Танец с драконами. Книга 1. Грёзы и пыль - Джордж Мартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ночью и того хуже. Тирион спал плохо даже в хорошие времена, чего не скажешь о нынешних. Спать – значит видеть сны, в которых его караулят Горести и каменный король с лицом лорда-отца. Вот и выбирай: либо лезь в гамак и слушай, как храпит внизу Мормонт, либо оставайся на палубе и смотри в то же море. В безлунные ночи оно черно, как мейстеровы чернила, до самого горизонта. По-своему это прекрасно, но если смотреть слишком долго, начинаешь задумываться, как легко было бы перелезть через борт и ухнуть туда, во тьму. Один всплеск, и жалкая историйка его жизни закончится. Но что, если ад все же есть, и там его ждет отец?
Лучшее время суток – вечер и ужин. Еда не особенно вкусная, зато ее много. Тирион ел на камбузе, где потолок был такой низкий, что все высокие ростом, особенно Огненнорукие, рисковали голову себе расшибить. Сидеть за общим столом с людьми, языка которых не понимаешь, ему быстро наскучило; как знать, над чем они смеются, не над твоей ли персоной.
Там же, на камбузе, хранились корабельные книги. Благодаря капитану их было целых три: собрание весьма посредственных морских виршей, замусоленная история похождений молодой рабыни в лиссенийском перинном доме и четвертый, он же последний том «Жизнеописания триарха Белико». Триумфальная карьера сего волантинского патриота оборвалась, когда великаны убили его и съели. Тирион прочел их все на третий день путешествия и за неимением лучшего стал перечитывать заново. История рабыни, хотя и написанная чудовищным слогом, была всего завлекательнее – ее Тирион и выбрал в этот вечер для чтения за ужином, состоящим из вареной свеклы, холодной рыбной похлебки и сухарей, которыми впору было забивать гвозди.
Когда он читал о том, как девушку с ее сестрой схватили работорговцы, в камбуз неожиданно вошла Пенни.
– Я не знала… не хотела беспокоить милорда…
– Ты меня нисколько не беспокоишь. Надеюсь, ты больше не станешь пытаться меня убить?
– Нет. – Она покраснела и отвернулась.
– В таком случае я буду только рад побыть в чьем-то обществе – здесь это редкое удовольствие. – Тирион закрыл книгу. – Садись и поешь. – Еду, которую приносили к двери ее каюты, девушка оставляла почти нетронутой – изголодалась, должно быть. – Похлебка даже съедобна; рыба, во всяком случае, свежая.
– Нет, я рыбу не ем… костью подавилась однажды.
– Выпей тогда вина. – Тирион налил чашу и подвинул ей через стол. – Капитан угощает. Ближе к моче, чем к борскому золотому, но даже моча лучше черного рома, который глушат моряки. Легче будет уснуть.
Девушка к вину не притронулась.
– Благодарствую, милорд, я лучше пойду. Не стану вам докучать.
– Так и будешь всю жизнь убегать?
Эти слова остановили Пенни у самой двери. Она вспыхнула, и Тирион испугался, как бы она опять не расплакалась. Вместо этого девушка выпятила губу и сказала дерзко:
– Вы тоже бежите.
– Верно, но у меня хоть цель есть в отличие от тебя. В этом вся разница.
– Нам вовсе не пришлось бы бежать, кабы не вы.
Что ж, в смелости ей не откажешь.
– Ты подразумеваешь Королевскую Гавань или Волантис?
– И то, и другое. Отчего вы просто не вышли сразиться с нами, как пожелал король? Мы бы ничего вам не сделали. Проехались бы на собаке, потешили мальчика, все посмеялись бы…
– Вот именно. Надо мной. – Вместо этого он заставил их смеяться над Джоффом – ловко, не так ли?
– Брат говорил, что смешить людей не позорно. Что это честное ремесло, – сказала Пенни и залилась слезами.
– Мне жаль твоего брата. – Он уже говорил ей это в Волантисе, но тогда она была так поглощена своим горем, что вряд ли услышала. Теперь до нее дошло.
– Жаль, вот как? – Губа у нее дрожала, глаза казались двумя красными дырами. – Мы уехали из Королевской Гавани в ту же ночь. Так брат решил – боялся, что нас тоже обвинят в смерти короля Джоффри и будут пытать. Сначала мы поехали в Тирош, где у нас был знакомый жонглер, много лет представлявший у фонтана Пьяного Бога. Он уже состарился, часто ронял мячи и гонялся за ними по площади, но тирошийцы все равно бросали ему монетки, хоть и смеялись. Как-то утром его нашли около храма Триоса. Там стоит большая статуя этого трехглавого бога; старика расчленили и засунули куски во рты всех трех голов. Тело сшили заново и увидели, что у него самого головы нет.
– Голова отправилась к моей дражайшей сестрице. Он тоже был карликом.
– Да, как вы и Оппо… Грошик. Жонглера вам тоже жаль?
