же самый день (и впредь – по вечной параллели) это же будет делаться кем-то и где-то (или теми же и там же) из совершенно других соображений. Из личной корысти, путем спекуляции, обмана, насилия, кражи, взятки – конкретные причины и мотивы в структурах безразличны, взаимозаменимы. Потому что закон един и неделим во всех точках пространства и времени, где действуют люди и между собой связываются. […]

В 1917 г. рухнул гнилой режим, а нас все еще преследуют пыль и копоть прогнившей громады, продолжающаяся «гражданская война". Мир еще полон неоплаканных жертв, залит неискупленной кровью. Судьбы многих погибших неизвестно за что взыскуют о смысле случившегося. Одно дело погибнуть, завершая и впервые своей гибелью устанавливая смысл (например, в освободительной борьбе), и совсем другое – сгинуть в слепом одичании, так что после гибели нужно еще доискиваться ее смысла. Но кровь все равно проступает то там, то здесь, как на надгробьях праведников в легендах, в совершенно неожиданных местах и вне какой-либо понятной связи.

И мы все еще живем как дальние наследники этой «лучевой" болезни, для меня более страшной, чем любая Хиросима. Наследники странные, мало пока что понявшие и мало чему научившиеся на своих собственных бедах. Перед нами поколения, как бы не давшие потомства, потому что не родившееся, не создавшее в себе почву жизненные силы для прорастания, не способно и рождать. И вот бродим по разным странам безъязыкие, с перепутанной памятью, с переписанной историей, не зная порой, что действительно происходило и происходит вокруг нас и в самих нас. Не чувствуя права на знание свободы и ответственности за то, как ею пользоваться. К сожалению, и сегодня еще огромные, обособленные пространства Земли заняты таким „зазеркальным актимиром“, являя дикое зрелище вырожденного лика человека. […]

И поэтому, когда я слышу об экологических бедствиях, возможных космических столкновениях, ядерной войне, лучевой болезни или СПИДе, все это кажется мне менее страшным и более далеким – может быть, я ошибаюсь, может, воображения не хватает, – чем те вещи, которые я описал и которые есть в действительности самая страшная катастрофа, ибо касается она человека, от которого зависит все остальное»[256].

То, что пишет один из выдающихся гуманистов о монополии, применимо и к власти в нашем обществе. И это видно из социальных карт развития, диаграмм и фигур поверхностей и волн активности и сознания, приведенных в этой книге. С общеметодологической точки зрения полученная пространственно-временная конфигурация системы обмена наталкивает на идею большого, трехпоколенного цикла развития, по крайней мере три парных фазы которого мы можем наблюдать с 1917 г. 11 лет «смутного» времени сменяются двойным по сроку консервативным периодом. С этой точки зрения ныне переживаемому «стабилизационному» периоду предшествовал период 1987 – 98 гг., когда произошли передел форм регуляции обмена и беспрецедентная в мировой практике метаморфоза средств производства групп «А» и «В», по мановению олигархии превращенных в товар и деньги. Вот уж насилие так насилие! Геном непройденной рабовладельческой формации с лихвой резонирует и в крепостном праве, и в сталинизме, и в ельцинщине, вгоняя социальную систему, в гегелевскую «дурную бесконечность», несмотря на неоднократные судорожные попытки страны выйти из этого «морока» помещичье-чиновничьего произвола деспотии[257]. И если даже гигантские потрясения ХХ века не смогли изменить этой «культурно-исторической традиции», надо сделать выводы и искать выход из ее гибельной траектории в изменении циклов роста капитала за счет поглощения человеческих жизней. Не тому, не там, не вовремя дали «ломать через колено».

В чисто научном, социологическом аспекте мне в заключение хотелось бы отметить следующее. Возможность построить пространственно-временную модель конфигурации общественной системы обмена деятельностями, выделить метрики социального пространства в виде масштаба общностей, отработать два показателя целостного движения общественной системы в виде социальной «активности» и «информированности», увидеть волновые процессы и характер их сходства и расхождений – большая удача. Ее могло бы и не быть…

Во Введении и в Приложении 1, а также по ходу изложения материала, я с глубоким уважением называют имена людей – и друзей, и врагов, и оппонентов, которые участвовали в проведении отобранных для анализа исследований. В созданных нашим общим трудом информационном поле, превращенном мной в базы данных, в своего рода экспертную систему, по предварительным подсчетам, содержится около тысячи человеколет труда. Это вроде бы очень много, – тысячелетие. Но на самом деле это малая толика того, что нужно для превращения социологии в точную естественно-научную дисциплину, измерения которой помогут сделать эволюцию жизни общества лишенной кровавых конвульсий и судорог. Я не знаю, когда это произойдет, но я старался кое-что для этого сделать. Конечно, для продолжения работы нужно создавать в машинной памяти новые виртуальные системы, позволяющие «проводить эксперименты» не на живых людях, а на данных об их реальной жизни для постоянной корректировки действий принятых решений. Это – особая тема.

Перед нами возникает образ некоторой движущейся веретенообразно, похожей на песочные часы, массы деятельности, подобно галактической системе плавающей в полях тяготения, образуемых создаваемыми ею и держащими ее в статически постоянном виде структурами. Внутри нее вспыхивают и гаснут образования различных форм жизни и полей смыслов, движутся по расходящимся и сходящимся траекториям общественных подсистем социальные группы и слои. Непрерывно, порой резко и скачкообразно и подчиняясь определенным законам внутреннего развития, вырабатывает и сбрасывает она эти поля форм, оставляя за собой предметный мир, создаваемый человеческой деятельностью, двигаясь по нисходящим и восходящим линиям и уходя в бесконечность познания перерабатываемой ею природы.

Изучать этот вечно умирающий и рождающийся мир на уровне поставленных им проблем и загадок – важнейшая задача науки.

Приложения

Приложение 1

Перечень исследований, относящихся к изложенному в книге

Предлагаемый ниже перечень ста тридцати пяти исследований (№ 001 – 135) представляет блок информации баз данных «Интегрированная информационная система социальных данных» («INSYS») и «Процесс духовного производства в современном обществе» «UNIVERSUM», охватывающий период с 1966 по 2004 гг., и заключает в себе так или ли иначе упомянутые в книге, тематически связанные и методически стандартизированные исследования (опросы по анкете, тесты, интервью, данные контент-анализа и наблюдений)[258]. Эта информация является основой выводов. Представленный блок включает в себя, во-первых, воссозданные автором в период с 1975 по 1998 гг. первичные данные всех исследований генерального проекта «Общественное мнение», во-вторых, информацию массивов, созданных им в результате вторичного анализа путем сведения данных из полевых документов разных исследований в суммарные блоки[259], в-третьих, Всесоюзные, Всероссийские и региональные исследования, восстановленные или преобразованные автором из полевых документов с помощью стандартизованных для сквозного анализа переменных.

Исследования содержат несколько десятков миллионов ответов людей по всем областям социальной жизни, данные о реакциях людей на те или иные сообщения, об их поведении при присвоении тех или иных свойств предметного мира, о процессе приема управленческих решений по социальным вопросам, об оценках людей попыток решения этих вопросов. Эти данные позволяют отработать методы оптимизации социального управления сложными социальными объектами, понять механизмы формирования фундаментальных структур сознания и его оперативно функционирующих феноменов.