Городские сказки - авторов Коллектив

ГОРОДСКИЕ СКАЗКИ

Сборник

Авторы идеи:

улицы старых городов, ночные фонари,

утренний туман, мокрый асфальт и другие

Лила Томина

Вот идет дождь

— Ты представляешь, сижу в кафе, и вдруг — он! Вылитый Оле-Лукойе, как я себе его представляла в детстве, когда отец читал мне на ночь Андерсена. Смешной — жуть! Зеленый плащ, шарф по полу вьется, полосатый, как радуга на небе; шляпа еще такая — высокая, с погнутыми стенками, белые ботинки… и, не поверишь, носки в клубничку! Это же просто чудо какое-то!

— Познакомиться не додумалась? — снисходительно спрашивает Юська, мой старый добрый друг.

Он от меня еще не такие фантасмагорические описания слышал. Я их, можно сказать, коллекционирую. Только без фотоаппарата и другой какой технической оснастки. Коллекционирую и всем рассказываю. А среди моих друзей есть парочка писателей и художников — они, соответственно, пишут дальше; и становятся мои наблюдения мифами, только живыми. Чем не развлечение?

— Подожди, это только начало. Вот только с мыслями соберусь.

Мы сидим на моей кухне в домашних костюмах и меховых шлепанцах. За окном — поздненоябрьская пурга и мерцание витрины напротив. Оно отскакивает от белоснежной плитки на стене перед нами, и при выключенном свете можно решить, что мы просто заблудились в волшебном лесу и нет никакого ноября и прочих неприятностей.

— Милая Илька, я весь внимание. Сегодняшний мой вечер — целиком и полностью твой. Я для этого даже мальчишник отменил.

— Кто женится? — спросила я без особого энтузиазма.

Он у меня сейчас на другое направлен.

— Неважно. Рассказывай. А я буду пить чай. И кофе. А потом снова чай. Сколько успею. И тебе сделаю. Ты для меня сейчас как шкатулка с сокровищем, которая никак не хочет открываться.

— Ну ладно, слушай. Я не смогла удержаться, решила выяснить, куда он направляется. Вдруг на карнавал. Если так — неинтересно, я определенно рисковала. А если нет?.. А он… В общем, он зашел за угол, спустился по длинной лестнице, не забыв вытереть полами шарфа пыль чужих блужданий, и на перилах моста через ров оставил свой шарф. Просто привязал, спасибо, что не бантиком. Думаю — вдруг шпионский флешмоб или еще какое развлечение. Минут пять мы шли: он — спокойно, я — замирая от восторга и идиотизма ситуации.

— Как в детстве прямо, — кивнул Юська и многозначительно замолчал: продолжай, мол, не отвлекайся.

— На Почтовой он бросил слепому не монетку, а засохшую бабочку. Там же подобрал старый ботинок, который спустя несколько метров аккуратно — мне даже показалось, с математической точностью — поставил ровнехонько в центр одного из люков на проезжей части. Для этого нам пришлось дождаться, пока загорится зеленый. И в этот момент он вполне мог меня уличить. Но мне нужно было, понимаешь, посмотреть на его лицо. Толком я разглядела только спину. Даже там, в кафе. И, веришь, у меня ничего не вышло.

— Почему же?

— Я не смогла, — от расстроенных чувств я выпила сразу полчашки кофе. А следующую еще варить придется. — Когда я решила чуть изменить ракурс наблюдения, он повернул голову и мне снова стали видны только его затылок, плащ и прекрасная шляпа. И потом тоже: даже самый-самый профиль сложно было углядеть. А так хотелось узнать, какого цвета у него глаза.

— Ну ладно, что еще накуролесил этот прекрасный незнакомец? У тебя лихорадочный блеск в глазах, как будто ты только что встретила живого джинна и он пообещал исполнить все твои желания.

Думаю, у меня и улыбка соответствующая.

— Положил котенка в карман.

Видимо, Юська ушам своим не поверил: его правая бровь стремительно взлетела к макушке, а чашка резко звякнула о блюдце.