– Я только сейчас узнал о его существовании, но мне и его жаль, да.
– Он умер из-за вас. Его кровь на ваших руках.
Это обвинение, особенно после слов Джораха Мормонта, сильно уязвило его.
– Его кровь на руках моей сестры и убивших его скотов. Что до моих, – Тирион сжал кулаки, – на них тоже немало крови. Кого я только не убивал: отцов, матерей, племянников, любовниц, мужчин, женщин, королей, шлюх. Однажды меня разозлил певец, и я велел суп из него сварить. Но ни жонглеров, ни карликов у меня на совести нет. Я неповинен в том, что стряслось с твоим братцем.
На это Пенни выплеснула вино из чаши ему в лицо – совсем как дражайшая сестрица. В глазах защипало, дверь камбуза хлопнула. Вот тебе и подружились.
Тирион почти не имел дела с другими карликами. Его лорд-отец не любил напоминаний о сыновнем уродстве, и скоморохи, державшие у себя коротышек, быстро научились держаться подальше от Бобрового Утеса и Ланниспорта. Став взрослым, Тирион узнал, что у дорнийского лорда Фаулера есть шут-карлик, на Перстах служит карлик-мейстер и среди Молчаливых Сестер тоже есть карлица, но у него не было ни малейшего желания знакомиться с ними. Доходили до него и менее достоверные слухи: о карлице-ведьме, будто бы живущей на холме в речных землях, и маленькой шлюхе из Королевской Гавани, блудящей будто бы с кобелями. Сестрица, сообщив ему о последней, посоветовала заодно найти себе течную суку и попробовать самому. На вежливый вопрос, не себя ли сестра имеет в виду, она и плеснула в него вином – да не белым, как это, а красным. Тирион протер глаза рукавом.
Пенни он больше не видел до самого шторма.
Воздух в тот день был тяжел, а тучи на западе пламенели, как знамя Ланнистеров. Матросы задраивали люки, очищали палубу, сновали по вантам и закрепляли все, что еще не было закреплено.
– Злой ветер идет, – бросил кто-то. – Шел бы ты вниз, Безносый.
Тириону вспомнился шторм, который он перенес в Узком море. Палуба из-под ног уходит, корабль трещит, во рту вкус вина и рвоты.
– Безносый останется наверху. – Если богам угодно прибрать его, он уж лучше утонет, чем захлебнется собственной рвотой.
Парус, колыхавшийся, как мех большого спящего зверя, внезапно надулся, и все взоры на корабле обратились к нему.
Ветер подхватил судно, сбил с курса. Тучи зловеще громоздились на красном небе. В середине утра на западе сверкнула молния и прокатился гром. Сильно подросшие волны били и швыряли «Вонючего стюарда». Тирион, чтобы не мешать убиравшим парус матросам, засел на баке, подставил лицо дождю. Когг, вставая на дыбы яростнее всякой верховой лошади, взбирался на валы и скатывался во впадины между ними. Удары сотрясали карлика до костей, но здесь все равно было лучше, чем в душной каюте.
Шторм унялся только к вечеру. Тирион промок насквозь, но чуть ли не ликовал. Его восторг достиг апогея, когда он нашел вдрызг пьяного Мормонта в луже блевотины на полу их каюты.
После ужина он задержался на камбузе и опрокинул несколько чарок рома с коком, здоровенным неотесанным волантинцем. На общем тот знал лишь одно слово, да и то непристойное, но в кайвассу играл отменно, особенно выпивши. Из трех партий, сыгранных ими в ту ночь, Тирион выиграл первую и проиграл две других. После этого он решил, что с него хватит, и снова вылез на палубу проветрить голову от слонов и от рома.
Пенни, стоя на месте сира Джораха у носовой фигуры, смотрела в темное море. Сзади она казалась совсем маленькой и хрупкой, будто дитя.
Тирион хотел уйти, чтобы не мешать ей, но она уже обернулась, услышав его шаги.
– Хугор Хилл.
– Можно и так. – Оба они знали, что это имя не настоящее. – Если хочешь, я уйду.
– Не надо. – Несмотря на бледность и грусть, плакать она, кажется, перестала. – Извини, что вином тебя облила. Моего брата и бедного старика из Тироша в самом деле убил не ты.
– Я тоже был причастен, хотя и не ведал о том.
– Я так скучаю по брату…
– Вполне понятно. – «Считай, что тебе повезло, – подумал Тирион, вспомнив Джейме. – Он не успел предать тебя перед смертью».
– Я думала, что хочу умереть, но сегодня, когда корабль чуть не пошел ко дну…
– Ты поняла, что все-таки хочешь жить. – Он тоже через это прошел – вот у них и нашлось нечто общее.
Улыбалась она неохотно из-за неровных зубов, но теперь улыбнулась.
– Ты правда сварил суп из певца?
– Я? Нет. Повар из меня никудышный.
Пенни хихикнула и вновь стала юной – ей было никак не больше девятнадцати лет.