Баллантайн - Уилбур Смит

Охотник поднял подзорную трубу и положил на предупредительно подставленное плечо Мэтью. Потом навел на резкость. Слон, возникший в поле зрения, показался чуть ли не рядом. Его голову обрамляла крона выкорчеванного дерева. Широкие уши были огромными, как грот клипера, слон лениво хлопал ими, и Зуга различил над массивной серой холкой фонтанчики пыли.

Он отчетливо видел, как из маленького глаза по сухой морщинистой щеке проползла слезинка, оставляя темный влажный след. Зверь поднял голову, и Зуга ахнул: такими невероятно громадными оказались дуги испещренных пятнами желтых бивней. Один клык был короче другого, на свежем изломе сверкала белоснежная слоновая кость.

На глазах у Зуги слон вытянул хобот с гибкими мясистыми пальцами на конце и захватил горсть нежных свежих листьев с упавшего дерева. Гигант орудовал хоботом с ловкостью опытного хирурга. Потом оттопырил треугольную нижнюю губу и запихнул листья глубоко в глотку. От удовольствия на старческих воспаленных глазах выступили слезы.

Настойчивые хлопки по плечу вернули Баллантайна к действительности. Он раздраженно оторвался от подзорной трубы. Ян Черут указывал куда-то выше по склону.

Из леса вышло еще двое слонов. Зуга навел подзорную трубу на них, и у него перехватило дыхание. Он думал, что первый слон огромен, а тут появился другой, такой же большой. Но следом шел третий, и Зуга глазам своим не верил.

Сержант шептал ему на ухо, едва сдерживая волнение, и от этого его голос звучал хрипло, а узкие глаза сверкали.

— Молодые слоны — его аскеры, его индуны. Они его глаза и уши. Ведь он так стар, что наверняка почти оглох и больше чем наполовину ослеп, но посмотри на него. Разве это не царь?

Старый слон был высок и сухощав, почти на голову выше своих сородичей, но плоть его, казалось, давно иссохлась. Кожа на массивных костях висела мешковатыми складками. Он был худ той худобой, какая иногда встречается у стариков, время пощадило только кожу, натянутые жилы да хрупкие кости. Мэтью правильно описал его, слон двигался медленно, словно каждый сустав отзывался ревматической болью, а тяжесть бивней, которые он носил добрую сотню лет, вконец истощила его.

Когда-то бивни были символом его величия, они и до сих пор великолепны. Они выступали в разные стороны и затем снова поворачивали внутрь, так, что концы их почти встречались. Изящные линии были идеально выверены, слоновая кость отливала нежным сливочным оттенком. Этими бивнями он вел битвы за верховенство в стаде, валил деревья в лесах, обрывал с них кору и выкапывал корни из каменистой земли, и ничто не нарушило их совершенства.

Но теперь тяжелые бивни стали для него непосильным бременем, причиняли боль старым челюстям, он устал от них и низко опустил голову. Много лет прошло с тех пор, как это грозное оружие наводило страх на его стадо. Не меньше воды утекло и с тех времен, когда он искал общества молодых самок и шумливых голосистых слонят.

Ныне длинные желтые бивни являли для него смертельную опасность, причиняли неудобство и боль. Они привлекали к нему человека, единственного его врага в природе. Охотники, казалось, беспрестанно шли по его следу, а запах человека предвещал вспышки и громовые раскаты заряжаемых с дула ружей, жгучие укусы заостренной стали, вонзающейся в усталое старческое тело.

В нем глубоко засели обломки кованых железных ножек от котелков и круглые пули из закаленного свинца. Пули, застрявшие над костяной твердыней его черепа, покрылись хрящевой оболочкой и образовали под кожей бугры величиной со спелое яблоко, а шрамы от стрел, от острых копий, от обожженных на костре деревянных кольев в ловчих ямах слились в блестящие серые рубцы и затерялись среди складок и морщин безволосой серой шкуры.

Без своих аскеров он бы давно пал жертвой охотников. Маленькое стадо из трех слонов связывала странная тесная дружба, и продолжалось это лет двадцать, а то и больше. Вместе они прошли десятки тысяч километров. От Кашанских гор на далеком юге через выжженные безводные земли пустыни Калахари, вдоль сухих речных русел, где им приходилось опускаться на колени и бивнями раскапывать песок в поисках воды. Вместе они барахтались в мелководном озере Игами, где от крыльев водоплавающих темнело небо над головой, сдирали кору с деревьев в лесах по берегам Линьяти и Чобе, переправлялись через эти широкие реки, ступая по дну и выставив над поверхностью лишь кончики задранных хоботов.

Год за годом кружили они по великому круговому пути, который пролегал через необжитые земли, лежавшие севернее Замбези, наслаждаясь плодами в лесах, разбросанных на тысячи километров один от другого, переходя на новое пастбище, как только поспевал очередной урожай ягод.

Они пересекали реки и озера, подолгу нежились в горячих болотах Сёдд, где в полдень температура доходила до пятидесяти градусов, успокаивая боль в старческих костях. Но вскоре жажда странствий снова гнала их вперед, замыкая круг: они шли на юг через горные хребты, через низкие поймы великих рек, тайными путями и древними тропами, проложенными их предками. Впервые они прошли по ним еще слонятами, бок о бок с матерью.

Но в последний десяток лет на их пути все чаще вставали люди, там, где раньше их никогда не было. На севере, по берегам озер, попадались арабы в белых халатах, с длинноствольными джезайлями. На юге им переходили дорогу высокие бородачи в грубой домотканой одежде, они охотились верхом на крепких косматых пони; и повсюду они натыкались на маленьких юрких бушменов со зловредными отравленными стрелами или воинов нгуни — те выходили на охоту отрядами по тысяче человек и загоняли зверей в засады, где их ждали украшенные перьями копьеметатели.

С каждым годом территория обитания слонов сокращалась, на древних родовых пастбищах их поджидали все новые опасности. Старый слон устал, у него болели кости, бивни тянули книзу. Но он все шел и шел вверх по склону, к истокам тропы, двигаясь с неторопливой решимостью, исполненный достоинства. Его вел древний инстинкт, потребность в открытых пространствах, память о сладости плодов, что зреют в затерянных лесах на берегах далекого озера.

— Надо спешить.

Голос Яна Черута застал Зугу врасплох.