— Там на дереве очень громко взывал о помощи рыжий чудик месяцев четырех от роду. Так вот, Оле-Лукойе его взял и положил в карман. Готова поклясться, он оттуда куда-то делся: плащ даже не оттопырился ни на миллиметр. Но дальше — больше. Мы шли вдоль реки и напоролись на камень — большую такую глыбу, мне по макушку, а ему, соответственно, по плечо, как в сказках. То есть, конечно, он напоролся, а я еще бы чуть-чуть — и врезалась в него. И что ты думаешь?.. Это чудо в клубничных носках наклонилось к камню, приблизительно к тому месту, где, если бы из камня вытесали человека… ох, я совсем запуталась… где у этой гипотетической скульптуры должно быть ухо, и что-то долго ему рассказывал. Жаль, я не услышала, может, это хоть что-нибудь прояснило бы. А так — сижу теперь тут вся такая загадочная, в смысле, полная загадок, и не знаю, что и думать.

— Может, он ему сказку рассказывал? — предположил Юська. И ведь даже не в шутку.

— А может. Зачем все это — шарф, бабочка и котенок? Не знаю как камню, а мне интересно. Но и это — только начало.

— Да ты что? — рассмеялся мой дружочек.

— Мы долго шли по набережной. Его шаги были широки и легки, как у ветра, а я семенила за ним, прямо как Пятачок за Винни-Пухом. Когда он остановился посмотреть на воду, я успела даже мороженое купить для конспирации. Теперь вот чувствую: килограмм микробов по горлу скребется, но знаю — ты мне не дашь заболеть.

— Конечно, не дам, хорошо, что сказала. Приготовлю тебе фирменную отраву своей бабушки. Гадкую, но наутро все как рукой снимет, — улыбнулся Юська. — Прямо сейчас и начну, а ты рассказывай.

— Постоял он у воды, поглядел на облака, летящие по ее глади. Одно, кстати, уж очень напоминало почтового голубя. Даже что-то вроде письма в лапках можно было разглядеть. Я подошла ближе, решила, значит, пристроиться недалеко, но Оле отправился дальше. На стене одного из гаражей, куда мы добирались какими-то узкими переулками, он нарисовал мелом совершенно прекрасную кошку. Да еще разукрасил ее разноцветными рыбами!

— А потом?

— А потом я вдруг потеряла его из виду. Натурально — раз! — будто и не было. На открытой местности, никаких подъездов и углов дома в радиусе ста метров, напротив — широкий проспект, светофор, машины, а вот людей не так уж и много. В общем, у меня куча незакрытых гештальтов, как любит выражаться мой шеф. И как ты все это объяснишь?

— Ну… самое простое — объяснить котенка: он мог просто выпасть из дыры в кармане, а ты так спешила за своим Оле-Лукойе, что не обратила внимания.

— Да уж, конечно, — смеюсь, — но все возможно. А бабочку?

— Бабочку… — Юська притворно-задумчиво морщит лоб (брови его то подымаются, то опускаются от мнимого напряжения), кофе пьет нарочито медленно и даже подбородок свободной рукой почесывает. — С бабочкой все сложнее. В наших русско-белорусско-украинских мифах бабочка — олицетворение души. Может быть, твой незнакомец сказал нищему, мол, вот тебе новая душа, пусть старая перестанет страдать, или что-то в этом роде.

— Ага, а ничего, что она вдобавок предвестница смерти?

— А еще — символ перерождения, возрождения и новой жизни, — парировал Юська. — Ты, Илька, не забывай, что у каждого свой способ выражаться. Может, у Оле — такой. Неважно, поймет его нищий или нет, а он все равно — оставил ему свою надежду на его перерождение. А может, это вообще что-нибудь вроде черной метки у пиратов, только наоборот. Ну, мало ли, оставил бабочку, чтобы человек задумался о своей жизни: она так коротка, а тебе еще летать и летать, а ты…

— Ладно, — соглашаюсь, — действительно вариантов много. — А что с ботинком?

Дружочек мой все-таки задумался. Минут пять молча допивал три глотка кофе, практически не отрывая губ от чашки, — еще детская привычка: пока ты пьешь чай, никто не вправе требовать ответа, и ты всегда можешь растянуть оставшийся напиток на столько, насколько хватит твоего терпения разглядывать его остывающую гладь.