Воин - Олег Бубела

Еще раз помянув добрым словом демонов этого мира, я задумался. Может быть, и вправду забрать сразу все знания степняка, чтобы потом самому в них разобраться? Так же будет проще, ведь в своих воспоминаниях почти всегда можно найти то, что нужно (если только склерозом не страдаешь). Но вскоре я отбросил эту идею – мне просто было страшно. Ведь неизвестно, как себя поведет эта информация в моей голове. А если опять произойдет слияние, и я на треть стану грабителем, что лежит сейчас без сознания у моих ног? Нет, так рисковать не хотелось, ведь своим характером я гордился и менять его не собирался. А вдруг этот степняк окажется маньяком или педофилом, а то и того хуже? Ведь мне после перекачивания информации автоматически достанутся все эти качества и целеустремления!

Нет, ну его куда подальше! Слишком уж несоизмеримы вероятные негативные последствия с легкостью получения нужных знаний. Оставив все размышления на подобную тему, я вынырнул из разума пленника и огляделся. Похоже, что на все эксперименты у меня ушло всего несколько минут реального времени. Я тут же приступил к допросу второго кочевника, бывшего в сознании. Однако на все мои вопросы он не отвечал – сжимал губы и отворачивался. Странно, может, я не тот язык скопировал? Хотя нет, по его глазам было видно, что он меня понимает, но говорить не хочет. Ладно, перейдем ко второму этапу, хотя он для меня будет малоприятным, а для пленных так и вовсе…

Выйдя на улицу, я вдохнул свежий воздух полной грудью. Кочевники явно не признавали пользы водных процедур. Мылись они, наверное, только в тот момент, когда их дождь в седле застанет. Как так можно жить, я даже и не представлял. Бомжи, они и есть бомжи! Попросив все еще стоявшего на страже Ламина, чтобы присмотрел за пленниками, потому что я не стал опять завязывать им рты, я отправился к кузнецу.

У Вашуна кипела работа, сам он, потный и уставший, бил огромным молотом по заготовке для клинка. Оторвав его от этого занятия, я попросил несколько металлических предметов, а именно – маленькие клещи, напильник и длинный тонкий прут. Напоследок я захватил немного горячих углей, насыпав их в глиняный горшок.

– А для чего тебе все это? – поинтересовался Вашун.

– Пленников научить разговаривать, – просветил его я.

– А-а-а… – понимающе протянул кузнец. – Только угли быстро остынут.

– Не беда, – ответил я и вышел из кузницы.

Горшок с углями я прихватил просто по привычке, так как собирался накаливать железо магией. Так было проще и быстрее, а угли – просто для отвода глаз. Я пока не знал, какими вопросами меня Хагел закидает, когда вернется с места побоища. Лучше уж придерживаться своей старой легенды.

Вернувшись в погреб, я попросил Ламина выйти и приступил к уже очнувшемуся пленнику, чтобы закончить с ним. Работка была грязной, муторной, противной, но я подбадривал себя тем, что как только получу нужные сведения, то буду свободен как ветер, и это заставляло удваивать усилия. Не подумайте, что все это доставляло мне огромное удовольствие. Я ведь садистом точно не был, и чужие страдания не приносили мне ни радости, ни удовлетворения. Но я понимал, что такую работу за меня никто делать не будет, а значит, придется потерпеть и продолжать пытки.

Но, несмотря на все мои старания, пленник отказывался отвечать на мои вопросы. Даже со спиленными зубами и раздробленными пальцами он только продолжал материть меня на своем языке. Я почувствовал к нему большое уважение как к достойному противнику и понял, что все мои попытки разговорить его окажутся бесполезными. Предприняв последнюю попытку допросить кочевника, я клятвенно пообещал ему исцелить все его раны и ожоги, если он честно и правдиво ответит на все мои вопросы. Пленник только плюнул мне в лицо, за что и получил удар по голове, лишивший его сознания. Первый блин вышел комом.

– Тогда приступим к тебе, – радостно оскалившись, сказал я, подходя ко второму кочевнику.

Пусть понервничает, пусть увидит, что я действительно псих, которому нравится доставлять другим боль. Подхватив щипцы, я взялся за его пальцы, чувствуя дикий ужас кочевника. Уже спустя несколько секунд пленник заговорил. Психология и в этот раз помогла мне. Не так тяжело самому переносить страдания, как видеть, что делают с другим, и осознавать, что ты сам скоро подвергнешься той же участи. Он болтал без умолку, отвечая на все мои вопросы, иногда с абсолютно ненужными подробностями, а я все слушал, запоминал и думал. Думал: а зачем им все это?

Через два часа после начала допроса я поднялся наверх, прихватив с собой окровавленные инструменты и оказавшийся ненужным горшок с углями. Вы спросите, почему я действовал так грубо и неаккуратно, почему просто не использовал навыки, полученные мной в рассветной школе? Это просто. Искусство, которому я обучался у мастера Лина, было смертельным, не рассчитанным на применение в пытках. Да, я знал множество болевых точек на теле человека, удар в которые может причинять невыносимые страдания. Но это знание мне не помогло бы, так как уже после второго удара пленник обязательно лишился бы сознания, а после пятого у него просто бы понизился болевой порог, ведь разум при таком воздействии начинает пытаться оградить сознание от мучений. Правду говорят, человек привыкает ко всему, даже к боли, поэтому проще и надежнее было использовать проверенные средства. Ведь не так сложно терпеть невыносимую боль, гораздо страшнее видеть, как ломаются твои кости, как капает кровь с твоей растерзанной плоти, как… Брр, мерзость какая!

Выйдя из полутемного погреба на свежий воздух, я снова с наслаждением прочистил легкие от запахов грязных тел, паленой кожи и квашеной капусты.

– Нужно поручить кому-нибудь убрать тела и закопать их где-нибудь подальше, – сказал я Ламину. – И советую дверцу погреба денек подержать открытой, пусть проветрится, а то воняет там после них…

– Ты их что, убил?

– Да. Все, что они могли рассказать, я уже знаю, поэтому больше мне пленные не нужны… Или ты их жалеть собрался?

– Нет, конечно, – фыркнул Ламин. – Просто уточнил, нужен ли я здесь еще или можно идти отсыпаться.

– Свободен, – махнул я рукой. – Иди отдыхай, только людей пришли, чтобы трупы вынесли.

Я отправился отдавать инструменты кузнецу. Поглядев на окровавленные клещи, Вашун недовольно покачал головой, а я извинился за непотребный вид, в котором возвращаю железки, и направился домой, чтобы в спокойной обстановке связаться с Фариамом и передать ему все те сведения, которые узнал. Во дворе я тщательно вымыл руки, оттирая с них кровь и грязь, оставленные кочевниками, а зайдя в комнату, тут же сбросил с себя куртку, всю провонявшую бомжениной. Достав разговорный амулет, я сжал его в кулаке и стал ждать ответа. Через довольно продолжительное время раздался голос короля: